Санитарный день

Сперва они почти час бездумно бродили по улицам, высматривая там и сям кошек, потом зашли в небольшое кафе, и съели по порции спагетти с невнятным соусом, обозначенном в меню как болоньезе, и не имеющим с настоящим болоньезе ничего общего, кроме названия. Расплатились, и снова пошли бродить, прихватив в кафе по бутылке газировки; бутылки эти, разумеется, перекочевали в рюкзак к Иту.

— Слушайте, Ит, я вам покажусь очень нахальной, если предложу перейти на «ты»? — спросила Дана. — Или вы называйте меня на «ты». Можно?

— Можно, — пожал плечами Ит. — Ничего не имею против. Но почему? Настолько не нравится «вы»?

— Терпеть не могу все эти «вы», официоз, и прочую бутафорию, — сказала Дана.

— Бутафорию? — не понял Ит.

— Ну да. Оно же всё ненастоящее. К тому же во многих языках этого самого «вы» вообще не существует, — сказала Дана. — Ну, в смысле, обращения на «вы». Ты и ты. И всё нормально. В китайском, например, звучит одинаково, «ни».

— А вот и нет, — покачал головой Ит. — «Ты» и «вы» там два разных слова. «Нин» и «ни». Первое — вы, второе — ты.

— Странно, — Дана нахмурилась. — А папа вроде бы говорил, что только «ни»…

— Папа знает китайский язык? — с интересом спросил Ит.

— Знал. Он был китайцем, по мне заметно, — Дана вздохнула. — Но он давно умер. Так что, может быть, я просто запомнила неправильно. Или он неправильно говорил.

— Извини, — Ит нахмурился. — Я не хотел сделать тебе больно.

— Больно? — удивилась Дана. — Мне шесть лет было, когда он… неважно. Я его и не помню почти. Это мама его помнит до сих пор, а я — что был он, что не было. К тому же он не жил с нами. Так, в гости ходил. У него вроде бы вторая жена была, китайская. Настоящая. В Китае. А мы с мамой так, приблуды, — он горько усмехнулась. — Что были, что не были. Он здесь работал, потом уехал, а потом…

— То есть ты сейчас живешь с мамой? — спросил Ит.

— Нет, ну что ты. Давно не живу. Она считает меня чокнутой, хотя деньги у меня почему-то берет, — Дана засмеялась. — Забыла предупредить. Я же чокнутая, а ещё я ведьма. Остерегайся… Ит.

— В смысле? — Иту стало интересно. — Это как понимать?

— Я занимаюсь всякой фигней, — объяснила Дана. — Делаю амулеты, обереги, и продаю, есть несколько сайтов, которые забирают у меня эти штуки. Лучше всего продаются глазастые амулеты, — Дана вдруг засмеялась. — Считается, что они оберегают от сглаза. Забавно, что в это кто-то верит, правда?

— А сама ты не веришь? — спросил Ит.

— Я? — она округлила глаза. — Я, может, и сумасшедшая, но я не дура. Конечно, нет. В эти — точно нет. А вот те, которые действительно могут кого-то от чего-то защитить, ни в какие магазины я никогда не отдам. Самой пригодятся.

— Разумно, — кивнул Ит. Кивнул, и подумал, что девушка действительно, кажется, слегка, как бы так сказать, с приветом. Ну и ладно, не такое видели. Даже забавно, пожалуй. Главное — не обидеть случайно, поэтому придется контролировать разговор. — Дана, я хотел спросить на счет кошки. Как так вышло, что ты потеряла кошку, и не помнишь, где?

Дана вздохнула, и, кажется, смутилась. Как тогда, на Балаклавском.

— Слушай, я… тогда слегка слукавила, — призналась она. — С кошкой… как бы сказать… с кошкой у меня странно. Это с детства, про кошку. Ну, как-то так получилось.

— То есть это как — с детства? — спросил Ит.

В этот момент его кольнуло какое-то смутное пока что предчувствие, и следующие слова Даны это предчувствие только усилили.

— Понимаешь, я на самом деле ищу эту кошку с детства. Лет с четырех, кажется, — она опустила взгляд. — Это как-то странно вышло. Я отлично помню, что у меня была кошка, или у нас была кошка, а мама утверждает, что никакой кошки никогда не было, и я её выдумала. Но я так хорошо её помню! Серая, пушистая, но не очень сильно, с голубыми глазами, и в красном ошейнике. Помню, как мы идем с ней по улице, вниз, к морю, она постоянно пытается забежать под чужие калитки, а я ей кричу — Джини, Джини, негодница, нельзя, вернись немедленно! Понимаешь, как бы сказать… это такое яркое и четкое воспоминание, что оно не может быть ложным, просто права не имеет. Оно настоящее, я это точно знаю.

— Ты идешь к морю? — переспросил Ит.

— Ну да, — кивнула девушка. — Такой небольшой южный городок, низкие заборчики, зелени много. Его я тоже помню, а ведь мы с мамой на море так ни разу и не были. И я сама тоже не была…

Иту пришлось сделать над собой усилие, чтобы ничем не выдать своих эмоций — и это ему удалось.

— Интересно, — снова сказал он. — Слушай, а что ты делала там, в лесу? Правда искала кошку, или что-то другое?

— На самом деле кое-то другое, но, боюсь, ты не поймешь. Или поймешь неправильно. Хотя… — Дана задумалась. — Вы же тоже там были. И ты немного похож на одного человека… чёрт. Трудно объяснить то, что объяснить невозможно.

— А ты всё же попробуй, — предложил Ит. — Вдруг получится?

* * *

— В детстве я любила лошадей. Ну, мне казалось, что я любила лошадей, но любила я их почему-то только в одном месте в городе. Ни на ипподроме, ни в конюшне в Сокольниках я их не любила. А вот там, в комплексе, на Балаклавке — любила, и очень. По словам мамы, я туда повадилась шляться, — Дана усмехнулась. — И шлялась. Несколько лет. И только лет в двадцать поняла, что я люблю не лошадей вовсе.

— А что ты любишь? — спросил Ит.

— Место, — она пожала плечами. — То место, где мы встретились. Ну, примерно. Оно больше. Я туда приезжаю думать. И немножко что-то видеть. Но я не могу понять, что я вижу.

— А на что это похоже? — спросил Ит.

Это уже была не догадка, это было то самое, от и до. Оно. Ит на какую-то долю секунды вдруг увидел странную картину — старая и пыльная гипсовая маска, лицо, с плотно закрытыми глазами, вот только где-то в районе правой брови от маски откололся кусочек, и там, под гипсом, проглядывала кожа, потому что лицо под неподвижной маской было живым. Это Стрелок, понял вдруг Ит, это Стрелок там, под маской, и он не просто жив, нет, он слышит и видит в этот момент — всё. От начала и до конца.

— Там как озеро без дна, — Дана усмехнулась. — Бездна без дна. Я там хожу. Как кошка. Туда и сюда. Иногда мне кажется, что я могу туда провалиться, но почему-то никогда не проваливаюсь. Оставляю там всякие… всякие штучки. Иногда. Когда мне кажется, что это для чего-то нужно. Только на самом деле это не нужно. Это как такая игра. Ит, я же сумасшедшая, правда?

— Я так не думаю, — покачал головой Ит. — Мне кажется, что ты абсолютно нормальная.

— Если тебе кажется, что я нормальная, то ты тоже сумасшедший, — Дана засмеялась. — Пойдем, ещё погуляем. Я знаю этот район, в нем есть пара забавных мест.

— Пойдем, — согласился Ит. — Забавные места — это порой действительно бывает забавно.

* * *

Дома, вернувшись, он первым делом включил люстру, висевшую под потолком на толстой бронзовой цепи, люстру, которую они обычно никогда не включали, потому что она была, по словам Лийги, неприлично яркая; включил, кинул на диван рюкзак, прошел на кухню, и принялся пить воду из-под крана, не замечая, что вода льется ему на майку. Голова гудела, словно в ней находился улей, полный рассерженных потревоженных пчел, мысли путались.