Санитарный день

— Каким образом это может превратиться в билет? — спросила Лийга.

— Не знаю, — покачал головой Ит. — Любым. Подкуп, шантаж, убийство. Что угодно. Ты же понимаешь, что другого выхода нет.

— Убийство? — странным голосом повторила Лийга. — Ну-ну. Это будет любопытно.

— Нам приходилось убивать раньше, как ты догадываешься, — сказал Скрипач, не глядя на Лийгу. — И сейчас…

— Кого ты собрался убивать, Скрипач? — голос Лийги потяжелел, в нём явственно зазвучал металл. — Эрсай? Каким, интересно, образом? Или кого-то из организации, о возможностях которых мы толком представления не имеем? Или Ари с его подругой? Ты уверен, что у тебя из этого что-то получится? Серьезно? Правда? Если в твои планы входило сейчас кого-то насмешить…

— Нет, не входило, — ответил Скрипач тихо. — У тебя есть, что предложить? Тогда говори. Мы — не знаем. Понимаешь? Просто не знаем уже, что делать. Но руки мы не опустим, и бороться не перестанем. Кажется, об этом ты уже могла догадаться.

Лийга сидела, неподвижно глядя на него, затем снова прикрыла глаза, и негромко произнесла:

— Значит, так. Моё предложение. Действуем следующим образом. Вы втроем продолжаете делать то, что вы делаете. Так, как решили, и как рассказали мне сейчас. Я — еду пока что на дачу, потому что мне надо подготовиться, и подготовку эту лучше никому не видеть, и никому про неё не знать.

— Ты говоришь про полный сетевой режим? — с ужасом в голосе спросил Ит. — Лий, нет. Во-первых, ты одна. Ты Сэфес, и ты одна. Во-вторых, у тебя блокировка. Да, да, да, ты её снимала частично тогда, на берегу, когда это всё случилось, но снимала на тысячную долю секунды, и не полностью. Сейчас…

— Сейчас я — ваше единственное оружие, — тихо произнесла Лийга. — В неисправности которого он стопроцентно уверен, потому что я говорила с ним, и многое объяснила ему. Тогда, когда мы еще жили все вместе. Он спрашивал, я отвечала. Правду. Я не лгала, и это сейчас может нас спасти. К тому же он, на наше счастье, не имеет представления о здешних методах работы, и о том, что, например, мы можем входить в псевдосмерть без сопровождения. У вас этого делать не могут, насколько мне известно.

— Да, не могут, — подтвердил Ит. — Но тебе не приходило в голову, что ему могли рассказать о методиках, принятых здесь?

— Приходило, — пожала плечами Лийга. — Возможно, и рассказали. Но это не имеет значения.

— Почему? — не понял Ит.

— Потому что я сделаю сейчас всё демонстративно. И демонстративно же потерплю неудачу. Про которую вы ему доложите при первой же возможности. Хотя, думаю, он и сам узнает про неё. А вот что я сделаю на самом деле — он не поймет.

— А что ты сделаешь на самом деле? — с интересом спросил Скрипач.

— Не скажу, — Лийга коротко глянула на него. — Да, не скажу, потому что вы можете это выдать ему. Про то, что я сделаю, буду знать только я, и никто другой. С этим ясно?

— Ясно, — вздохнул Ит. — Что ж, согласен. Пусть будет по-твоему.

— Видишь ли, Ит, он меня изучал, — Лийга нехорошо усмехнулась. — Вот только он не учел, что я его тоже, в некотором смысле, изучала.

— Про изучение, кстати, стоит подумать отдельно, — сказал Ит. — Потому что, сдается мне, он изучил за эти годы гораздо больше, чем мы думали.

— Ещё больше? — удивилась Лийга.

— Ну да. Он изучал нас. И знает о нас на данный момент больше, чем мы сами, — с горечью сказал Ит.

* * *

— Понимаешь ли, все эти годы у него перед глазами была наша семья, — Ит с тоской посмотрел на Лийгу. — И он общался со всеми. Годами. Боюсь, он знает о нас всё, потому что в базе, которая была нам оставлена, есть множество записей Берты, Фэба, Кира, в которых они говорят о нём. Причем говорят так, чтобы он не догадался, о чём идет речь. Теперь понятно, что каждое сообщение в базе является предупреждением, для нас. Думаю, они понимали, что он собой представляет, и пытались… пытались как-то об этом сказать нам. У меня, кстати, именно такое ощущение и было, — признался он. — Но я очень старался гнать от себя эти мысли.

— Почему? — спросила Лийга. Дана тоже вопросительно посмотрела на Ита.

— Да потому что хотелось верить в лучшее, — признался Ит. — Очень хотелось, особенно после того, что произошло.

— Лий, его же Ри держал, как мы считали, чуть ли не в заложниках, — Скрипач тоже посмотрел на Лийгу, и взгляд его в тот момент был виноватым. — Помнишь, мы рассказывали тебе про Альтею? Ну, про тот эксперимент с локациями, в которые мы заходили. И он там был, причем в локации он выглядел, как глубокий старик, который пытался нас о чем-то предупредить. Мы думали, и не только мы, что Ри вернул его, и удерживает на Тингле едва ли не силой. Что ему не дают нормально полноценно жить, что он от того, что происходило в тот период, мог сойти с ума… много версий было, более чем много, но, как сейчас выясняется, ни одна из них не оказалась верной. Никаким заложником или пленником он не был. Он… он просто ждал. Учился, собирал информацию, и ждал. И дождался.

— Он говорил, что не хочет причинять вам вред, — напомнила Дана.

— Разумеется, не хочет, — хмыкнул Скрипач. — Зачем ему причинять нам вред, когда наши организмы это сделают прекрасным образом самостоятельно? Он не причинит нам вред, Дана. Он просто не даст причинить нам пользу, если ты понимаешь, о чём я.

— Он хочет вас… убить? — удивилась Дана.

— Не думаю, — покачал головой Ит. — Убить — нет. Подчинить — да. Ри это так и не удалось, как ты понимаешь. А вот он, кажется, нашел способ.

— Но зачем?..

— Я не знаю, — пожал плечами Ит.

— У этого всего должна быть какая-то цель, её просто не может не быть, — с ожесточением сказала Дана. — Надо как-то иначе рассуждать, наверное, или как-то иначе думать, чтобы догадаться. Разве нет?

— Вопрос только — как именно, — Ит вздохнул. — Фэб, между прочим, писал об этом. Вот, читайте сами, фрагмент небольшой.

«Его слова о подходе и методах тогда очень сильно меня задели, и я долго думал, что есть для него подход и метод в сложившейся ситуации. Кажется, он видит не только намного больше, чем видим мы, он это делает совершенно иначе. Я бы рискнул назвать его позицию фанатичным рационализмом, как бы абсурдно это ни звучало, и мне страшно даже представить, какой метод он может избрать для доказательства своей теории».

— Я вижу четыре ключа, — произнесла Лийга задумчиво. — А именно — «подход», «метод», «фанатичность», «рационализм». Ещё присутствует некая инаковость, но про это мы уже и так поняли.

— Знаете, у меня такое ощущение, что мы пытаемся заглянуть в какую-то инфернальную тьму, которая у него в голове, — тихо сказал Скрипач. — Мы смотрим сейчас в эту огромную тьму, мы знаем, что там прячутся какие-то демоны, но мы ничего не видим! Может быть, из-за того, что тьма слишком велика, а мы просто не осознаем её масштаб?

— Вселенная, — едва слышно сказала вдруг Лийга. — Септиллионы звезд, септиллионы обитаемых планет. Сфера. Уровни. Контроль. Транспорт. Круг. Время. Пространство. Аномалии. Порталы и связки. Неисчислимое количество рас, видов, подвидов. И вот над этим всем стоит незримо Слепой Стрелок. Вам не кажется, что тьма действительно слишком велика? Вы не думаете, что вы несколько преуменьшили масштабы того, что сумели увидеть? Вы не осознали, какое количество преобразований заложено в эту прогрессию, а вот он… он, кажется, догадался. Нет, не о точном их количестве, о приблизительном, но он сумел осознать порядок. Вы нет. Он да. И действует он сейчас, исходя из того, что осознал.