Санкция на жизнь

Страх еще не предстал во всей красе объективной информации и магии официальных сводок. Поэтому основная масса пока не верила. Но числа, в отличие от нас, не умеют врать. И эти бесстрастные числа астрономических наблюдений и расчетов уже вырвались на свободу из-под чуткого взора спецслужб, они уже прокладывали себе путь в сердца и умы самых обыкновенных людей из двух зеркальных Солнечных.

Числа в своей отрешенной манере повествовали о грядущей душегубке.

Приближался момент истины.

В мире или в войне ждать неминуемого конца света? Зловеще выступал на первый план этот простой с виду вопрос…

И каждый здравомыслящий человек мог дать на него простой с виду ответ.

* * *

Коротко пискнул сигнал минутной готовности.

Лабур открыл глаза, и мир вспыхнул феерией образов. Нужно было сосредоточиться, чтобы не потерять сознание во время последнего накопительного заряда, поступающего на «соты» от кораблей флота…

А побочные эффекты седативина давали жару.

Взгляд пытался зацепиться за какую-нибудь конкретную деталь, но то и дело срывался в беспорядочное блуждание и терял фокус. Стекло шлема… Неизлечимо красивый хвост Килы, до мерзлого ядра которой оставалось лишь дотянуться рукой и сжать его в кулаке, раздавить… Обиженные бледные строки специально перезагруженной «оси» бортовой машины, висящие в воздухе… Едва уловимое периферийным зрением движение руки напарника, сидящего в соседнем кресле…

— Тут даже не корреляция с индексом, — вдруг очень четко сказал Кордазян. Эхо дважды повторило его слова в наушниках шлема. — Тут самая обыкновенная линейная зависимость.

— В чем? — поддержал разговор Егор, чтобы не забыться.

— Если, по их расчетам, 12 «Надиров» достаточно для уничтожения Килы, то без особого труда можно посчитать, сколько хватит, чтобы дестабилизировать ядро Земли со всеми вытекающими. Или просто разнести планету на кварки.

Лабур с усилием сфокусировал взгляд на строке обратного отсчета. Число медленно, попиксельно сменилось с 35 на 34.

— Гордись, — сказал он, стараясь побороть надвигающуюся тошноту. — Только что ты придумал новую физическую единицу измерения. Надир.

— Горжусь, — ответил Кордазян. И тупо уточнил: – А что ею меряют?

— Мощность направленного гравитонного импульса.

— Слушай, а ведь – правда! Надо будет предложить командованию, когда очухаемся. Пусть передадут ученым, а вдруг приживется?

Егор вновь посмотрел на цифры, оставшиеся до активации накопителей. 2 и 3. Значит: 23. Как медленно идет время…

— Кстати, — озвучил он мысль, внезапно пришедшую на ум, — если следовать твоей теории линейной зависимости мощности гравиимпульса, требуемой для полного G-распада тела определенной массы, то, чтобы разнести звезду типа нашего Солнышка, нужно всего лишь… э-э… примерно…

— Нет, — колоколом отозвался в вакууме голос Кордазяна. — Видимо, все-таки придется коррелировать…

— Успеешь еще покоррелировать пару раз перед смертью!

Егору вдруг стало очень смешно от собственной площадной шутки. Он хотел было открыть рот, чтобы рассмеяться, но губы уже намертво слиплись. В мозгах зажужжало. На барабанные перепонки навалилась вселенская тяжесть. Глаза резанул нестерпимый свет, болезненный даже сквозь сомкнутые веки. Кишечник сжался в узел, а пищевод судорожно попытался вытолкнуть из себя несуществующую пищу…

Все шесть истребителей содрогнулись, словно тычинки цветка, по которому со всей дури пнули увесистым ботинком.

Это накопители комплекса «Удар» приняли в себя второй – и последний – заряд от сотен различных военных и гражданских кораблей. И русско-китайский флот Солнечной Y, отдав две трети энергии «сотам», повис обездвиженной в янтаре мухой.

Сильнейший электромагнитный импульс выбил всю электронику на «Хамелеонах», удерживающих драгоценную сердцевину в нужной пространственной ориентации. В самих «сотах» при этом полностью сохранялась целостность цепей, магнитных катушек, триодных схем и прочих сложных систем. Но управлять дистанционно заряженным комплексом было невозможно: радиоволны не проходили сквозь высоконапряженные поля, окружающие «соты». Именно из-за такого парадокса и нужны были живые люди для осуществления грандиозного замысла командования. Ведь именно они меняли сгоревшие компрессоры и реле, заливали новый электролит в аккумуляторы, «прозванивали» цепи, загружали операционки, рестартовали бортовые компьютеры «Хамелеонов-12», в общем: вручную делали рутинную работу, которая до сих пор не под силу даже самым умным машинам…

А затем им предстояло – с помощью нескольких точных отработок двигателями – подергать за тросы и подправить «соты» таким образом, чтобы гравитонный импульс невиданной силы попал по комете Кила, а не куда-то там еще.

Проще простого, скажет тот, кто не знает: на всё про всё у экипажей шести истребителей имелось чуть больше часа. Потому что после этого, по расчетам, должна была произойти боевая разрядка «сот». Автоматически.

Проще простого.

* * *

Связь между скафами заработала после замены больших твердотельных батарей на плечевых энергоблоках. Практически сразу после этого включился автономный внутренний обогрев и вентиляция.

— С неделю назад я видел на станции чувака, который ради научной ценности эксперимента добровольно пережил ЭМ-импульс подобной мощности без избирательного угнетения сильными седативными средствами структур мозга, регулирующих эмоции, — сказал Кордазян, осторожно отстегиваясь и всплывая над приборной панелью. — У него потом так интересно слюна по парадному кителю стекала.

— Не слишком ли ты умный для пилота-штрафника?… — морщась от головокружения, спросил Лабур.

— Я, прежде чем здесь оказаться, полгода в одиночке провел. Читал все, что перепадало от охранников: техническую литературу, медицинскую, немного математики и физики… — объяснил Кордазян. И с обидой в голосе добавил: – А вот обычной беллетристики с картинками, изверги, не давали.

Егор поморгал, приходя в себя после укола механического шприца, встроенного в предплечье скафандра. Раствор, нейтрализующий седативин, уже растекался по жилам.

Он тоже отстегнул ремни и, аккуратно подтянувшись к потолку, отсоединил ящик с инструментами.

— Ладно, хватит трепаться. У нас полчаса, чтобы привести машину в чувство.

Кордазян хотел привычным движением почесать выбритый подбородок, но пальцы в перчатке стукнулись о стекло шлема, и он чертыхнулся. Достал из широкого кармана светохимический стержень и переломил его. Рубка постепенно наполнилась зеленоватым мерцанием.

— Помнишь, о чем мы болтали, когда приход от транков был? — сердито спросил Егор, колыхая перед собой эластичный пакет с электролитом.

— Помню. Я изобрел новую единицу измерения.

— А про практическое применение сверхмощного гравитонного оружия?

Кордазян закончил отвинчивать кожух основного распределителя и чуть было не упустил в свободный полет отвертку. Вновь чертыхнулся.

— Между прочим, Солнце вовсе не обязательно уничтожать, — наконец откликнулся он. — Что-то ты разговорчивый стал, командир, а?