Санки, козел, паровоз
Шрифт:
Приложенная записка:
Необходим докорм, 30–40 г. Молоко стерилизовать. Через неделю — в консультацию для контрольного взвешивания. Молоко годно сутки. Кормить через три часа семь раз в сутки. Сладкая водичка с ложки — 150 г, 1 ч. ложка сахара на 1 ст. воды. Ночью — ложек 10–15 сразу, а днем — по 5–6.
Оказалось, что море — серая полоска за окном вагона. За час до Евпатории она появилась слева по ходу поезда, совершенно заурядная. А говорили — море, море!.. Потом Виталик лизнул плечо вернувшегося в купе АНКа, который на стоянке успел окунуться. Чуть солоновато. Еще были ракушки — на шкатулках и так, сами по себе, увязанные в бусы и раскрашенные, не Бог весть что. Да, и полосканье носа и горла — мама заплывала подальше, набирала в бутылку воды почище.
О чем это я, Господи. Не могу забыть телефонный номер: Миуссы-один-восемь-восемь-девять-один.
Вот к Алику и вернемся.
Страдал жестоко, но неброско, Студент Виталий Затуловский.Это, как выяснилось, пятьдесят лет назад Виталик написал на метровском билете и отдал его Жене. Той, с которой после знаменательного эксперимента с алкоголем встретился на горбике Устинского моста. А напомнила она Виталику об этом через полвека в Тургеневской библиотеке, где Алик давал сольный спектакль под названием «Встреча с читателями». Он теперь писатель, даже член. А книга его очень хороша, ах как хороша его книга. Он спустил с поводка свои раздумья об искусстве — и окунуться в это оказалось истинным удовольствием. И стихи свои читал, устремив голубой взор мимо и чуть выше. Там Арон с Сарой рифмуются с Ронсаром, дон Отелло — с Донателло. Во! Только после той книги стихи отдавали опереттой. И вдруг: «О город дивный мой, о нищий страшный город, осенний и босой, раздет, разбит, распорот…» А еще он шалит с переводами «Матушки Гусыни»:
Королева с утра В летний солнечный день Напекла два мешка пирогов. Но из глуби двора, Перепрыгнув плетень, Вор стащил все и был таков. Но король не дремал, Он воришку догнал И ударил беднягу мечом. И мошенник, мгновенно вернув пироги, Закричал: воровать? Нипочем!Виталик вспомнил, как перекладывал Гусынины вирши для дочки. Перед этим стишком он тогда спасовал — легкость и изящество Самуила Яковлевича казались недостижимыми:
Дама бубен Варила бульон И пудинг пекла на обед. Десятка бубен Украла бульон, А пудинг украл валет…Ну и так далее. Теперь же лавры друга снова подтолкнули его к соревновательному настроению. Где, собственно, карты из оригинала? И что за образ короля-изверга: мелкого воришку — мечом? Правда, видать, тупым — преступник не пострадал.
Виталик поскреб затылок. И вот:
Дама червей Копченых угрей Купила на пять медяков. Валет той же масти — Такое несчастье — Стащил их и был таков. Король червей Велел всех угрей Зажарить, а с ними — яйца. Воришка был скор — Вернул все, что спер, И обещал исправиться.И хотя сам Виталик понял, что за Маршаком ему все равно не угнаться, Матушка Гусыня не оставляла его в покое целую неделю, принуждая то и дело хвататься за карандаш. «Посмотрим, посмотрим, — бормотал он, — что тут наваляла эта птица». Ага: Over the water and over the lea, / And over the water to Charley.За морями, за лесами, за широкими полями жил да был Чарли — тот еще парень, выпивоха и бабник: Charley loves good ale and wine, / And Charley loves good brandy, / And Charley loves a pretty girl / As sweet as sugar candy.Что
называется, сладкоежка. Дальше следует рефрен за морями и проч., и Гусыня заявляет, что нет и не будет у нее для Чарли ни доброй закуси — I’ll have none of у our nasty beefни, как понял Виталик, сырья для пива — I’ll have попе of у our barley, но определенно найдется немного муки тонкого помола, чтобы испечь проказнику пирожок.Вот как распорядился этим текстом Алик Умный:
Любит Чарли эль, вино, По лесу прогулку, Любит Чарли юных дев, Сладких, словно булка. Только нету у меня Ни вина, ни мяса. Нет в запасе ячменя, Пива нет и кваса…Здесь образ Чарли получил дальнейшее развитие. Кроме выпить-закусить-прижать девчонку он обрел склонность к неспешным прогулкам среди дубов и вязов добрых старых английских лесов. Пора листопада, к примеру. Шуршит Чарли палыми листьями, какой и кончиком стека подденет, полюбуется и дальше бредет. Одно слегка озадачило Виталика — пристало ли Чарли пить квас?..
И он захотел сказать свое слово:
За морями под горой Сидит Чарли удалой. Любит он вино и бренди, Любит добрый эль, Любит девушек красивых, Сладких, словно карамель. За морями под горой Сидит Чарли удалой. Ни вина, ни девушки — Завести интрижку, — Только пригоршня муки, Чтоб испечь коврижку.Он так привязался к Чарли, что, встретив его снова уже в другом произведении, даже огорчился, поскольку этот малый превратился в отпетого жулика:
Charley, Charley, Stole the barley Out of the baker’s shop. The baker came out And gave him a clout, Which made poor Charley hop.Краткое содержание: кое-кто у кое-кого кое-что спер и за это получил по шее.
У кондитера у Пита Чарли спер большое сито —эх, надо бы Питера, что с кондитером дает хорошую внутреннюю рифму «кондитера-Питера», но тогда сито летит к черту —
Да еще прихватил карамели. Только Пит — мужик что надо, Так отделал ситокрада, Что не мог тот сидеть две недели.Довольный собой, Виталик ревниво заглянул в перевод Алика:
Честнейший малый Чарли — Простите уж меня — Украл из лавки пекаря Три меры ячменя. Но вышел тучный пекарь Со скалкой (или без?), Удар — и бедный Чарли Подпрыгнул до небес.В общем, заключил Виталик, все молодцы. Ро-ро-ро, цы-цы-цы.
Была у Матушки еще мичуринская (или лысенковская?) история о том, как на ореховом деревце выросли мускатный орех и золотая груша, на что специально прибыла посмотреть дочь испанского короля. Виталик, недолго мучаясь, написал:
Вот лещина у ворот, А на ней, послушай, Вырастает каждый год Золотая груша. Из большого интереса К этой груше виду К нам кастильская принцесса Скачет из Мадрида.