Санкта-Психо

— Может быть, ты в какой-то степени хочешь замолить грех… я имею в виду того мальчика?

— Какого «того мальчика»?

— Которого ты потерял в лесу?

Ян опускает глаза. Почему-то он чувствует необходимость во всем ей признаться.

— Дело было не совсем так, — тихо, почти неслышно произносит он. — Я его не терял.

— Ты же сказал…

— Нет. Не терял. Я оставил его в лесу.

Она смотрит, ни слова не говоря, и Ян быстро продолжает:

— Ненадолго… и в полной безопасности.

— Зачем?

— Своего рода месть… — вздыхает Ян. — Месть его родителям. Матери. Я хотел заставить ее сходить с ума. Думал, знаю, что делаю, но…

Он замолкает.

— И что, — тихо спрашивает Ханна, — стало лучше?

— Не знаю… нет, не думаю. Стараюсь не вспоминать эту историю.

— А сейчас ты бы тоже так поступил?

Ян смотрит на нее и отрицательно качает головой:

— Я не могу навредить ребенку.

— Я тебе верю.

Эти голубые глаза… Он не понимает Ханну. Совсем не понимает. Надо было бы остаться, поговорить… узнать, что она думает о нем. О нем и о Рёсселе.

Он встает:

— Спасибо за чай, Ханна. Увидимся на работе.

И выходит в ночной холод. В рюкзаке у него книги Рами. Идет прямо домой, никуда не сворачивая.

Юпсик

Концерт, закончившийся поцелуем и дракой, должен был состояться в общем зале Юпсика, там, где стоял телевизор.

Велели собраться в семь часов, но к назначенному сроку появились всего три человека. Та самая черноволосая женщина, которая напоминала Рами о времени психотерапевтического сеанса. Психобалаболка, как ее назвала Рами. И санитар Йорген с маленькой застенчивой голубоглазой практиканткой. Ян никогда не видел, как она с кем-то разговаривает. Почти такая же стеснительная, как и сам Ян.

Он поставил ударные позади микрофона Рами, чтобы она как можно больше его заслоняла. Пусть будет слышно, но не видно. И он уже раскаивался, что согласился на все это.

В пять минут восьмого начали собираться слушатели. Привидения, как их назвала Рами. Привидения шаркали ногами и тихо рассаживались на полу, скрестив под собой ноги.

Ян не знал их по именам, но уже узнавал почти всех обитателей Юпсика в лицо. Пятнадцать или шестнадцать подростков, в основном девочки, но и несколько мальчишек. Немытые волосы… правда, некоторые тщательно причесаны. Кто-то сидит спокойно, другие все время вертятся и оглядываются. Кто они? Юные наркоманы? Те, кто беспощадно травил кого-то… или наоборот, жертвы школьной травли?

Ян даже догадываться не хотел. Он не был знаком ни с кем, кроме Рами. А когда услышал, как тощий подросток, глядя на нее, спросил у соседа: «А это еще кто?», понял, что Рами тоже не спешила заводить себе приятелей в Юпсике.

А она молча стояла перед микрофоном, бледная-бледная, и изо всех сил сжимала гитару.

Йорген встал рядом, руки в карманах джинсов. Оглядел собравшихся подростков:

— О’кей, послушаем музыку… Наши друзья Алис и Ян поиграют нам немного…

Кто-то неуверенно хихикнул.

— А телик? — разочарованно спросил высокий паренек в джинсовой куртке. Ян видел его и раньше, кто-то даже называл его имя, но он не запомнил. — Сегодня же хоккей… мы что, не будем сегодня телик смотреть?

— После музыки — сколько влезет, — решительно заявил Йорген. — А теперь — тишина.

Но тишины добиться так и не удалось. Привидения хихикали, шептались и толкались.

Рами, как и Ян, боялась сцены. Может быть, не так сильно, но тоже боялась. Ян сразу понял. Он видел, как она бледна, как то и дело закрывает глаза, точно пытается вообразить, что в комнате, кроме нее, никого нет. Но, очевидно, была у нее какая-то тайная связь с публикой: как только она открыла рот, мгновенно наступила тишина.

— О’кей, — сказала она делано небрежно, — это американская песня, я перевела слова…

И начала с «Дома восходящего солнца». Ян хорошо знал эту песню, и аккомпанировать было легко. Потом последовали переводы песен Нейла Янга «Беспомощный» и Ceremony группы «Джой Дивижн». Название она перевела так: «Ритуалы». Все эти песни они репетировали.

Рами заметно успокоилась, щеки порозовели. Закончив «Ритуалы», она вдруг повернулась, подошла к Яну и поцеловала его в губы.

У него чуть палочки не выпали из рук. Поцелуй длился три секунды, не больше, но ему показалось, что Вселенная прекратила вращаться и остановилась.

Она отняла губы, ласково улыбнулась и вернулась к микрофону:

— Последняя песня называется «Ян и я». — И начала отбивать ногой четырехдольный ритм.

— Раз, два, три…

Он никогда не слышал этого названия, к тому же совершенно растерялся после поцелуя, но все же начал понемногу подстукивать, чтобы не дать ей выбиться из ритма. Рами взяла минорный аккорд:

Я лежу в своей постели, Рядом Ян лежит, Мы знаем, где мы, Знаем, куда мчимся: Лежа в моей постели, Мчимся прямо в космос, В холод небывалый… Но так прекрасен мрак, Что можно все забыть.

И, закрыв глаза, продолжила рефреном:

Ян и я, я и Ян, День и ночь, ночь и день.

Яна это совершенно ошарашило, и он чуть не сбился с ритма. Выходило так, будто у него с ней что-то было, но ведь ничего же не было! Он знал ее запах, но она до этого поцелуя даже не дотрагивалась до него!

Закончив, она тут же, без паузы, перешла в другую тональность, наклонилась к микрофону и, посмотрев в первый раз прямо на слушателей, улыбнулась:

— А это посвящается моему психологу.

Ударила по струнам и властно кивнула Яну. Ян взялся за палочки.

Рами помолчала немного, прислушиваясь к ритму, а потом начала, с жесткими синкопами:

Изо рта твоего Рождается плетка, Из позвоночника — бритва, В колодце мозгов твоих Зреют пиявки, И ты бросаешь меня В этот колодец, Когда что-то не по тебе.

Набрала воздух и с ударениями чуть не на каждом слоге начала рефрен:

Психо, психо, психобалаболка, Балаболить перестань, Дай мне жить, дай мне жить, дай мне жить!

Она повторила припев не меньше десяти, а может, и пятнадцати раз. Выпрямила спину, и даже скорее не пела, а выплевывала слова:

Балаболить перестань!

Она не брала аккорды, только встряхивала гитару, но Ян продолжал давать ей устойчивый, точный ритм.