Сапер

— Уже подъезжаем. Хорошо ты поставил на место попа!

Надо было видеть лицо старлея, когда он увидел разбомбленное здание отдела. Вокруг бродили люди, кто-то пытался тушить небольшой пожар. Буряков легко соскочил с мотоцикла, нашел какого-то чина, начал напористо докладывать.

— Я так даже и не узнала, как ты смог меня вытащить из под ареста, — тихо произнесла Вера, разглядывая как лейтенант размахивает руками.

— Судьба, значит, у особиста такая, — я попытался скаазать это как можно более безразлично. — Увидел, что его при обстреле убило, ну… взял грех на душу, украл протоколы.

Наверное, артист я хреновый, потому что Вера внимательно посмотрела на меня, потом тряхнула рыжими волосами.

— Петя, это… ты его?

— Вера, зачем тебе это? — тихо спросил я.

Невеста ахнула.

— Тебя же расстреляют! За сотрудника органов знаешь какой спрос?!

— Кишка у них тонка. Считаешь, лучше бы тебя пустили по этапу? Да и кто теперь узнает?

— Как же ты это сумел сделать?

— Ткнул ножиком в сердце, а в рану осколок вложил.

— Дурак, ты Петя. Любой судмедэксперт поймет, что рана от ножа.

— Не поймет, — я ткнул пальцем в развалины, рядом с которыми Буряков спорил о чем-то со своим собеседником. — Не до Шепелева сейчас судмедэкспертам.

— В Киеве разберутся — уже не так уверенно произнесла Вера.

— И в Киеве совсем скоро будет не до особиста. Не волнуйся, я все продумал.

Я был уверен в том, что про Шепелева знаем только мы вдвоем: он остался на месте гибели. Буряков пытался организовать транспорт, но его, как я понял, мягко отшили. Пообещали при отходе тело в первую очередь доставить. Только глядя на то, что творится в Шепетовке, сомневаюсь я, что до покойного старлея будет кому-нибудь дело. Да и довезти до того места, где сделают вскрытие, не самое простое дело. А по июльской жаре через неделю там никто ничего понять не сможет.

Не так, конечно, надо было делать, чуть не спалился я в горячке. Зачем я с ним беседы стал вести? Тюкнул бы по голове, придавил бы без следов — и вся забота. А так, если бы хоть раздели обмывать, кто-нибудь мог бы к ране присмотреться. Хоть и разодрало там рану осколком, а вдруг не всё? Я же не душегуб со стажем. Это теперь я задним умом силен.

Ай, ладно, что рассуждать, если прошло всё так как прошло? А на будущее надо, конечно, сначала думать, а потом делать.

Мы помолчали. Приехавшие пожарные быстро дотушили огонь, начали сворачивать шланг. В городе завыл ревун воздушной тревоги. Я посмотрел в небо. Там опять среди облаков ползли немецкие «стервятники».

— Ну что, не передумала замуж за убийцу выходить?

— За защитника, — тихо, но уверенно сказала Вера. — Не передумала.

Я повеселел, улыбнулся подходящему к нам Бурякову. Тот же был мрачен.

— Надо ехать в управление в Житомир. Тут нам не помогут. Все, кто нужен, уже эвакуировались.

* * *

Путь до Житомира, неполных полтораста километров, занял больше восьми часов. Дорога была забита людьми. Буряков то и дело сигналил, требуя пропустить мотоцикл. Впрочем, это помогало не очень сильно. С одной стороны беженцы, навстречу им — военные транспорты. Где можно, мы проезжали по обочине, но и это получалось не везде. Иногда казалось, что мы едем медленнее пешеходов. Жаль, что с нами не было такого знатока местности как Николай, может, километров мы бы отмотали побольше, зато куда надо попали бы гораздо быстрее.

Возле какого-то лесочка Буряков свернул с дороги и поехал к видневшейся неподалеку речушке.

— Надо отдохнуть немного, перекусить, — сказал Буряков, останавливая мотоцикл в тени деревьев.

Запасливый парень оказался наш сопровождающий, я даже и не заметил, как он в Шепетовке добыл еды на дорогу.

Я слез с заднего сиденья и помог Вере выбраться из коляски. Оказалось, припасы лежат у нее в ногах. Да и где им еще быть в таком транспорте? Когда доставал, наткнулся на гранатную сумку. Ого, противотанковые, РПГ-40, серьезная штука.

— Что это вы, еще и истребители танков? — спросил я, показывая Бурякову гранаты.

— Да нет, — замялся он, — Это Шепелев, он их за собой таскал, нравилось ему, чтобы побольше.

Первым делом я пошел к речушке (или широкому ручью — тут уж кому как нравится) и с удовольствием умылся. Пыль с дороги аж на зубах скрипела, а из носа ее комками можно было вытаскивать. Тут же рядом со мной пристроились и остальные участники мотопробега Шепетовка — Житомир, точно так же смывая пот и пыль со своих лиц и рук.

На обед нам досталось с полкило ливерной колбасы, краюха ржаного хлеба, три кривоватых огурца и вода в фляжке. Предположим, вода у меня тоже была, но вот с остальным возникли бы трудности. Так что немудреный перекус оказался как раз кстати.

После еды лейтенант предложил немного отдохнуть, а мы с Верой спорить не стали — возвращаться на дорогу не хотелось никому. Так что мы сели в тенечке и вытянули ноги.

— А вы откуда родом, товарищ лейтенант? — спросила Вера. — Не из Москвы? Разговариваете по-тамошнему.

— Акаю?

— И смягчаете. Ш вместо Ч в словах проскальзывает.

— Из нее самой, — не стал отказываться Буряков. — Хотя родился в Башкирии. Мы переехали в столицу, когда я маленький еще был, так что рос уже в Москве.

То-то я думаю, откуда в тебе гонору столько? А ты, лейтенант, наверняка сын больших родителей. Лет тебе на вид не очень много, около двадцати пяти. Значит, родился ты в году пятнадцатом, ну, плюс-минус. И в детстве в Москву родители переехали. Небось, партийные начальники. Или спецы.

— Это сразу после революции, значит? — решил уточнить я.

— Что? — растерянно переспросил Буряков.

— Родители перебрались в столицу когда?

— А, вы про это? Да, как только правительство из Ленинграда переехало, ну, тогда еще Петрограда, так отца и вызвали. Мы долго в «Метрополе» жили, потом родителям квартиру дали.

Так и есть, угадал я. А папаша, значит, пережил все чистки и посадки, которых там, наверху, совсем немало случилось. Хитрый оказался, живучий.

Буряков расслабился, видно было, что вспоминать про семью ему приятно. Куда и делась та въедливая противность, которая так и лезла из него на допросе. И ухмылочка его презрительной уже не казалась. Вроде бы хороший парень, свой в доску. Только нельзя ни на секунду забывать, что в случае чего этот симпатяга под расстрел подведет и сам же исполнит, не задумываясь. С таким откровенничать никак нельзя. Лучше помолчу, целее буду.

Похоже, и Вера придерживалась того же мнения. Рассказала пару смешных случаев из медицинской практики, а больше молчала. Да и лейтенант вскоре перестал излагать свою биографию. Видать, на минуту расслабился, как это со случайными попутчиками бывает, а после спохватился.

Так что вскорости мы снова вернулись на забитую в обе стороны дорогу и продолжили пробираться к Житомиру.

* * *

Городу, конечно, досталось. Нам надо было ехать мимо железнодорожного вокзала, от здания которого остались руины. Кое-как расчистили — и всё, никто ничего даже не пытался восстанавливать. Да и рядом не целее было. Сыпали бомбы от всей души, сволочи.