Сапфировая королева

– Хозяйка не возвращалась?

– Нет, сударь, – пролепетала струхнувшая служанка.

– Вот как… – уронил следователь. – Кстати, господин Сивокопытенко тоже куда-то исчез, его везде ищут, но не могут найти. Ну, и что ты можешь сообщить мне по этому поводу?

Василиса стала лепетать, что ей ничего не известно, что она честная девушка и ей нет дела до того, что творят господа, но под немигающим взором Половникова (чьи глаза странным образом вдруг перестали походить на глаза больной собаки) задрожала, расплакалась и повинилась. Она носила вчера записку от хозяйки… к господину Сивокопытенко… И тот приехал, долго шушукался о чем-то с хозяйкой в гостиной, а потом господа уехали.

Слушая Василису, Половников скривился, как от физической боли.

– Много вещей с собой взяли? – угрюмо спросил он.

Василиса замигала.

– Да нет, сударь… Ничего не брали, клянусь!

– Вряд ли они бежали без вещей, – вздохнул следователь. – Да и потом, зачем ему ради нее так рисковать своим положением? Скандал на всю Россию, имя в газетах, репортеры перемывают косточки… – Половников строго поглядел на Василису: – Они пешком ушли или взяли извозчика?

Василиса подумала и ответила, что без извозчика тут не обошлось.

– Может, ты запомнила, что за извозчик был? Он что-нибудь сказал? Как выглядел? – продолжал допытываться следователь.

В результате ему удалось вытянуть из горничной, что извозчика она не запомнила, ничего особенного тот не сказал, и экипаж был как экипаж, разве что одно колесо вымазано белой краской. Получив столь ценные сведения, Половников отправился на поиски и уже через час сумел найти того, кто вез его жену и начальника к лавке Груздя.

– О чем беседовали пассажиры, пока ехали, ты не слышал? – спросил следователь у извозчика.

– О чем беседовали? – удивился тот. – Да ни о чем особенном. Говорили о какой-то собаке, смеялись. Потом дама сказала, что к Груздю пойдет сама, мол, ни к чему, чтобы их видели вместе. Вернулась она быстро и велела мне ехать назад. Но на Греческой улице дама стала беспокоиться, говорить, что не доверяет старику, что надо бы обратно… Ну, мы и поехали обратно. Дама вышла, входная дверь была заперта, и она пошла к черному ходу. – Половников, слушая рассказ извозчика, аккуратным округлым почерком делал заметки в записной книжке. – Только ушла, как господин не утерпел, велел мне обождать и отправился за ней следом. Я ждал, а потом появился другой господин. Приказал мне гнать на вокзал и посулил, что хорошо заплатит. Ну я и рассудил, что мне выгоднее, чем тех двоих ждать-то… Они чего-нибудь натворили?

– Пока нет, – ответил Половников. – Как выглядел тот другой господин? Ты можешь его описать?

– А чего его описывать-то? – усмехнулся извозчик. – Хозяин лавки был, куда они пошли, господин Груздь то есть. Хороший человек, только вот в долг у него брать накладно.

Допросив извозчика, Половников сразу же отправился в лавку ростовщика. Однако та была заперта, и внутри, судя по всему, никого не было, хотя сквозь грязные окна ничего нельзя было рассмотреть с уверенностью. Поколебавшись, следователь решил для начала рассказать обо всем полицмейстеру де Ланжере, поскольку дело касалось не только его жены, но и начальственного лица.

Через несколько часов в лавке Груздя было полно народу – и квартальный, и доктор, и пара околоточных, и дворник, и даже сам де Ланжере, усы которого как-то трагически поникли. Полицмейстер с тоской косился на два тела, распростертых на полу, и на следователя Половникова, у которого подергивалась бровь в нервном тике, но который прилежно работал, осматривая место преступления и ища улики.

– Макар Иваныча нигде нет? – спросил де Ланжере, хотя заранее знал ответ. Или, во всяком случае, подозревал.

– Нема, – вздохнул дворник. [22] – Да я со вчерашнего дня его не видал.

Де Ланжере поморщился. Нет, это ни в какие ворота не лезет! И что Хилькевич себе позволяет? Украл его бумаги, угрожает рассказать губернатору и прочим, что именно полицмейстер копил на них компромат. Да мало того что угрожает – позволил своему подручному убить высокопоставленного чиновника. И не только чиновника, кстати, но и жену следователя. Бедный Половников, такой добросовестный, такой умный, такой знающий, ах, до чего же несладко ему пришлось…

22

Дворники в императорской России занимались также регистрацией жильцов, проживающих в доме, и в случае чего полиция всегда обращалась к ним за сведениями.

– Я только одного не могу понять, – устало промолвил де Ланжере. – Зачем?

Полицмейстер заметил, что следователь присел на корточки, подобрал под конторкой какой-то предмет и осторожно отряхнул его.

– Ваше превосходительство… – негромко проговорил Половников.

И, прежде чем он успел закончить фразу, его превосходительство уже был возле следователя.

– Благоволите взглянуть.

Де Ланжере взглянул, и в то же мгновение усы его взметнулись штопором ввысь. Потому что в пальцах следователя поблескивала подвеска с сапфиром изумительной красоты, обрамленным бриллиантами.

– Кажется, – нерешительно заметил Половников, – это оторвалось от какого-то ожерелья. Видите, вот тут звено, на котором все держалось…

– Цейлонский сапфир, – пробормотал де Ланжере. – А может быть, индийский.

Полицмейстер был весьма сведущ в том, что касалось драгоценностей, ибо и его жена – та, что невенчаная, – и подруга сердца, актриса Торопунькина, выступавшая под сценическим псевдонимом Блисталова, питали особое пристрастие к бриллиантам, изумрудам, рубинам, сапфирам и прочим милым безделушкам, без которых ни одна женщина в косном XIX веке не могла считать себя вполне женщиной.

– Гм, – уронил следователь и задумался. – А не может ли это быть сапфир из той самой парюры?

И он обменялся с де Ланжере весьма значительным взглядом.

В столовой своего особняка Виссарион Хилькевич развернул салфетку, ожидая, когда подадут обед. Но тут на лестнице раздались шаги и голоса, возмущенно заверещал что-то Семинарист, и дверь распахнулась.

– Хозяин! – отчаянно взвыл слуга.

Но было уже поздно, потому что в столовую влетел ураган, и ураган этот имел вид и обличье Амалии Корф.

Хилькевич открыл было рот, собираясь разразиться иронической тирадой насчет того, что он по натуре человек демократичный, однако же горничные ему не нужны и, во всяком случае, к обеду он их не ждал. Но Амалии, судя по всему, не было в то мгновение никакого дела ни до демократов, ни до ретроградов, ни до их тирад. Широкими шагами баронесса пересекла комнату и швырнула на стол сапфировую подвеску.

– Где остальное? – отчеканила она, глядя Хилькевичу прямо в глаза.

Вася и Пятируков, которых король дна на всякий случай оставил при себе и которые примчались на помощь Семинаристу, не сумевшему сдержать незваную гостью, застыли в дверях. Хилькевич поглядел на пылающее гневом лицо Амалии, понял, что шутки тут неуместны, и перевел взгляд на подвеску.