Сапфировая королева
Шрифт:
– Ах! – возмутилась Наденька. – И вообще, вы ни во что не ставите российскую словесность!
– Терпеть не могу книги и тех, кто их пишет, – объяснил Леон. – Как-то мне пришлось сидеть в одной камере с сочинителем бульварных романов, так то время было настоящей пыткой. Он прикончил жену согласно рецептам из своих книжек, но его схватили уже на следующий день, незадачливый душегуб замучил меня вопросами, что он сделал не так. А в конце концов оказалось, что его просто видел дворник, когда убивец тащил труп к реке.
– Так вы что, собираетесь меня прикончить? –
– Нет, – честно ответил Леон. – Собственно, я всего лишь хотел вас предупредить.
– Наденька, в чем дело?
На пороге показался взлохмаченный Аполлон Русалкин, который на ходу прилаживал на нос очки.
– Между прочим, – объявил Валевский, – я серьезно рискую. Но, конечно, мне уже раньше следовало догадаться. Такая идиллическая картинка – «Общество любителей российской словесности», возвышенные разговоры… А на самом деле вы просто обыкновенные обманщики. Поделом мне!
– Мы вас не обманывали! – возмутилась Наденька.
– Ну да, конечно, – фыркнул Валевский. – И динамит в лаборатории вы изготовляете исключительно из любви к науке. Мыло похоже на динамит, только вот эффект у них слегка различается, – довел он до сведения слушателей. – Интересно, что вы задумали? Взорвать государственный банк? Обчистить петербургский монетный двор? Или ваши аппетиты куда скромнее и с вас вполне хватит флотской казны, к примеру?
Брат и сестра в изумлении переглянулись.
– Наденька, – жалобно спросил Русалкин, – наш гость что, бредит? Какой динамит? Какая флотская казна?
– Да, притворяйтесь, притворяйтесь! – возмутился Леон. – То-то ваш кузен в лице переменился, когда выяснилось, что люди Хилькевича залезли в его лабораторию. Только учтите, если я догадался, что вы стряпали там динамит, то и она тоже догадается. А в таком случае вас ждут очень серьезные неприятности!
Из скромности, должно быть, Валевский не стал упоминать, что Амалия догадалась о содержимом лаборатории раньше его.
– Нет, это просто поразительно! – вырвалось у Аполлона. – Прежде всего, Женя занимается фотографией. Я не знаю, что вы себе навоображали, но…
– Женя хочет изобрести цветную фотографию, – поддержала его сестра. – Он говорит, что изобретение может принести нам много денег… И мы никогда ему не мешали. Да и кузен нам тоже не мешал, в лаборатории всегда было очень тихо, ни шума, ни запахов…
– С чего вы взяли, что Женя делает динамит? – буркнул Русалкин. – Ну, лежит там какой-нибудь кусок мыла… И что? Да, Женя был расстроен, что негодяи открыли дверь… Но ведь для его опытов нужна была темнота, а теперь ему придется начинать все сначала!
Леон поглядел на его лицо, перевел взор на Наденьку, пытаясь уловить хоть какие-то признаки фальши… Бесполезно: двое – брат с сестрой – были кристально, до отвращения чисты. И, поняв это, он совершенно растерялся.
– Я могу взглянуть на лабораторию? – наконец спросил Валевский. – Только одним глазком.
– Лаборатория не моя, а Жени, – возразил Аполлон. – Не думаю, что я имею право…
– Перестань, Аполлон, – неожиданно поддержала поляка Наденька. –
Все равно там дверь сломана. Женечка пытался ее заново закрыть, но створка перекосилась, и он просто ее прикрыл.– Благодарю вас, – коротко откликнулся Валевский.
Лаборатория, где Евгений Жмыхов, если верить его словам, занимался фотографией, располагалась в сарайчике, который стоял во дворе позади дома. Леон толкнул дверь и вошел. Наденька и Аполлон последовали за ним.
Морщась, Леон втянул носом царивший тут специфический запах, бросил быстрый взгляд на реторты, на какие-то перегонные кубы, склянки, заметил на полке тетрадь и стал листать ее. Вся она была испещрена непонятными формулами и алхимическими пометками.
Вздохнув, Валевский отложил тетрадь и снова осмотрелся. Но нигде поблизости не было ничего, хотя бы отдаленно напоминающего мыло или динамит, столь сильно на мыло похожий.
– Женечка рассердится, – умоляюще проговорил Аполлон, поправляя очки. – Может быть, нам лучше уйти отсюда?
Не отвечая, Валевский подошел к столу, который стоял под окном. Там лежало нечто, прикрытое большим куском мешковины.
Валевский приподнял тряпицу, взял то, что под ней находилось, покрутил в пальцах, поднес к носу – и, вернув на место, поспешно отступил назад.
– Что там? – спросила Наденька и даже на цыпочки приподнялась.
– Мыло, – ответил Валевский каким-то странным голосом. – Куски мыла. Нет, похоже, я действительно ошибся… Идемте отсюда.
– Что вы тут делаете?
В дверях стоял Евгений Жмыхов, но не его появление показалось Наденьке странным в то мгновение. Конечно, студент имел полное право прийти в свою лабораторию хоть в три часа ночи, только вот в голосе его звенела угроза, а брови были неприязненно сдвинуты.
– Мы хотели посмотреть на мыло, – пролепетала Наденька. – Господин Дроздовский… то есть господин Валевский сказал, что это может быть динамит. Ой…
Евгений сжал кулаки и сделал несколько шагов к Валевскому.
– Вы – проныра! – мрачно сказал студент поляку. – А знаете, что бывает с пронырами?
– А вы знаете, что бывает с теми, кто изготовляет динамит? – огрызнулся Валевский, на всякий случай отступив назад. – Или вы собираетесь рассказывать мне сказочки, как вашим кузенам, что занимаетесь тут фотографией, а мыло варите для отдохновения души? Я, черт возьми, по роду своей профессии нередко имел дело со взрывчаткой! И я вам скажу, что вот это, – Леон указал на то, что пирамидой возвышалось под мешковиной, – вовсе не мыло!
Аполлон Русалкин оторопел.
– Так, значит… Женя, он ведь неправду говорит? Женя!
– Аполлон… – дрожащим голосом прошептала Наденька. – Аполлон, мне страшно… Идем отсюда, прошу тебя!
– Боюсь, никто отсюда не уйдет, пока все окончательно не разъяснится, – прозвенел вдруг голос Амалии Корф.
Наденька со страхом обернулась к незваной гостье, которая неожиданно возникла в дверном проеме, и тут Евгений Жмыхов, очевидно, принял решение. Он бросился к кузине, вырвал у нее из руки лампу и отскочил к столу, на котором лежал динамит.