Сарабанда сломленной души
Шрифт:
– Идем со мной! – холодные пальцы сомкнулись на запястье Киры, заставляя ее покорно следовать за мужчиной.
– Куда мы? – оглядывалась россиянка, хотя и так уже знала.
– Ко мне.
Вот и все. Именно тогда и началось все это лечение «клин клином». Кира не думала, что подобное поведение француза помогло бы Рену наладить отношения с Беатрикс, но на тот момент ее это особо и не интересовало. Самое главное – Рен был с ней, а по какой причине – уже неважно.
Стоило только Бошану узнать об очередной измене или просто поругаться со своей подружкой – он бежал к Кире, занимался с ней сексом и уходил.
Но с каждым днем, с каждой неделей Кира все сильнее понимала, что ей тяжело принимать Ренарда, что было невыносимо больно от безответной любви. Секс ничего не решал, а только усугублял. Но как только решение прекратить такие отношения было готово сорваться с губ, Бошан вновь приходил, и опять все повторялось. Словно проклятый замкнутый круг, вырваться из которого не хватало смелости. В очередной раз, когда заветные слова уже витали в воздухе, когда до момента их последнего разговора оставалось всего несколько часов, произошло непредвиденное, полностью сломавшее француза и заставившее молчать россиянку.
Кира слишком хорошо помнила тот день, когда пара «официально» распалась.
После гонки, когда были пройдены все формальности – награждение, репортеры, интервью. Сборные расселили по небольшим двухэтажным домикам, стоящим рядом друг с другом. Французы и норвежцы оказались соседями, а российскую сборную поселили немного подальше, через дом чехов. Беатрикс приехала накануне, чтобы "поддержать" своего парня, но позже выяснилось, что причина была в другом.
В тот вечер Кира прогуливалась с Женькой и Аленой, болтая о предстоящих стартах и о том, кто и куда поедет на Рождество. Они заметили парочку, только когда почти поравнялись с ними – Рен и его девушка о чем-то спорили.
– Чего это они? – взволнованно спросила Кира, разглядывая пару. Судя по всему, это была не простая ссора – и парень и девушка бешено размахивали руками, чуть ли не крича в голос.
– Да все уже об этом знают, – удивленно протянул Женя и кивнул на собеседницу Бошана, – эта снова провела ночь с одним из своих фанатов.
– Вот только, – задумчиво сказала Алена, – мне кажется, что на этот раз ссора будет последней.
Между тем, обстановка между спорящими все больше накалялась. В какой-то момент Беатрикс просто встряхнула Рена, – высокого, мускулистого мужчину – как тряпичную куклу, и прошипела, придвинув лицо вплотную:
– Приди в себя! Я ничем тебе не обязана и ничего никогда не обещала. Не доставай меня больше со своей любовью. Мне она жить мешает уже.
И, круто развернувшись, ушла, а Ренард остался стоять, как вкопанный.
Значит, теперь он будет свободен? Где-то в груди шевельнулось совсем уж дурацкое и такое неподходящее чувство радости. Кира понимала, что нельзя испытывать счастье от того, что эти двое расстанутся, но ничего не могла с собой поделать. Ей этого хотелось. Очень хотелось. Ведь тогда Рен будет свободен. Он будет только ее. Целиком и полностью.
Уже ночью, лежа в одной кровати с французом, она поняла, как сильно ошиблась. И дело было даже не в том, что с губ любовника постоянно срывалось имя бывшей девушки, хоть и становилось невероятно
больно из-за этого. Просто ничего не изменилось. Прикосновения были по-прежнему холодные, грубые, жесткие, может, даже еще более безрассудные, чем были до этого. Создавалось впечатление, что Бошан с ее помощью просто хотел забыться, уйти от реальности таким странным способом.– Ты же не уйдешь?
Тихий вопрос сбил с толку Киру. Повернув голову влево, где, как она думала, спал француз, увидела его открытые глаза, смотрящие прямо на нее – словно в душу заглядывал.
– Что? – дрожащим шепотом переспросила она, думая, что ослышалалсь или не так поняла.
– Ты говорила, что любишь меня. – Как хладнокровно, как жестко это звучит из его уст – словно хлыстом бьет, не заботясь о той боли, что могут причинять слова. – Любишь?
– Да.
– Ты же не оставишь меня, как она?
Именно это и было в мыслях Киры в последние несколько дней. Она хотела закончить эти мазохистские встречи, привносящие в душу лишь бурю, калечившие ее, растаптывающие в пыль. Но как после такого сказать о своем решении?
Во взгляде Ренарда сейчас было слишком много эмоций, чтобы понять их все. Но Кира зацепилась за то, что почувствовала – страх, разочарование, надежду. От этого стало еще тяжелее. Она вдруг ясно поняла, что если и она уйдет, то окончательно добьет Бошана. Да, француз не любил и не ценил ее, но для него Кира являлась той единственной, кто помогала справляться с жестоким разочарованием, кто бережно хранила осколки разбитого сердца в своих ладонях. Разрушая их невидимую, странную и жестокую связь, она подтолкнет Ренарда к той самой пропасти, в которую сама падает уже столько времени.
– Нет.
Другого ответа она и не могла дать, а ничего другого Бошан и не готов был услышать. Молча и удовлетворенно кивнув, отвернулся. Вот так. Хрупкий мир, достигнутый нечеловеческими усилиями.
Могучее, сильное и прочное здание понемногу разрушалось. В основании уже сыпалась пыль, вылетая из-под плотных кирпичей, расшатывая фундамент сознания, укрепленного чувствами, которые постоянно подвергались испытаниям. Крепкие стены – надежная опора, но и они рано или поздно не выдержат, разрушатся под мощным натиском безразличия и холода.
***
То обещание, данное Ренарду, связало по рукам и ногам, не позволяя даже шагу сделать в сторону, чтобы дать себе такую необходимую передышку, паузу. Вновь и вновь ей приходилось окунаться в бездну карих глаз, утягивающих ее на самое дно пропасти, созданной другим человеком.
Сердце каждый раз останавливалось, когда Кира ловила в этом взгляде боль, так и не исчезнувшую за столько недель. Но с самой собой можно быть честной, и девушка понимала, что не только ее «нет» стало причиной их отношений.
Она не могла без Рена. Слишком привыкла, приросла всеми частями тела, словно сиамский близнец, и если сейчас его оторвать от себя, отрезать, то и она сама не сможет дышать. Просто умрет от ставшего ядовитым воздуха, задохнется без него. Разве можно так сильно кого-то любить? Но только Кира могла знать, что творится в ее душе всякий раз, как наступает ночь. Только она могла бы рассказать об ожидании своей сладкой пытки, и о том, как весь день старается держать себя в руках, чтобы не сорваться и самой не пойти к французу.