Саракш: Тень Странников

Скрытую издёвку, прозвучавшую в голосе Танаодо, Ниэлла проигнорировала – она уцепилась за слова «пока ещё».

– Значит, есть надежда, что такой прибор появится? – спросила она с нескрываемым интересом. – Надеюсь, я буду одной из первых его обладательниц!

– Несомненно, леди.

– Хорошо, – подытожила Ниэлла, вставая из-за стола. – Я буду ждать, а вы, дорогой профессор, работайте. Работайте. Да, я отняла у вас массу времени – примите компенсацию.

С этими словами она открыла сумочку из кожи морского единорога (насколько знал Аримаи, эти животные были почти полностью истреблены, и раритетные изделия из их кожи стоили баснословно дорого), достала оттуда толстую пачку банкнот и небрежно положила её на стол.

– Всего доброго, дорогой Аримаи.

– Всего доброго, дорогая леди Ниэлла.

Она шла по жёлтой песчаной дорожке, змейкой петлявшей среди пышных пальм сада, окружавшего научный центр, а профессор смотрел ей вслед из окна своего кабинета.

А ведь это только начало, думал он. Женщины Утончённых остаются женщинами, им захочется большего. Человеку вообще хочется большего – всегда, такая уж у него натура. И они от меня не отстанут: они будут жужжать в уши свои любовникам, а те начнут на меня давить – в конце концов, кто платит деньги? И мне придётся работать над портативной версией Саркофага, хотя я даже не представляю себе, как это сделать, и можно ли вообще создать подобную модель – слишком много ограничений накладывает процесс омоложения организма, требующий выполнения целого ряда условий, одним из которых является полная неподвижность человека и сведение к минимуму всех его жизненных функций. Я столкнулся с этим ещё на ранних этапах своей работы, поэтому-то и появился Саркофаг – кокон, в который залезает морщинистая гусеница, чтобы по прошествии трёх дней превратится в радужную бабочку. Только вот мне почему-то кажется, что души этих бабочек не слишком соответствуют по своей красоте внешнему виду дивных крылатых созданий…

Профессор тяжело вздохнул. Работать над непрерывным омоложением ему всё равно придётся – теперь, после визита леди Ниэллы, он был в этом абсолютно уверен. А раз так, то неплохо был для начала прикинуть расход ментальной энергии – похоже, он будет на два-три порядка больше, чем в анабиозном режиме (и это ещё как минимум). Так, а что там у нас вообще с соотношением расходования и пополнения аккумулированной субстанции разума? Надо бы кое-что сопоставить…

Аримаи Танаодо вернулся к рабочему столу и включил информационную машину – исследовательский центр был оборудован по последнему слову техники. Доступ к базам данных был жёстко ограничен – секретность высшего уровня, – но личный код руководителя научного центра и отца «Проекта Возрождение» позволял обходить любые ограничения. И очень скоро учёный трудован Аримаи Танаодо нашёл такую информацию, которая заставила его забыть обо всём.

Он работал до поздней ночи, проверяя, перепроверяя и сравнивая, а когда закончил, бессильно откинулся на спинку кресла, глядя перед собой ничего не видящими глазами. Он никогда не вникал в детали работы, проходившей под его началом на основе его идей и разработок, – размах «Проекта Возрождение» был огромен, и быть в курсе всего, от и до, одному человеку было физически невозможно. Аримаи Танаодо намечал магистральные направления, определял стратегию, а всё остальное делали его многочисленные помощники, причём многие из них были отнюдь не трудованами – в проекте принимали участие и жрецы, и бывшие военные аристократы, и Утончённые. Это было странным само по себе – принцип «каждый должен заниматься своим делом» в Островной Империи соблюдался свято, и это правило не претерпело изменений и после того, как Империя стала Свободным Сообществом Островов, или Объединёнными Островами.

Но самое главное – и самое страшное – было в другом. Профессор Аримаи Танаодо отлично знал, какое количество ментальной энергии требуется для процедуры омоложения, – отклонения от среднего значения были, однако они были незначительными, – и знал, откуда и как берется эта «энергия жизни». И вот теперь учёный трудован Аримаи Танаодо с ужасом обнаружил, что концы с концами не сходятся, и что это расхождение наблюдается уже не менее десяти лет.

Как же так, размышлял Танаодо. Математика – наука точная. Изгоев с Внешних Островов почти полностью истребили ещё в первые годы Реформации (этим занимался я сам, и очень активно – гниловатых использовали в качестве подопытных рыб, а затем как доноров), а несколько сотен преступников, которых казнят ежегодно, – этого слишком мало для обеспечения нескольких тысяч ежегодных омоложений людей Внутреннего Круга. Коэффициент полезного действия ментального насоса так и не удалось поднять выше десяти процентов: одна процедура омоложения на пятнадцать лет – например, с сорока двух лет до двадцати семи – требовала жизней как минимум двадцати человек. Но все эти процедуры – тысячи процедур! – проводились, значит, доноры для них – десятки тысяч доноров! – были. Откуда же они взялись? Неужели…

Ответа на этот вопрос в информатории не было – точнее, он был недоступен: личного кода профессора Аримаи Танаодо, отца «Проекта Возрождение» и руководителя научного центра, оказалось недостаточно. И тогда Танаодо, законопослушный трудован, пошёл на преступление: он взломал закрытые сектора информатория, использовав для этого все свои недюжинные способности и навыки.

Гениальный учёный Аримаи Танаодо получил ответ на интересовавший его вопрос, и этот ответ его ошеломил.

* * *

Снаружи донёсся протяжный тоскливый вой. Этот вой казался особенно заунывным и зловещим в полутьме – длинный барак был освёщен единственной лампочкой, прикрытой жестяным абажуром и висевшей у входа, – была в нём какая-то безысходность и в то же время явная угроза: ждите, мы придём.

Гай приподнялся на локтях и прислушался. Вой не повторился, только стонали во сне воспитуемые, бормотали что-то невнятное, то ли ругаясь бессвязно, то ли жалуясь на судьбу. На судьбу, да, подумал Гай. Мог ли я подумать, что моя вылазка в город в канун праздника окончится здесь, в лагере за Голубой Змеёй, и что всего через две недели я буду спать не в уютной комнатке студенческого общежития на пару с весёлым шалопаем Доем Шинту, а в холодном и грязном бараке, где на жёстких дощатых нарах хрипло дышит добрая сотня людей с изломанными судьбами? И будет мне вместо музыки злобный вой большеголовых собак, хозяев ночи…

…Когда Гая Заара доставили в полицейский участок, это событие не произвело там особого фурора – эка невидаль. Страж универмага, доставивший задержанного, расписался в акте-протоколе и отбыл с чувством выполненного долга, а дежурный капрал, оценивающе оглядев растерянного молодого парня, задушевно предложил ему уладить дело «за половину суммы полагающегося штрафа, и никаких бумаг – надо тебе, чтобы мы сообщили о твоём проступке в университет, господин студент?». Гай, к этому времени уже сообразивший, что такой выход из дурацкого положения, в которое он попал, будет для него наилучшим, полез за кошельком, но тут сонное выражение глаз полицейского капрала внезапно переменилось: в них появилась собачья преданность и страх, самый настоящий. Заар, сидя спиной к двери, не видел, кто вошёл в дежурную комнату, а оборачиваться ему не хотелось: при виде бравого блюстителя закона и порядка, проворно вскочившего и вставшего по стойке «смирно», у Гая появилось гадостное ощущение «кажется, я влип». И предчувствия его не обманули…

– Что тут у вас, капрал? – услышал студент, и в поле его зрения появился человек в серой форме Министерства юстиции. – Докладывайте.

– Нарушитель торговых правил универсальных магазинов, господин надзирающий! – отрапортовал дежурный. – Нарушение выразилось в неосуществлении покупки и в отказе уплатить штраф по месту задержания!

Серый взял со стола протокол – пальцы у него были чистые и розовые, похожие на деликатесные сосиски, а руки пухлые, как у младенца, – прочитал его и перевёл взгляд на Гая.

– Итак, молодой человек, нарушаем? Что же вы, а? Будущий технический инженер, и такая безответственность. Нехорошо… Почему вы ничего не купили в магазине?

– А почему я должен был там что-то покупать? Что за глупость?

– Глупость? – тонкие губы господина надзирающего собрались в нитку. – Значит, глупость, – повторил он, усаживаясь в кресло капрала, продолжавшего стоять навытяжку. – Ну-ну…

И тут Гая, раздражённого безысходным идиотизмом ситуации, понесло, и недавний мимолётный страх его только подхлестнул.