Сашенька

— Отлично! — Максим так радостно улыбнулся, что Катенька чуть не рассмеялась. Но ее обрадовала реакция Максима, хотя она и решила этого не показывать. Он и так чересчур самодовольный.

— Как бы там ни было, — сменил он тему, возвращаясь к делу, — что тебе передала дочь Сатинова?

Катенька достала из кармана пиджака конверт, оторвала верх и вытащила старый документ из архива.

— Я лишь мельком взглянула. Это недостающие бумаги.

«Совершенно секретно

Товарищу Сталину И. В., товарищу Берии Л. П. Докладная записка о проведенном расследовании по приказу Центрального комитета — товарищей Меркулова, Мелихова, Шкирятова — о непристойном поведении на спецобъекте № 110 с номером 83, приговоренным к высшей мере наказания, 21 января 1940 года. Подшито к делу 12 марта 1940 года».

Катенька заметила каракули — кружки, ромбики, крестики зеленым карандашом — вокруг заголовка и выдохнула:

— Это личная копия Сталина.

— Верно, — согласился Максим.

— Как она попала к Сатинову?

— Очень просто. После смерти Сталина в 53-м каждая шишка прошерстила архивы и изъяла документы, которые свидетельствовали против нее. Обычно их сжигали. — Он внимательно изучил документ, рассеянно взял в рот сигарету, зажег спичку, но так и не прикурил. — Давай теперь переведем. Высшая мера наказания — пуля в затылок. Спецобъект № 110 — спецтюрьма Берии, Сухановка, бывший женский монастырь святой Екатерины в Видном, где пытали и расстреляли Ваню и Сашеньку. Это была настолько секретная тюрьма, что заключенные имели лишь номера, значит, номер 83 — это…

— Сашенька, — перебила Катенька. — Это ее номер в списке приговоренных к расстрелу.

Она наклонилась над документом и стала читать.

— Сначала допросили коменданта Голубева…

«Комиссия: Товарищ комендант, вы несли ответственность за исполнение высшей меры наказания над осужденными 21 января 1940 года. По приказу Центрального комитета за приведением приговора в исполнение должен был следить товарищ Ираклий Сатинов. Почему вы начали раньше и таким бесчинным, антибольшевистским способом? Голубев: Приговор был приведен в исполнение согласно уставу НКВД.

Комиссия: Я предупреждаю вас, товарищ Голубев, это серьезное нарушение. Ваше поведение играет на руку нашим врагам. Вы работаете на наших врагов? Тогда вас самого ожидает «вышка». Голубев: Я признаю перед Центральным комитетом, что это была серьезная, глупейшая ошибка. У меня был день рождения. Мы начали отмечать еще в обед, а спиртное помогает приводить приговор в исполнение. Коньяк, шампанское, вино, водка. К полуночи, когда пришло время выводить заключенных, товарищ Сатинов задерживался, а без него мы начать не могли… Комиссия: Товарищ Сатинов, почему вы задержались?

Сатинов: Я заболел, серьезно заболел, я доложил о своей болезни коменданту и приехал в Сухановку, как только смог.

Комиссия: Товарищ Сатинов, вы были знакомы с осужденными, а именно с Александрой Цейтлиной? Может, вас постиг нервный срыв, вызванный буржуазной сентиментальностью?

Сатинов: Нет, слово коммуниста. Я просто отравился. В наше неспокойное время враги народа должны быть уничтожены».

— Понимаешь, что произошло? — спросил Максим.

— Палачи были в стельку пьяные, Сашенька, Ваня и остальная сотня заключенных ожидали расстрела, а Сатинов так расстроился, что сказался больным. И что происходит?

«Голубев: Когда мы напились, то стали обсуждать безнравственное поведение врагов женского пола, в особенности заключенной Цейтлиной– Палицыной — небезызвестной Сашеньки. Мы были наслышаны о ее отвратительной сексуальной распущенности, о том, как она использовала свои дьявольские женские чары, чтобы соблазнять и заманивать других предателей, а поскольку товарищ Сатинов еще не приехал, мы, под влиянием выпитого испытывая отвращение к ее предательству, решили начать с нее. Мы привели ее в мою столовую и…»

Зеленой ручкой возле этого предложения Сталин написал: « Хулиганы».

— Теперь послушаем Блохина, — сказал Максим.

«Комиссия: Товарищ майор, вам было приказано привести в исполнение приговор над 123 заключенными, однако вы подали жалобу о поведении коменданта».

— Блохин — лучший сталинский стрелок, — объяснил Максим.

— Он лично расстрелял за пару ночей 11 тысяч заключенных поляков в Хатыни. Он всегда носил поверх формы кожаный фартук мясника и фуражку.

«Блохин: В полночь я прибыл, чтобы приступить к своим обязанностям командира расстрельной команды и привести в исполнение приговор над 123 осужденными. Я хочу доложить Центральному комитету, что обнаружил коменданта и его товарищей абсолютно пьяными в присутствии заключенной Цейтлиной, с которой они обращались в манере, не подобающей советским офицерам и противоречащей чекистской морали. Она уже была частично раздета.

Я выразил решительное несогласие, предложил лично привести приговор в исполнение, но меня выставили за дверь. Я попытался дозвониться товарищу Сатинову. Когда он приехал, я все доложил ему. Эти пьяные беспардонные негодяи насмехались над моим профессионализмом и мастерством в этом деликатном деле. Они заключали пари и кричали».

Зеленым подчеркнуто «пари». « Где– то в 00.33 они вывели заключенную Цейтлину во двор возле служебных гаражей, хорошо освещенный фонарями.

Температура на улице была приблизительно 40° мороза.

Голубев: Когда она вышла во двор, мы привели приговор военного трибунала в исполнение, но в пьяном угаре, из– за непростительной задержки товарища Сатинова… мы привели его в такой недопустимой, легкомысленной и развратной манере. Да, я признаю, нам была интересна эта агент– соблазнительница как женщина».

Катенька похолодела.

— Господи, — прошептала она.

— Они ее изнасиловали?

— Нет, если бы изнасиловали, так бы и сказали, — ответил Максим. — Но их явно заворожила ее красота, ее репутация соблазнительницы.

Они слышали о записи утех Сашеньки и Бени.

«Сатинов: Я приехал в 3.06 и заметил во дворе нечто необычное, там, где водитель припарковал мою машину. Я раньше говорил Центральному комитету, что моя задержка частично была вызвана этим безобразием.