Сатанинские стихи
Шрифт:
— Я действительно видел из знамений своего Господа величайшее.
На этом месте, без малейшего следа колебания или сомнения, он читает два следующих стиха:
— Но видели ль вы Уззу, Лат, и третью среди них — Манат?
После первого стиха Хинд поднимается на ноги; Гранди Джахилии вытягивается в струнку. И Махаунд, не раскрывая глаз, декламирует:
— Они — возвышенные птицы, [625] желанна помощь, что подарят их десницы. [626]
625
Использованное здесь арабское слово означает «лебеди» или «журавли», а фигурально употребляется иногда, когда речь идет о стройных и красивых юношах.
626
В оригинале строки рифмуются: «have you thought upon lat and uzza, and Manat, the third, the other? They are the exalted birds, and their intercession is desired indeed». Исследователь ислама Август Мюллер (пер. Л. Пантелеева) приводит более точный, хотя и нерифмованный перевод: «Хорошо ли вы поразмыслили о Лат, и Уззе, и третьей между ними, Манат? Да, они подобны благородным лебедям, и действительно
Пока шум — возгласы, приветствия, ругань, преданные крики богине Ал-Лат — ширится и взрывает пространство шатра, и без того удивленная конгрегация созерцает вдвойне сенсационное зрелище Гранди Абу Симбела, который прикладывает большие пальцы к ушным раковинам, расставляет пальцы обеих рук веером и громким голосом произносит формулу: «Аллах Акбар [627] ». После чего падает на колени и уверенно прижимает лоб к земле. Его жена, Хинд, немедленно следует его примеру.
627
Аллах Акбар (правильнее — Аллаху Акбар, но в русском языке более устоялась эта форма) — Аллах велик. Главное мусульманское провозглашение, с которого, в частности, начинается призыв к молитве.
Все это время водонос Халид оставался возле полога шатра. Теперь он в ужасе глядит на всех собравшихся здесь, ибо толпа мужчин и женщин в шатре и за его пределами начинает становиться на колени, ряд за рядом, шевелиться, слегка пульсировать во все стороны от Хинд и Гранди, будто те были галькой, брошенной в озеро; пока все собрание, снаружи и внутри шатра, не становится на колени пятой точкой к небу пред грезящим Пророком, признавшим божества городского патрона. Сам Посланник остается стоять, словно не желает присоединяться к собранию верных. Разрыдавшись, водонос убегает в пустынное сердце города песков. Слезы его, бегущего, прожигают в земле дыры, словно содержат некую едкую коррозийную кислоту.
Махаунд остается недвижим. Ни следа влаги не найти на ресницах его нераскрытых очей.
Той ночью — ночью опустошающего триумфа Бизнесмена в шатре неверных — произойдут некоторые убийства, за которые первая леди Джахилии спустя долгие годы ожидания свершит свою страшную месть.
Дядя Пророка Хамза возвращается домой один, с головой поникшей и седой в сумерках этой меланхоличной победы, когда он слышит рев и оглядывается, чтобы увидеть гигантского красного льва, напружинившегося перед броском на него с высоких зубчатых стен города. Он знает эту тварь, это предание. Лоснящийся багрянец его шкуры сливается с мерцающим блеском песчаной пустыни. Его ноздри выдыхают ужас одиноких мест земли. Он изрыгает чуму, и когда армии осмеливаются забраться в глушь, он пожирает их без остатка. [628] Сквозь синий последний свет вечера он кричит на зверя — безоружный, готовый встретить свою смерть:
628
Немного видоизмененная цитата из «Искушения святого Антония» Гюстава Флобера (пер. М. Петровского).
— Прыгай, ты, блядский мантикор! Я передушил много больших кошек в свое время… Когда я был моложе. Когда я был молод.
Позади него раздается смех, и смех этот отражается — или это только кажется — от зубчатых стен. Он оглядывается вокруг; мантикор исчез с крепостного вала. Он окружен группой разодетых в причудливые платья джахильцев, возвращающихся с ярмарки и хихикающих:
— Теперь, когда эти мистики приняли нашу Лат, они видят новых богов за каждым углом, да?
Хамза, понимая, что ночь будет полна ужасами, возвращается домой и требует свой боевой меч.
— Больше всего на свете, — рычит он пергаментнолицему оруженосцу, служившему ему верой и правдой в бою и в мирное время сорок четыре года, — я ненавижу допускать, что у моих врагов есть особенности. Я всегда думал, что лучше убивать проклятых выблядков. Лучше всего кровавое лекарство. — Меч оставался вложенным в кожаные ножны со дня его преображения силой племянника, но сегодня вечером он доверяется слуге: — Лев на свободе. [629] С миром нужно еще подождать.
629
Со словами «лев» и «свобода» связано имя другого персонажа романа — Ухуру Симбы (см. далее). Также, вероятно, это намек на Абу Симбела, чье имя может быть связано со львом.
Это последняя ночь фестиваля Ибрахима. Джахилия — маскарад и безумие. Намасленные, лоснящиеся тела борцов завершили свои кривляния, и семь новых поэм уже прибиты к стенам Дома Черного Камня. Теперь поющие шлюхи сменяют поэтов, и танцующие шлюхи, с такими же намасленными телами, работают тоже; ночные бои сменяют дневное разнообразие. Куртизанки танцуют и поют в золотых птицеклювых масках, и золото отражается в блестящих глазах клиентов. Золото, повсюду золото: в ладонях джахильских спекулянтов и их чувственных гостей, в пылающих жаровнях песка, на сверкающих стенах ночного города. Хамза болезненно пробирается через улицы золота, то и дело натыкаясь на пилигримов, лежащих без сознания, пока карманники добывают себе пропитание. Он слышит пьяный кутеж за каждым сверкающе-золотым дверным проемом и ощущает, что пение, воющий смех и бренчание монет ранит его подобно смертельным оскорблениям. Но он не обнаруживает того, что ищет: его здесь нет, и потому он идет прочь от сверкающего золотого веселья и начинает преследовать тени, высматривая появление льва.
И находит, спустя часы поиска, то, что, как он и предполагал, должно ожидать его в темном углу внешних городских стен: предмет своего видения, красного мантикора с тремя рядами зубов. У мантикора голубые глаза и мужеподобное лицо, а голос его — полутруба и полуфлейта. Он проворен как ветер, его когти изогнуты как буравы, а его хвост разбрасывает отравленные дротики. Он любит питаться человеческой плотью… Начинается свара. Ножи, свистящие в тишине, и время от времени — столкновение металла с металлом. [630] Хамза узнает атакованных: Халид, Салман, Билаль. Лев прямо здесь, Хамза вынимает свой меч — рев разрывает тишину — и несется вперед с такой скоростью, с какой позволяют ему его шестидесятилетние ноги. Противники его друзей неузнаваемы за масками.
630
Переделанная
цитата из «Жизнеописания Аполлония Тианского» Флавия Филострата (пер. Е. Г. Рабиновича). Это и приведенное выше описание мантикора взяты из «Книги вымышленных существ» Хорхе Луиса Борхеса.Это была ночь масок. Проходя по улицам распутной Джахилии, сквозь его полное желчью сердце, Хамза видел мужчин и женщин в облике орлов, шакалов, лошадей, грифонов, [631] саламандр, [632] бородавочников, [633] птиц-рок; [634] выплывающие из темноты переулков, появлялись двухголовые амфисбены [635] и крылатые быки, известные как Ассирийские Сфинксы. [636] Джинны, гурии, [637] демоны населяют город в эту ночь фантасмагории [638] и страсти. Но лишь теперь, в этом темном месте, замечает он красные маски, которые искал. Маски людей-львов: он мчится к своей судьбе.
631
Грифон (гриф) — вымышленное существо, наполовину лев, наполовину орел. С острыми когтями и с белоснежными крыльями. Эти мистические существа символизируют власть над небом и землей, силу, бдительность и гордыню. Грифон также стал атрибутом богини возмездия — Немезиды: он вращал ее колесо фортуны. Первоначально в образе грифона изображали сатану, завлекающего людские души в ловушку, в дальнейшем это животное стало символом двойной (божественной и человеческой) природы Иисуса Христа. Таким образом грифон стал еще и врагом змей и василисков (чем оказался сродни Гарудам — индийским мифическим птицам, извечным врагам змееподобных Нагов).
632
Саламандра — здесь, скорее, не род хвостатых земноводных, а мифическое существо, символ стихии огня, отображающее сознание огня с его бесконечной подвижностью и непостоянством; маленький дракон, живущий в огне.
633
Бородавочник — парнокопытное животное семейства свиней, обитающее на значительной территории Африки. На первый взгляд, бородавочник напоминает кабана с несколько приплюснутой, очень крупной головой. Прежде всего бросаются в глаза шесть бородавок, расположенных симметрично по периметру морды, а также изогнутые, достигающие длины до 60 см, клыки.
634
Птица-рок (птица-рух) — гигантская птица из арабской мифологии. Фигурирует в приключениях Синдбада-морехода («Сказки тысячи и одной ночи»). Согласно преданию, питается слонами.
635
Амфисбена — в представлениях греков гигантская двухголовая змея, вторая голова которой находится на хвосте. В современной фауне амфисбеной названа небольшая тропическая рептилия (двуходка), похожая на змею, способная передвигаться хвостом вперед в подземных ходах.
636
Сфинкс — мифическое чудовище, существо с головой женщины, лапами и телом льва и крыльями грифона. Ассирийский Сфинкс (Керуб; от этого слова происходит слово «херувим») обладает телом льва, крыльями, бородатой мужской головой и, иногда, пятью лапами.
637
Гурии — в Коране любовницы праведников в Раю Магомета. Основные их эпитеты: приснодевы (Коран 55:56), полногрудые (Коран 78:33) и черноокие (Коран 56:22). В роскошных, вечно зеленеющих садах они возлежат на зеленых подушках в шатрах (Коран 55:70–76), в их объятиях правоверного ожидает бесконечное блаженство. Коран решительно противопоставляет их другим небесным существам — ангелам, запрещая называть ангелов женскими именами (Коран 37:150; 53:27). Поэтому гурии происходят из земных женщин («дочерей глины»), достигших вечной юности, бессмертия и совершенства. Некоторые земные пары сохранят свой союз и в посмертном существовании, когда муж станет праведником, а жена — его гурией.
638
Фантасмагория — фантастическое представление, наваждение. Фантасмагория в кино — поджанр фантастики. Фантасмагория в кино — это фильм о чем-то совершенно нереальном, изображающий причудливые видения, бредовые фантазии. Этот жанр несколько перекликается с абстракционизмом в живописи.
Во власти самоубийственного несчастья эти три ученика выпили и из-за своего незнакомства с алкоголем вскоре напились не только до опьянения, но и до одури. Они встали на маленьком пятачке и принялись злословить на прохожих, а некоторое время спустя водонос Халид взялся размахивать своим кожаным бурдюком, похваляясь. Он мог бы уничтожить город, он держал предельное оружие. Вода: это избавило бы Джахилию от грязи, смыло бы город, чтобы дать начало новому, сотворенному из очищенного белого песка. Тогда-то люди-львы и погнались за ними и после долгого преследования загнали в угол; просохшие от страха бузотеры, они смотрели в красные маски смерти, когда как нельзя кстати появился Хамза.
…Джибрил плавает над городом, наблюдая за битвой. Она завершается быстро, едва Хамза выходит на сцену. Двое замаскированных налетчиков убегают, еще двое лежат мертвыми. Билаль, Халид и Салман порезаны, но не слишком страшно. Серьезнее, чем их раны — новость о том, кто обнаружился мертвым под львиными масками.
— Братья Хинд, — признает Хамза. — Свод судьбы теперь сомкнулся над нами. [639]
Убийцы мантикоров, водные террористы, последователи Махаунда, сидят и плачут в тени городской стены.
639
Автор превращает в пьяную драку знаменитую битву при Бедре — первую военную победу мусульман, в которой Хинд потеряла отца Утбу (убитого Хамзой в поединке), а также брата Аль-Валида и дядю Шейбу.