Сатирическая история от Рюрика до Революции
Шрифт:
Совершив это, он вознес хвалу Господу, взошел на трон своих прародителей и стал править русской землей. Николай Павлович, как все русские императоры, любил безумно свой народ и вечно думал о его благе. Начал он свое царствование с издания Свода Законов. До Николая на Руси жили просто, без затей, и в законах особой нужды не имели. Бывало, совершит человек преступление, и сейчас сам к воеводе:
– Так и так, господин воевода, купца ограбил.
– Богатого?
– Знамо, богатого. Чего бедного тревожить?
– Убил?
– Нет,
– Молодец! Дай половину!
Грабитель честно отдавал половину, после чего воевода посылал за купцом. Происходил такой разговор:
– Ограбили тебя?
Купец становился на колени.
– Прости, благодетель, ограбили.
– А ты почему не заявил?
Ограбленный купец лез в карман, вынимал кошель, молча со вздохом принимался отсчитывать деньги и подавал их воеводе.
– Мало! – обычно говорил воевода.
Купец добавлял. Воевода отпускал его и посылал за грабителем.
– Получил? – спрашивал грабитель.
– Получил.
– Дай половину!
Воевода честно делился с грабителем.
Николай Первый решил коренным образом реформировать правосудие.
– В грабежном деле, – заявил он, – ответственным должен быть не только ограбленный, но и грабитель.
С этого дня судьи (воевод уже не было) стали получать взятки с обеих сторон, что, само собой разумеется, было справедливее.
Составлять законы было поручено Сперанскому. Собрал он все законы в одно место и написал:
– Здесь останавливаться воспрещается. Здесь законы.
С тех пор российские судьи и российские граждане старались обходить это место. Пробирались мимо – сторонкой, сторонкой.
«Обходить закон» стало сначала привычкой, а потом и обычаем и даже «древним обычаем».
Внутренняя политика
Из самых благодетельных учреждений императора Николая Павловича на первом месте стоит Третье отделение.
О возникновении этого отделения существует следующее предание.
Однажды царь Николай сидел грустный в своем дворце. Никто не понимал причины его грусти. Все, кажется, шло хорошо. Декабристы весело коротали время в сибирских острогах под бдительным оком ласкового начальства. Еще только вчера царь очень веселился, присутствуя при том, как проводили сквозь строй одного солдата. При этом монарх даже изволил пофилософствовать. Глядя на окровавленную спину наказуемого солдата, он произнес:
– Как жаль, что у солдата одна спина и такая тоненькая шкура. С одного удара лопается.
И вдруг такая грусть. Отчего? По какой причине?
Вдруг царь вздохнул и сказал:
– Много слез на Руси.
Шепот прошел по залу. Придворные зашептались:
– Какое чудное сердце!
– Какой великодушный монарх!
– Какая великая душа!
Придворные
шептались громко, чтобы услышал царь… Последний, наконец, сказал:– Хочу, чтобы в моей стране никто не плакал! Если же какой-нибудь мерзавец у меня посмеет плакать…
Тут царь прервал свою фразу и, подумав немного, изрек:
– Учреждаю новое отделение по вытиранию слез. Будет оно называться «Третьим отделением». Бенкендорф!
Вышел вперед впоследствии знаменитый граф Бенкендорф. Царь вынул из кармана носовой платок, подал его Бенкендорфу и сказал:
– Утирай слезы моим подданным! Ты будешь начальником нового отделения.
На следующий день Бенкендорф явился к царю с докладом.
– Утер слезы? – спросил Государь.
– Утер, ваше величество.
– Никто больше не плачет?
– Никто, ваше величество.
Царь задумался, потом лукаво посмотрел на Бенкендорфа и произнес:
– Если нет слез, то и нечего утирать, а если нечего утирать, то не надо и Третьего отделения…
Бенкендорф смутился.
– Ваше величество! – начал он. – Сегодня нет слез, а завтра могут быть: народ у нас преподлейший. Как будто смеется, а чуть отвернешься – плачет.
– Хорошо! Хорошо! – сказал царь. – Я вижу, что ты умный человек. Действуй!
И Бенкендорф стал действовать.
Одной рукой вызывал слезы, а второй утирал их. После «утирания» многие остались без глаз, что было еще лучше. Без глаз ведь не заплачешь. Николай Павлович был очень доволен как действием Третьего отделения, так и понятливостью Бенкендорфа. Впоследствии графу Бенкендорфу был подчинен и российский Парнас.
При Николае Павловиче стали процветать на Руси литература и искусство. Заметив этот беспорядок, царь призвал Бенкендорфа и приказал:
– Обрати внимание!
– Слушаюсь!
– Кто главный из тех, что пишут?
Бенкендорф сообщил:
– Черненький есть такой, из африканцев, и фамилия у него такая страшная, огнестрельная.
– Какая, говоришь, фамилия?
– Огнестрельная, ваше величество. Пушкин его фамилия. Сам маленький, маленький, а стихи пишет.
– Это главный?
– Главный, ваше величество.
– А еще кто есть?
– Малоросс один, Гоголем называется, хотя и настоящая его фамилия Яновский. Да еще вот Дельвиг барон.
– Барон, а пишет! Не ожидал я, чтобы барон занимался такими делами. Русский?
– Из немцев как будто.
– Что же это такое? То африканец, то малоросс, то немец. Последи! В особенности за этим, за африканцем. Как бишь его?
– Пушкин.
Вот за этим-то и последи!
Бенкендорф последил, и славный император Николай Павлович пережил почти всех поэтов и писателей своего времени.
Он пережил Пушкина (был убит), Лермонтова (был убит), Гоголя (сошел с ума), Грибоедова (был убит) и многих других.