Сатисфакция

Сверившись со схемой в телефоне, заботливо выданной Корфом, я прикинул слепую зону камер наблюдения, коротко разбежался, и, слегка подтолкнув себя Даром, взлетел на каменную стену. Распростерся на гребне, осмотрелся, изо всех сил напрягая ночное зрение.

Ага. Есть. Темная фигура неспешно двигалась по периметру, совершая традиционный обход. Но расслабленно и без огонька, лишь отдавая долг служебным обязанностям. Дождавшись, когда часовой пройдет под стеной, я, не мудрствуя лукаво, просто свалился на него сверху. Сгруппировавшись в полете, приземлился за его спиной, взял в захват, провел удушающий, и уже через несколько секунд укладывал бесчувственное тело в траву.

Кляп, пластиковые стяжки… Готово, можно двигаться дальше.

Пользуясь тем, что форма у нас с иберийцами была практически одинаковой, дальше вдоль забора я шел, не скрываясь. В темноте черные комбинезоны не различишь даже с пяти шагов, а когда я подберусь ближе — сображать уже будет поздно.

Увидев темную фигуру, идущую навстречу, я аккуратно потянул из петли на поясе дубинку. Подпустил часового ближе, бросил взгляд влево, и, дождавшись, когда от крыши, на которой, теоретически мог сидеть наблюдатель, нас прикроет раскидистое дерево, резко бросился вперед. Наконечник дубинки ткнулся в шею иберийца, я нажал кнопку, и боец дернулся, когда его прошил мощный электрический разряд.

Отдернув дубинку, я крутанулся вокруг своей оси, оказавшись у иберийца за спиной, и, коротко размахнувшись, обрушил дубинку ему на затылок. Бедняга рухнул, как подрубленный, я подхватил тело и оттащил его в сторону.

Минус два. Плохо. Я все же надеялся проскользнуть незамеченным. Чем больше я глушу иберийцев, тем выше вероятность, что кого-то из них хватятся. А это мне совсем не нужно.

Спеленав бойца, я наплевал на конспирацию вместе с незаметностью и рванул через открытое пространство к дому. Скользнул вдоль стены, ухватился за водопроводную трубу и быстро полез вниз.

Минута — и я на крыше. Пригнувшись, чтобы не маячить на фоне неба, я быстро двинулся вдоль карниза, поглядывая по сторонам. Наблюдателя на крыше, кажется, все же не было, но я решил не рисковать. Присев, я достал из кармана телефон, убавил яркость до минимума и сверился с планом здания.

Да, это здесь. Что ж, поехали.

Несколько движений — и вот я уже мягко приземлился на балконе. Присел, послушал ночь: тихо. Отлично. Продолжим.

Я планировал потратить на проникновение больше времени, готовясь вырезать часть стекла, чтобы разблокировать ручку двери, но все оказалось куда проще: видимо, его светлость не жаловал кондиционеры, и дверь на балкон оказалась приоткрытой.

Качнув головой, я усмехнулся легкомысленности иберийцев. Да и Мещерского, пожалуй, тоже. Будь Георг моей последней надеждой, я бы засунул его в самый глубокий подвал Зимнего, окружив двойным кольцом Одаренных и тройным — автоматчиков. А здесь… Даже обидно.

Иберийский стыд.

Проскользнув внутрь комнаты, я замер на пороге и огляделся. Георг, раскинувшись звездой поверх одеяла, мирно сопел на кровати. Улыбнувшись этой умильной картине, я пересек комнату, взял стул и подставил его спинкой под дверную ручку. Не бог весть какая защита, но пару лишних секунд она мне, в случае чего даст.

Второй стул я поставил его у кровати Георга. Уселся, достал пистолет из наплечной кобуры и неспешно накрутил глушитель. После чего положил оружие на колени и театрально откашлялся.

Нужно отдать Георгу должное: отреагировал парень достойно. Рука рванулась под подушку, а сам он сжался, подобно взведенной пружине, готовой распрямиться в любую секунду.

— Не стоит, ваша светлость, — мягко проговорил я. — Вы же знаете: я успею первым.

Георг на миг замер, выдохнул, а потом медленно убрал руку из-под подушки и сел на кровати.

— Какой неожиданный сюрприз, Владимир, — проговорил он, внимательно глядя на меня. Но главным образом — на пистолет. — Чем обязан столь позднему визиту?

— Доброй ночи, Георг, — кивнул я. — Да вот проходил мимо, решил заскочить, поболтать немного.

— Боюсь, сейчас не самое подходящее время для болтовни, Владимир, — Георг изо всех сил пытался держать лицо, и, должен признать, ему это удавалось.

— Увы, боюсь, более подходящего уже не найти, — со вздохом ответил я. — К тому же эта болтовня в интересах вашей светлости.

— Я думал, мы давно на «ты», Владимир, — настороженно проговорил Георг. — После всего, через что нам пришлось пройти вместе, после того боя на буксире, после…

— Я помню, Георг. Помню обо всем, — ответил я. Уже серьезно, без всякой тени издевки или иронии. — И только поэтому я трачу свое время на этот разговор. И, как я уже сказал, он в твоих интересах.

— Я очень внимательно слушаю.

— Помнится, у тебя было ко мне некое интересное предложение, — проговорил я.

Георг удивленно вскинул брови.

— Должен сказать, ты выбрал весьма экстравагантный способ его обсудить, — хмыкнул он, понемногу беря себя в руки. — Это точно не могло подождать до утра?

— Не могло, — кивнул я. — Утром будет поздно. Потому что я пришел не обсуждать твое предложение, а сделать тебе другое.

— Как интересно, — Георг явно через силу улыбнулся. — Я весь внимание.

— Уезжай. — Я не до конца совладал с голосом, и в нем проскользнула вся накопившаяся усталость. И от этого слова прозвучали еще весомее. — Просто уезжай, не мешкая. Как только рассветет… а лучше прямо сейчас. Уезжай и больше никогда сюда не возвращайся.

— С какой стати? — вскинулся Георг. — Кажется, ты не понимаешь, Владимир. Завтра меня…

— Нет, это ты не понимаешь, — Я легонько постучал глушителем пистолета по колену. — Если хочешь сказать, что завтра тебя назовут законным преемником покойного императора — вынужден тебя разочаровать. Завтра это будет совсем другая страна. А для тебя, если ты не примешь мое предложение, завтра не наступит вовсе. Я здесь только из уважения к тому, что ты в нужный момент не подвел, не испугался и прикрыл мне спину. Пусть даже и преследуя собственные интересы, — усмехнулся я. — Боевое братство для меня не пустой звук, но… У меня нет выбора, Георг. А у тебя выбор пока еще есть. Потому я предлагаю в последний раз: просто уезжай.

Георг внимательно посмотрел на меня, перевел взгляд на пистолет и спросил, кажется, уже приняв решение:

— Почему ты уверен, что я сдержу слово? Ведь я могу сейчас пообещать тебе уехать, а завтра…

— А завтра ты погибнешь, — сухо ответил я. — Возможно, как герой, но погибнешь. И это чертовски обострит отношения между странами во всей Европе. Возможно — вплоть до объявления войны. Скажи, Георг, ты любишь свой Брауншвейг?

— Д-да… — явно не понимая, к чему я веду, выдавил из себя Георг.