Саур-Могила. Повесть

– А хотите стих? – довольно ухмыльнулся он, когда хозяин принес из дома граненые стаканы и банку маринованных лисичек собственного приготовления.

– Валяй, – сказал кто-то из парней, водружая на стол первую пару «Луга-Новой»*.

«Як романтично пахне ковбаса,

І помідори в банці зашарілись.

А в пляшєчці, дбайливо, як роса,

Горілочка холодна причаїлась!

прочувствованно начал Мороз, притягивая к себе внимание.

– Пушкин ты наш, – умилился майор. – А ну, давай дальше.

…І сало ніжно зваблює тільцем,

І хліб наставив загорілу спину,

Якщо ти млієш слухаючі це…

Чому ж ти, б… не любиш Україну?!»

взмахнув ножом, закончил пиит, и все дружно заржали.

– Сам придумал? Здорово!

– Не, – помотал прапор головой. – Автор неизвестен.

– Ну, тогда к столу, – сделал радушный знак хозяин.

Сидели до первых звезд, а потом разъехались. Женатые по квартирам, у кого были, остальные в общежитие.

На следующее утро у Сашки был выходной, что радовало. Их давали не так часто.

Он встал пораньше, когда соседи по комнате еще дрыхли, принял холодный душ и, спустя полчаса, вышел во двор общежития в мотоциклетном шлеме, джинсовом костюме и с туго набитой спортивной сумкой.

Там были продукты для родителей, купленные накануне, а также подарок Оксане.

После окончания института она вернулась в Стаханов и работала врачом в больнице.

У гаражного блока, отсвечивая рубином, стояла его «Ява». Шубин завел мотор, тронулся к будке КПП.

Сонный дежурный поднял изнутри шлагбаум, Сашка приветственно махнул рукой и вырулил на еще пустынные, мигающие светофорами улицы.

Через десять минут он достиг квартала Гаевого, выехал на трассу, и в лицо ударил ветер.

Трасса, по которой неслась «Ява», пролегала средь бескрайних полей, окаймленных посадками, за ними, справа, тянулась череда меловых гор, у которых в утренней дымке темнели высокие осокори* над белеющими в долинах селениями.

Потом ландшафт чуть сменился, у горизонта, там и сям засинели терриконы, и мотоцикл стал приближаться к металлургическому Алчевску.

Несколько уходящих в небо труб когда-то одного из крупнейших в Европе комбината еще дымили, в воздухе чувствовался запах доменного шлака.

Вскоре он сменился свежестью рощ и лугов – мотоцикл вымахнул на возвышенность Брянки, за которой на широком просторе раскинулся Стаханов.

Миновав окраину, а потом центр с малолюдным базаром, городской, с прудом парк и квартал «Стройгородок», байкер оказался на другом конце, в Чутино.

Когда-то это было основанное еще запорожцами село, а теперь несколько утопающих в зелени улиц, окаймленных сонной речушкой Камышевахой. Со стороны древнего Свято-Николаевского собора, звонили к заутренней.

Подъехав к дому родителей, Сашка заглушил мотоцикл, и, прихватив с багажника сумку, направился к воротам, на басовитый лай своего любимца Дозора.

– Ну, будет, будет, – потрепал он его по загривку, войдя во двор, а навстречу уже спешила мать, вытирая о фартук руки.

– А где батя? – расцеловавшись с ней, поинтересовался гость, когда зашли в летнюю кухню.

– В саду. Зови его, будем завтракать.

– Понял, – ответил тот, поставив сумку на табурет, и вместе с Дозором прошел к внутренней калитке.

За ней белели известкой стволы десятка яблонь слив и груш, а в конце усадьбы, на низкой лавочке рядом с плакучей ивой, у тихо струящейся воды, сутулился отец.

– Здорово батя! – пожав старику руку, уселся рядом.

– А мы уж тебя заждались, – оживился тот. – Вот, – собираю урожай, кивнул на стоящую рядом корзину с золотистым анисом.

Сашка взял один и смачно захрустел, констатировав «в самый раз», после чего оба закурили.

– Ну, как дела на службе, сынок? – затянулся сигаретой отец.

– Вчера взяли очередную банду. Полные отморозки.

– Да, развелось этой погани кругом. Прям настоящая война, – вздохнул Иван Петрович.
–

– Ничего, батя, прорвемся. Там мама зовет завтракать.

– И то дело,– кряхтя, поднялся старый шахтер. – Бери корзину.

На завтрак была жареная картошка с салатом из помидоров с родительского огорода, а к ним банка тушенки «Великая стена» и копченый сыр из гостинцев, доставленных Сашкой.

– Зря потратился, сынок, – сказал Иван Петрович. – У нас с матерью все есть, урожай в этом году неплохой.

– То так, – поддержала его мать, налив сыну чая.

– По хозяйству надо чего помочь? – прихлебывая его, спросил у отца Сашка.

– Да нет. Все в порядке.

– Ну, тогда я проскочу к Оксане.

– Хорошая дивчина, – посветлела лицом мать. – Сколько лет встречаетесь, пора бы и жениться.

– Точно, пора, – взглянул на сына отец. – А то гляди, бобылем останешься.

– Не останусь,– рассмеялся сын и вышел.

Оксаны, живущей на соседней улице, дома не оказалось, ее бабка сообщила, что внучка на работе, и Сашка на мотоцикле пострекотал туда, захватив подарок.

Им было янтарное ожерелье, на которое лейтенант копил несколько месяцев со своего жалованья.

Проскочив утопавший в зелени «Стройгородок», мотоцикл свернул к ЦГБ*, расположенной в старом парке и встал у одного из корпусов.

Взбежав по ступенькам на крыльцо, Шубин потянул на себя стеклянную дверь и оказался в вестибюле с больничными запахами.

– Здравствуйте, теть Маш, – сказал сидящей за перегородкой пожилой женщине. Та, мелькая спицами, что-то вязала.

– И тебе, Шурик, не хворать, – качнула та сидящими на кончике носа очками. – Ты никак к Оксане Юрьевне? Она на втором этаже, в процедурной.

– Спасибо, улыбнулся Сашка и шагнул к лестничному маршу.

Найдя на втором этаже нужный кабинет, постучал.

Оксана, в белой шапочке и халате, сидя за столом, что-то писала.

– Ой, Сашка! – обрадовалась она. – Каким ветром?

– Степным, – белозубо рассмеялся гость, – А это тебе, – извлек из кармана и протянул девушке узкий пенал. – Подарок.

Та взяла, отодвинула крышку и прошептала, – красивое какое, будто солнце…

– Балтийский янтарь, – улыбнулся гость. – По поверью делает владельца красивее. Хотя этого у тебя и так с избытком.