Савелий Крамаров. Сын врага народа

— Может, пойти в историко-архивный? — предложил Савелий.

Дядя задумался:

— Архивы… туда тебя тоже не допустят. Хотя Сталин сказал, что сын за отца не отвечает, но тем не менее детей врагов народа он отсылает в детские дома. Бася рассказывала, что твой отец не подписал ни одного протокола, следователь вменял ему статью об измене родине, но отец отказывался от этого. Ему пришлось нелегко… Я поражаюсь выдержке Виктора. Ведь штатский человек, а держался как воин. Испытал такое… — Тут дядя Лео опустил голову, а тетя Мария отвернулась от Савелия, чтобы скрыть слезы.

— Что делали с папой? — встревожился Савелий.

— Тебе не нужно знать, — вздохнул дядя Лео.

— Я уже взрослый, скажите! — умоляюще попросил Савелий.

— Виктора мучили, выбивали из него показания, только об этом никому ни слова, — тихо произнес дядя Лео, — отец рассказал это твоей маме. Под большим секретом. Он подписал бумагу о неразглашении того, что с ним было на следствии и в лагере. Понимаешь?

— Ага, — еле вымолвил Савелий. Сначала страх и боль за отца, перешедшие в ненависть к неведомому следователю, заполнили душу Савелия. — Разве так можно?! — воскликнул Савелий, исказив лицо от нагрянувшего на него известия.

— По закону нельзя, — сказал дядя Лео, а тетя продолжала плакать, уже не скрывая слез.

— Тебе надо учиться. Ты теперь единственный Крамаров… — серьезно заметил дядя Лео, — может, пойдешь учиться в лесотехнический институт, есть такой, туда реально проскочишь. Для работы в лесах, наверное, не требуется идеально чистая анкета.

— Я люблю бывать в лесу, вы же знаете, дядя Лео!

— Ну что же, поступай в лесной. Правда, ездить туда далековато… до Мытищ… две пересадки. С автобуса на автобус.

— Это не страшно, — сказал Савелий, — могу ходить пешком.

Тетя Мария вскинула брови:

— Больше часа ходьбы! Ты понимаешь, Савелий, больше часа!

— А чего? — уверенно сказал Савелий. — Мне не привыкать!

Он действительно привык ходить пешком и преодолевать большие расстояния. Со Второй Мещанской добирался до Курского вокзала, даже домой после разгрузки капусты или картофеля возвращался пешком. Потом стал ездить на автобусе, без билета, прямо и твердо глядя в глаза кондукторов, смущая их уверенностью в себе, и они не решались проверить, есть ли у него билет, А когда они все-таки спрашивали, он делал паузу, переводил взгляд в сторону и, наверное, выглядел настолько забавно, что стоящие рядом пассажиры улыбались. На следующей остановке Савелий выходил, гордо, с достоинством, словно ему и была нужна именно эта остановка, а потом садился на следующий автобус. Однажды, возвращаясь из института пешком, он увидел, что часть улицы, по которой он шел, оцеплена заграждением. Он остановился из любопытства.

— Чего тут происходит? Хоронят кого-нибудь? — обратился он к стоящим у оцепления прохожим.

— Типун тебе на язык! — бросила ему одна из них, старушка в шерстяном вязаном платке на голове. — Никто не помер, а сымают кино!

— Какое? — спросил Савелий.

— Художественное! — со знанием дела сообщила ему старушка.

— Как называется? — поинтересовался Савелий.

— Бог его знает, — ответила старушка, — кино есть кино! Откуда я знаю, как называется? Сымают! Сам видишь!

Савелий подошел поближе к оцеплению и увидел съемочную площадку, где сгрудились актеры, кинооператор с аппаратурой и человек с громкоговорителем в виде трубы, наверное кинорежиссер.

— Дубль четвертый! — командует режиссер.

— Есть дубль четвертый! — говорит девушка и хлопает двумя дощечками, в ударе соединяя их.

И тут начинает переходить улицу женщина средних лет, в очках, с портфелем в руке. Идет спокойно, и вдруг к ней приближается машина, все ближе и ближе. Женщина оборачивается в страхе, и машина наезжает на нее. Не по-настоящему, но очень похоже.

Женщина падает с криком. Из машины вылезает импозантный мужчина, опасливо оглядывается вокруг, хватает портфель, отлетевший от упавшей женщины метров на пять, и как ни в чем не бывало идет к своей машине. Дорогу ему перерезает симпатичный милиционер.

— Ваши документы! — говорит он строгим голосом мужчине, который начинает возмущаться, размахивать руками, положив портфель на асфальт.

— Опять не так! — кричит кинорежиссер, обращаясь к мужчине. — Чего вы размахались руками? Вы не на своей чертовой эстраде! Руку с портфелем спрячьте за спину! А вы, Еремин, не пугайте его раньше времени. Вы пока только милиционер ГАИ, исполняющий свой долг! Понятно? Даю три минуты на отдых!

Актеры разошлись по сторонам, а режиссер направился к ограждению.

— Отойдите подальше! — говорит он людям. — И не шумите!

Неожиданно старушка берет Савелия за рукав.

— Слышь, — говорит она ему, — милиционер-то из Малого театра, а который с портфелем — шпиён. Конферансье… всего-навсего! Путается, не может сыграть, как от него требуют! Болван!

— Правда? — не верит своим глазам Савелий.

— Истинный крест, — говорит старушка, — я с утра стою. Все поняла!

Кинорежиссер идет вдоль оцепления и вдруг останавливает свой взгляд на Савелии:

— Молодой человек, идите ко мне.

— Я?! — поражается Савелий. — Зачем?!

— Вы, вы, перешагните веревку и ступайте за мной, — почему-то улыбается режиссер, обнимает Савелия за плечи. — Вы можете сыграть удивление, испуг?

— Не знаю, — откровенно признается Савелий, — но вообще-то испугаться могу. Когда страшно.

— Сейчас будет страшно, — опять улыбается режиссер. — Когда машина наедет на женщину, то вы изобразите на лице испуг. Сможете?

— Постараюсь, — обещает Савелий, озирается вокруг и думает: «Вот подфартило! С живыми артистами стою! И сам вроде как артист!»

— Отойдите сюда! — показывает режиссер Савелию место невдалеке от женщины в очках. — Дубль пятый!

Женщина потирает ушибленное место и говорит в воздух:

— Надоело! Чего доброго, сломают ногу!

Савелию уже становится страшно, а когда машина наезжает на женщину, он открывает рот и выпучивает глаза.

— Коля! — кричит режиссер кинооператору. — Возьми глаза этого парня! И быстрее!

Кинооператор разворачивает свой аппарат в сторону Савелия, отчего у него еще шире раскрывается рот. Работает секунд десять, которые показались Савелию прекрасной вечностью. После эпизода режиссер снова обнимает Савелия за плечи и ведет к ограждению.

— Не всякому артисту сразу удается сыграть в эпизоде. У вас отличная фактура! Вы об этом знаете? — улыбнулся режиссер.

— Нет, — чистосердечно вымолвил Савелий.

— А зря. Теперь знайте! — заключает режиссер и показывает Савелию, что съемка для него закончилась, — Перелезайте за ограждение. Всего вам хорошего, юноша!