Савва Мамонтов

— Ей семнадцать, тебе двадцать три, — одобрительно рассудил Веденисов. — Семейство солидное, дело молодое, с Богом. Проси согласия у батюшки.

Савва отправил домой телеграмму, но Иван Федорович ответил письмом: «Выбор подруги на всю жизнь зависит от сердца и здравого рассудка, одного другим поверенного. Выбор твой указанной невесты Лизы Сапожниковой, если не противоречит сердцу, есть выбор правильный и достойный».

Пока письмо шло, Савва отправился с семейством Сапожниковых в поездку по Италии. В Неаполе, однако, пришлось проститься: Вера Владимировна направлялась с дочерью во Францию.

Улучив момент и набравши в грудь воздуха, Савва попросил Веру Владимировну выслушать его. Вера Владимировна выслушала, ответила не строго:

— Ох, Господи! Сладко дочь растить, да расставаться солоно. Оперились, видно, крылышки у Лизы… Что тебе сказать, Савва Иванович? Через месяц приезжай в Ниццу. Если чувство не переменится, не пропадет, сам Лизе скажешь.

7

Вернувшись в Милан, Савва и в голосе прибавил, и шелком занялся всерьез. Изучал дело, думая о будущем.

С 1800 года Россия ввозила шелка-сырца по четырнадцати тысяч пудов, в царствие Александра ввоз несколько упал, но в 1841–1850 годах поднялся почти до шестнадцати тысяч пудов и опять скатился до четырнадцати тысяч. Шелк-сырец покупали в Австро-Венгрии, в Германии, во Франции, в Швейцарии, в Китае и в Италии. Готовых шелковых изделий ввозили не много, на три-пять миллионов рублей в год — пошлины высокие. Шелковая пряжа, изготовляемая в России, качеством уступает заграничной. Миланская основа стоит в России 356 рублей за пуд, китайская — 312 рублей, а своя, маргеланская, — 180 рублей. Отечественная шелковая промышленность развивалась в Московской да во Владимирской губерниях. Фабрики все небольшие, полукустарные.

«С отцом надо посчитать, — думал Савва, — не открыть ли свою фабрику?»

Выступление в театре пришлось отложить, ждал истечения месяца.

Помчался в Ниццу.

Вера Владимировна отпустила Лизу погулять с Саввой.

Было огромное море, огромное небо. Они посмотрели в глаза друг другу. Савва спросил:

— Вы знаете, почему я здесь?

— Да, — сказала Лиза.

Он взял ее за руку, и ее рука дрожала точно так же, как и его. Он радостно и громко вздохнул.

— Я прошу вас быть моей женой.

Задохнулся воздухом, договорил эту бесконечно длинную фразу уже одними глазами, потому что голос совершенно пропал.

— Да, — сказала Лиза. — Да. Я согласна.

И потрогала рукой щеки.

Они рассмеялись. Так смеются дети, когда у них завелась счастливая, им одним ведомая тайна.

Спеть хоть однажды со сцены, перед публикой, Савве Мамонтову так и не пришлось. Отец прислал телеграмму: тетушка при смерти, желает проститься с любимым племянником. Савва тотчас отправился в Россию.

8

Иван Федорович купил под Москвой большой дом неподалеку от села Киреево. Потянуло к природе, к земле, к вечности.

Остался киреевский дневник Ивана Федоровича, но это не дневник событий и чувств, а скорее регистратор гостей и температуры воздуха. «1864 г. Май 21. Четверг. Погода жаркая. Прибыл я в Киреево». «8 июня. Пятница. Духов день. Жарко. На солнце 32°… В 9-ом часу был пожар, сгорело 2 крестьянских дома».

Савва в Кирееве появлялся редко. Отец дал ему средства на собственное дело. В центре Москвы, на Ильинке, Мамонтов-младший открыл амбар для продажи ламбардского шелка. Великих прибылей дело не обещало, но торговля шла солидно. Чтоб голова лишний раз не болела, бухгалтером в контору Савва Иванович взял своего благородного товарища, с которым вместе перебивался в Баку сардинами, Александра Константиновича Пупыкина.

У самого Ивана Федоровича дела процветали. Коммерческий успех Троицкой железной дороги подталкивал продолжить строительство линии до Ярославля. Однако капитал еще не вернулся, а строить в долг купцы старой закалки не любили. Богатство добывается всю жизнь, а просвистать его можно в считанные дни.

Довелось Савве сумерничать с отцом в киреевском доме. Сидели перед топящейся голландкой, на огонь смотрели.

— Сколько моих золотников, хотелось бы знать, в тебе, — неожиданно сказал Иван Федорович, тихонько посмеиваясь.

— Должно быть, одна половина, — ответил Савва. — А другая — от матушки.

— Нет, это не верно. От родителей в человеке только легкая тень сверху да внутри ларец. Заглянуть бы в тот ларчик, лучшее ли от меня тебе досталось?

— Лучшее, — уверенно сказал Савва.

— Я и сам вижу, что есть и лучшее. Но худшего тоже немало.

— Да в чем оно?

— В легкомыслии.

— Батюшка, да неужто ты, Мамонтов…

Иван Федорович поднял руки:

— Савва, умерь пыл. Это как раз та самая птица пфуфырь перышки в тебе растопырила, о которой я и говорю… Бороться с ней смысла нет, но умом про нее знать надо. Поглядывай за нею, Савва. Она красивая, смешная, но проглядишь — клюнет страшно, в глаз.

Савва почувствовал, что отец готов откровенничать, и попросил:

— Рассказал бы ты о деде моем. Ничего ведь не знаю.

— Бог с ним с дедом, — легко отмахнулся Иван Федорович. — Для меня отцом был Аристарх Иванович. Он одну в меня истину вдалбливал: «Иван! Не верь молодости. Молодость курва!» Суровый был человек, но честный. Не подслащивал жизнь, не подкрашивал. За это я ему по гроб благодарен. А вот старшая дочь его, Ольга Аристарховна, была совсем иной человек. Красивая, мечтательная, и ведь не бедная, а в старых девах век куковала. Тетрадку мне свою давала читать со стихами. Там было даже недозволенное, поэма «Войнаровский»… Твои студенческие шалости, сын, с кровями тебе передались.

— А какое у нас родство с декабристами?

Отец пошевелил кочергой поленья:

— Я еще не совсем старик, чтоб все тайны семейные, все грехи предков на детей своих перекладывать. Сам поношу, сколько сил есть. Не спеши, Савва. Ты у меня молодец. За невесту хвалю. Свадьбу еще не сыграли, а я уже внучат начал ждать.

9

Купеческие браки являлись делом для общества чрезвычайно серьезным. Согласие родителей — полдела, необходимо было заручиться одобрением всего купеческого сословия.

«Свидетельство из Московской Купеческой Управы, дано сие Потомственной Почетной Гражданке временно Московской 1-ой гильдии купеческой дочери девице Елизавете Григорьевне Сапожниковой в следствии поданного от матери ея Потомственной Почетной Гражданки, временно Московской 1-ой гильдии купчихи вдовы Веры Владимировны Сапожниковой прошении и состоявшейся по оному резолюции, в том что по сказке 10-ой ревизии, поданной 24 февраля 1858 года ей, Елизавете Сапожниковой показано от роду 10 лет и если она пожелает вступить в законный брак, то со стороны Купеческой Управы препятствий к тому нет. Апреля 13 дня 1865 года».