Сбежавшая попаданка, Вернуть невесту дракона

— Ты прекрасно знаешь, что тебе не сделать меня марионеткой в своих дворцовых интригах. — сиятельный сел в кресло напротив принца и, взяв в руки круглый кувшин, налил в чистый кубок вина. — Тебя сегодня еще не пытались отравить?

— Пью не первый бокал, с тех пор как вернулся от прейна. В конвульсиях замечен не был.

Одним из качеств, которые Сэй уважал в друге, являлось врожденное бесстрашие. Два покушения на жизнь наследника не смогли сделать из него трясущегося от каждого шороха параноика. А последнее, как ни странно, случалось со многими известными в истории воинами.

— Да возрадуется сердце мое от столь славной новости. — рои Сагури церемониально поднял бокал и, поднеся к губам, сделал большой глоток.

Вино оказалось Ривайским. Цветочным, с медовыми нотами.

В отличие от наследника ни один яд не был ему страшен. Дракон обладал свойством устранять любую отраву, попавшую в кровь.

— А я чуть было не решил, что ты зовешь меня, потому что вновь атакован недругами.

— Ах вот отчего ты так спешил, друг мой?

— Именно, ваше высочество.

— Ты у меня такой пупсик. — хмыкнул Тристан, заставив тем самым друга принять каменное выражение лица.

Неуемная любвеобильность была чрезмерно развита у Его Высочества. Слухи о том, что принц не пропускает ни одной юбки нельзя было назвать сильно преувеличенными. Скорее, двор пытался преуменьшить истории похождений наследника, хотя последний ими искренне гордился. Однако с недавних пор, в виду чрезмерной загруженности государственными делами, интерес фаворитками несколько поубавился.

А злые языки во все времена умели видеть пламя огня даже там, где моросил дождь. Шутки принца, дошедшие до чужих ушей, начали слагать легенды о слишком близких отношениях между ним и наследником рода Сагури. К счастью, до короля данные слухи не долетали, иначе болтливые языки вместе с головами стали бы украшением чьих-нибудь крыш к самому ближайшему празднику.

— Я сожгу тебя быстрее, чем ты вдохнешь воздух в легкие, а Имрану скажу, что ритуальное самосожжение было твоим личным выбором, против которого, я не мог пойти в силу верности долгу.

— Меня всегда в тебе поражало полное отсутствие эстетического вкуса. Ты же, как-никак золотой дракон. В твоей душе должна биться хотя бы предрасположенность к прекрасному. Однако, если однажды я и впрямь решусь на самосожжение, кое-кто, несомненно, обрадуется полученной вести.

— Прейн Обемис?

О том насколько животрепещуще относился его святейшество к наследнику престола знали многие. Их взаимная неприязнь была сильна и по-настоящему прочна. А ее стабильности могли позавидовать многие деловые соглашения страны. И обуславливалась она несколькими причинами.

Во-первых, в отличие от своего отца, принц не находил смысла в обрядах, расхваливающих скорее служителя церкви, нежели самих владык, и не считал нужным скрывать свое отношение к тем, кто совершал данные ритуалы вне официальных дат. Король, пытаясь приструнить вольнодумца-сына, отправлял его принимать участия на еженедельных песнопениях вместо себя. Как бы Тристан не желал, но он не мог ослушаться отца и, конечно же, вел себя во время песнопений исключительно почтительно…

— Как прошла церемония?

— Прекрасно! Я еще с прошлой так славно не высыпался. — без тени смущения и с лукавой улыбкой на губах заявил светловолосый юноша, чья чарующая внешность сводила с ума множество женских сердец государства. Наличие жениха или законного супруга никоим образом не останавливало дам во время их грез о внимании принца.

— Не поверю, что его внимательнейшее преосвященство не заметило твоего отсутствующего взгляда.

— Этот старый хитрец замечает все. Но ты же знаешь, что твой друг всегда планирует спектакли заранее.

— Знаю. Рассказывай, как ты выкрутился на этот раз?

— Сказал, что мне было ниспослано видение. — со всей серьезностью озвучил принц, и первый раз за долгое время Сэй искренне рассмеялся.

Лицо Обемиса, услышавшего эту новость, отчетливо возникло в голове дракона. Брови старика, наверняка, дергались от совокупности безграничного волнения, тревоги и скрытого бешенства. Это не могло оставить равнодушным ни Сэйгарда, ни его зверя.

Еще одна причина по которой прейн опасался и молча недолюбливал принца заключалась в тех самых частых видениях, в которых огонь призывал наследника явиться к нему.

Ни один король, ни один прейн, да и никто другой среди жителей Иллота никогда не удостаивался чести так часто вступать в первородный.

Но что, кажется, еще сильнее раздражало служителя семи владык, так это то, что Тристан каждый раз выходил из огня с новым даром. Стоило его фигуре показаться, как пламя вспыхивало белым цветом - знаком свершившегося дарования.

Принц никогда не сообщал, чем наделило его пламя, и незнание явно не давало прейну спокойно спать по ночам.

— Он тебя и близко к огню не подпустит.

— Да я и не собирался в него вступать. — принц откинулся в кресле, чуть прищурил глаза и на его губах снова заиграла озорная улыбка, — Увидел, что старика почти настиг удар от моих слов, и сразу же добавил, что на этот раз видение прошло без упоминания даты вхождения. Так, просто по-дружески немного поболтали.

— Его и от этих твоих дружеских слов вполне мог настигнуть удар. Вряд ли огонь столь же часто беседует со светлейшим. Странно, что Обемис до сих не отыскал в каком-нибудь старом фолианте ограничение на вхождение.

— При всем желании, он не сможет этого сделать, — хмыкнул Тристан, отложив свой кубок на стол. — Такого ограничения не существует. Уверенность, блеснувшая в глазах наследник, не заставляла сомневаться в том, что огонь действительно часто с ним беседует.

Но Сэй никогда не задавал вопросов, если Тристан первым не начинал разговор. То же касалось вопросов относительно его зверя. Он знал, что принц с детства мечтал иметь крылья и уметь перевоплощаться так же, как и он, но никогда не позволял себе лишнего любопытства, прекрасно понимая – у каждой темы существуют грани, через которые лучше не переступать.