Сборник Мистических Рассказов

Однако вернемся к гуляющим. Компания, не смотря на поздний час, только-только входила в определенный обычным сценарием такого мероприятия переплет.

Семейный Бусыгинский бес по кличке Цуцик, сидел на стареньком самодельном комоде и подсказывал участникам вечеринки, что делать дальше, чтобы веселье не угасло и чтобы, кто-то первым не повалился спать. Подобное действие одного из фигурантов, как правило, расстраивало компанию. Он знал по опыту прошлых гулянок, вырубится один, за ним потянуться остальные и тогда придется сидеть в одиночестве у грязного стола или тащиться сквозь "непроглядную" ночь к знакомым на соседнюю улицу, ему было известно о тамошней попойке. Чёрт почти круглосуточно торчал в летней кухне, которая, невзирая на название, была обитаема и зимой. В этом месте всегда случались различного рода семейные разборки, скандальчики или наоборот, примирения между участниками сегодняшнего застолья.

Здесь, на любимом месте, Цуцик ежедневно провоцировал того или иного посетителя самого оживленного участка обширной усадьбы Бусыгина - старшего. Сегодня, не прилагая особых усилий, он успел довести участников пьянки до критического состояния и теперь терпеливо ожидал, когда можно будет внести последний штрих, чтобы все случилось как всегда.

Бес зевнул, сплюнув через правое плечо, поерзал на комоде, удобней усаживаясь, и погрузился в воспоминания тех времен, когда получил от своего папаши семью Бусыгиных в качестве награды за хорошую работу в его малом, "Чертовском" предприятии, и в первый раз показался на глаза теперешнему Бусыгину - отцу. Тогда, еще молодой и не опытный по части хмельного, мужик безобразно напился, конечно, не без помощи главного черта и его соратников. Подпил молодец и ушел спать в баню, которую накануне гулянки сам же протопил. Забрался парень на теплый полог и задремал одурманенный алкоголем. Цуцик, используя банные испарения, материализовался до видимых контуров, заскочил на Бусыгина и принялся его давить, горло ему перехватывать, щекотать его тело в разных местах, стараясь вызвать рвоту. Помогал ему кто-то из своих семейных бесов, плясал в это время на лавке перед жертвой. Бусыгин едва разлепил хмельные глаза, когда стало невыносимо тошно, увидел чертей и заорал в пьяной смелости.

– Ну, ты Цуцик рогатый! Я тебе сейчас башку оторву, и на кол одену!
–

Так с тех пор все знакомые черти стали звать его Цуциком.

– Надо было ангельскую морду состроить?
– Запоздало подумал бес.
– Глядишь, святым бы прозвали.

Обидная кличка, представляющая его, опытного черта, чем-то похожим на бесхвостого, заморенного собачонка, как короста не давала ему покоя. С того времени, Цуцик всячески старался досадить не только главе семейства, но и всем домочадцам, не давая забыть им того черта, которого ловил за голову Бусыгин.

В тот раз, выскочив из бани, мужик прибежал в дом с жуткими воплями о том, что поймал бесёнка, но в его руке все увидели кусок мыла, стиснутый с такой силой, что его лохмотья вылезли между пальцами. Не очень приятные воспоминания чёрта о своей молодости, прервала, влетевшая во времянку, его подружка Гутька - бесовка. Гутя жила в соседнем доме в семье Левковых. В этой семье все дети, по мнению окружающих людей и не без основания, были ненормальными, а попросту шизиками. Старший сын, несколько раз пытался повеситься, но его всегда спасала Гутька, ухитряясь предупредить о беде вечно пьяную Левчиху или постоянно занятого работой Левкова. Он работал шофером молоковоза, воровал молоко и масло. Этому его тоже научила бесовка. Она нашептала, чтоб он в начале рейса, бросал в цистерну с молоком краюху хлеба, а перед тем как въехать на территорию молокозавода, вылавливать её, порядком облепленную сливочным маслом. Левков продавал добытое таким путём масло в городе, а на вырученные деньги, покупал водку или портвейн. Левчиха в это время ходила по деревне, угощала всех своих собутыльников "горючим", скандалила с бабами, порой ссоры перерастали в драки, отчего у нее на лице не заживали царапины и синяки, одежда на бабенке была всегда разодрана, а обувь одета не на ту ногу.

Появившись на кухне и поняв, что пора действовать, Гутька сходу запрыгнула на Бусыгина - старшего и заорала, вытаращив глаза, ему прямо в ухо.

– Ты что старый хрен, башку свою совсем потерял!? Давно пора с сынами силой мериться, а то они, не дай дьявол, подумают, что песок из тебя сыпется!
–

Цуцик аж задохнулся от восторга, глядя жуткими глазами на свою подружку, захлопал в ладоши, приветствуя бойкую чертовку, потом глянул на всякий случай в дальний угол, в котором, сжавшись от страха, спрятался Ангел-хранитель по прозвищу Святоша. К нему в этом доме не обращались лет тридцать, с тех самых пор как умерла мать хозяина. Не востребованный Ангел зачах без внимания, а значит, прибывал без средств к существованию. Цуцику было известно, Святоша, по божьим каналам не получает жалования, наказан за упущения в работе. Встретившись глазами с Цуциком, ангел сдвинул грозно брови, но с места не тронулся, зная наперёд, что от участников гульбища ему поддержки не дождаться. Так и остался под образами, хоть такая защита была не совсем надежной, но здесь можно нажать на "кнопку" и вызвать неотложную помощь, если конечно темные начнут угрожать непосредственно ему, как Божьему представителю.

– С Гришкой смерься силой!
– Визжала Гутька. Григорий в это время сидел, грозно набычившись за столом, и слушал какую-то гнусность из уст младшей невестки Полинки.

– Гришка!
– Крикнул Бусыгин, вдохновленный подсказкой всплывшей у него в хмельной голове.

– Иди, на руках будем давиться! Я сейчас в бараний рог скручу всех тут вас молокососы!
–

– Началось.
– Обрадовался Цуцик и вмиг оказался рядом с Григорием.

– Давай, иди, прижми ручонку своему отцу.
– Он щелкнул мужика по лбу, отчего тот пошел красными пятнами, оттолкнул надоевшую со своими разговорами Полину, и это действие деверя, конечно, ей очень не понравилось. Григорий между тем плюхнулся рядом с отцом. Мужики, сцепившись руками, побагровели от натуги, остальные, включая и чертей, обступили соревнующихся, подзадоривая и выкрикивая разные обидные выражения в адрес то одного, то другого силача.

Все, без исключения мужики в Бусыгинском роду, были здоровенными, сыновья почти по два метра ростом, старший хоть и пониже их, но широк в плечах и крепок костью, с огромными ручищами и мощной шеей.

Цуцик, по давней дружбе, помог старшему Бусыгину и тот одолел Гришку, на его место без промедления, уселся Сёмка. Не давая отцу передышки, он легко завалил руку родителя и заорал, победно размахивая руками, цепляя ими вокруг стоящих болельщиков. Этот его радостный клич, не понравился старшему брату и Гришка даже не успел о чем-нибудь подумать, как черт заставил его схватить победителя за шею. Мужик принялся изо всей силы давить голову отца вниз, стараясь прижать к столу, с которого полетели грязные тарелки. Гутя, обрадованная таким поворотом событий, мгновенно оказалась на плечах у Полинки. Помня, что та уже затаила зло против деверя, гаркнула в ее порозовевшее от ярости ухо, что пора спасать мужа, от этого придурошного свекра алкаша.

– За уши его хватай.
– Шипела бесовка, тыча в то же самое время не только Полинку, но и Шурку, здоровенную Гришкину бабу. Та стояла уперев руки в боки и прицеливалась, чтобы каким-то образом подсобить мужику и не нашла ничего лучшего, как вцепиться в седой чуб свёкра.

Цуцик почувствовал, как его тело стало наливаться дурманящей силой, которую излучали разгоряченные пьяной схваткой люди и понял, что сегодня они с Гутькой попируют на славу. Когда домочадцы устраивали пьяный дебош, то от них можно было отхватить изрядный куш грубых энергий, которые как раз и являются лучшим лакомством для чертей.

– Вали его на кровать.
– Гудел Цуцик, прилепившись к спине и ягодицам Шурки.

На лице Бусыгина - старшего, появилась первая кровь. Полинка отлетела от Григория, получив удар кулачищем и чуть было не оторвала уши деверю. Это помогло Сёмке освободиться от клешни старшего брата но, осознав, кто ему помогал и каким способом, он заорал на свою, валяющуюся на полу супругу. Ему стало жаль ушей брата, он ни один раз испытывал страшную боль, когда Полинка рвала его перепонки в прошлых потасовках. Шурка, тем временем, расквасив морду свекру, пошла в наступление на Семёна, однако тот, помня ее тяжелые кулаки, сумел увернуться, забежал за стол и залпом выпил стопку водки, крикнув что-то о мире. Этот поступок младшего Бусыгина, привел чертей в онемение, так как вся компания, увидев и услышав спонтанный тост Сёмки, неожиданно прекратила потасовку, и хотя бабы еще орали друг на друга, мужики без промедления подсаживались к столу, брали в руки стопки.

– Молокососы, бездельники.
– Уже совершенно мирно изрекал Бусыгин - старший, поправляя свой поредевший, от жесткой хватки невестки, чуб.

– Что, ты на меня набросилась?
– Спросил он Шурку. Не дожидаясь ответа, стал разливать водку по стопкам.

– Надо продолжить баб натравливать друг на друга, - сказала Гутя Цуцику, - а то они правда спать потянуться.
– Бесовка приготовилась снова запрыгнуть на растрепанную, всхлипывающую Полину, но в эту самую секунду чутьё ей подсказало, что домой вернулась пьяная хозяйка ее дома, Левчиха. Гутька, махнув на прощание своему приятелю, в мгновение ока скрылась в топке грязной, давно не беленой по случаю лета, печи. Тем временем, за столом все успокаивались, чокались, выпивали вонючий технарь, обсуждая ни с чего вспыхнувшую драчку. Семен потянулся за гитарой, и гулянка, плавно перешла в лирическое русло. Глава семейства, громко запел, стараясь всех перекричать, но это уже никого не приводило в ярость. Цуцик, отхватив еще клок энергии от отходившего всеми фибрами души Гришки, последовал за Гутей.

В доме Левковых разворачивалась совсем не шуточная сцена, в центре которой выступала сама хозяйка семейства. Левков сидел за столом и мрачно курил, Левчиха шипела злорадно о том, что будто бы проклятая ведьма, соседка Акулиха, навела на их детей порчу, и что придет время, когда она ее утопит в реке, и изведет весь их поганый род. Хотя про род, было сказано лишне. Все дети Акулихи давно умерли и в деревне поговаривали, что в их смерти повинна, как раз Левкова. Надо сказать два слова о ведьме.