Сборник Поход «Челюскина»

Спрашивается только: выдержит ли льдина до этого времени?

ГАЗЕТА «ФОЛЬКСШТИМЕ» (СААР)[314]

Помощник заведующего хозяйством А. Канцын. Скорее на лед

Задолго до гибели корабля, когда стало ясно, что нам предстоит длительное пребывание в Полярном море, Отто Юльевич Шмидт, как всегда предусмотрительный, потребовал подготовить аварийный запас продовольствия, горючего и меховой одежды. План он поручил разработать своему заместителю по хозяйственной части т. Копусову, а потом передал его завхозу Могилевичу.

— Начинайте постепенно подготовлять продукты, меховую одежду и прочие необходимые вещи на льду, — сказал Шмидт.

На левом крыле нижнего мостика мы сложили в мешках малицы, теплое белье, меховые брюки, рубашки. Хранить в этом месте аварийные вещи было удобно, отсюда их легко выбрасывать на лед.

На ботдеке справа мы сложили продукты с расчетом, чтобы их хватило на два месяца. Продукты накрыли брезентом.

Все работы для подготовки аварийного запаса мы проводили преимущественно вечерами и ночью. Днем были судовые работы. Специальных людей для подготовки продуктов и меховых вещей Отто [315] Юльевич решил не выделять, чтобы избегнуть тревожных настроений у экипажа.

Хотя мы все и были подготовлены к возможности оставить «Челюскина», но уверенность в благополучном конце зимовки не покидала нас. Вечера товарищи проводили в красном уголке за шахматами, книгами, учебой, и мысль о печальном конце судна не приходила.

Как-то Отто Юльевич спросил меня:

— Товарищ Канцын, как у вас дела с аварийным запасом?

Я ответил, что все уже подготовлено, и спросил, не надо ли прибавить к запасу еще что-нибудь на всякий случай.

— Хорошо, — согласился Отто Юльевич. — Вот видите, все сделано тихо, спокойно и без лишних разговоров, — с улыбкой добавил он.

План выполнили и перевыполнили. С Борисом Могилевичем мы продолжали укладывать ящики и мешки с продовольствием на главную палубу.

13 февраля утром я и Борис Могилевич пошли ставить капканы на песцов. На обратном пути нас захватила пурга. Она била в глаза и засыпала хлопьями снега. Иногда доносились заглушенные ледяные стоны.

— Эх, и до нас дойдет, — сказал Борис.

У борта судна нас встретил т. Воронин и сказал:

— Давайте, товарищи, на пароход. Лед сегодня не спокоен.

Переодевшись, мы едва успели сесть за стол обедать, как услышали первый толчок в левый борт судна.

Лед напирал.

Мы бросились на палубу. Иван Александрович Копусов сказал:

— Давайте готовиться к выгрузке продовольствия.

Люди бежали по местам. Я с заранее прикомандированной ко мне бригадой стал выгружать теплые меховые вещи с мостика на лед. Люди с поразительной ловкостью и быстротой подхватывали мешки, тащили и бросали их за борт.

Петр Карлович Новицкий, наш экспедиционный фотограф, по комплекции своей и возрасту не расположенный к особой проворности, с удивительной быстротой загребал по крайней мере в два раза большие, чем он сам, мешки и с тяжелой одышкой вытаскивал их на палубу.

Подгонять никого не приходилось. Люди работали с совершенным хладнокровием, спокойствием, с чрезвычайной энергией, ловкостью и быстротой. Через 15–20 минут выгрузка меховых вещей [316] была закончена, и я со своей бригадой пошел на помощь Могилевичу для выгрузки продуктов.

Затем часть людей была направлена на лед для оттаскивания от борта судна выгруженного имущества. Я же с Борисом Могилевичем и восемью людьми открыли трюм и спустились в провизионную. Там была уже вода. Мы начали выбрасывать оттуда мешки с теплым бельем и продуктами. Работали по колено в воде. Борис вытащил из мешка сапоги и переобулся, затем пошел в каюту взять документы. Я вышел из трюма и пошел на лед помогать оттаскивать вещи.

Люди спрыгивали с палубы на лед. Я видел, как Могилевич шел на корму и вскочил на фальшборт. У трапа стояли капитан Воронин и Шмидт. Они кричали ему:

— Скорее сходи на лед!

… Гибель судна и гибель товарища на глазах…

Но долго думать не пришлось, нужно было готовиться к жизни на льду. Начали собирать продукты и одежду в одно место, где был основан склад. Время быстро бежало. Люди успели поставить палатки, и я стал выдавать спальные мешки и меховую одежду. [317]

Буфетчик В. Лепихин. Хватило почти на всех

Когда схлынула горячка и продукты были оттащены от гибнущего судна, я решил итти в твиндек, чтобы взять свой чемодан.

В твиндеке было темно.

Точно акробат, пробираясь по столу, скамейкам, койкам, чиркая спички, я добрался до своего места и вынес чемодан.

В коридоре, как и на дворе, было холодно. В беспорядке валялись чемоданы, обувь, одежда. Раскрыты покинутые каюты. Растопырены двери камбуза. В кухне валяется забытая посуда.

Посуда, подумал я, посуда! Ведь на льду посуды не будет, из чего есть станем? Что ребята скажут?! Ведь я буфетчик команды и должен обеспечить их посудой!

Я отбросил чемодан и побежал в буфет. И тут было темно. Быстро зажег керосиновую лампу. Начал хватать с полок миски, тарелки, чашки, ложки, вилки. Всю посуду складывал в ведро и кастрюли.

Эх, всего не забрать, чорт! [318]

Под руку попался учебник немецкого языка, и я с досадой швырнул его прочь. Зато несказанно обрадовался, наткнувшись на мешок с сахаром: рад был мешку и стал складывать в него хлеб.

Несколько раз выбегал на лед, пока все вынес. А когда я в последний раз бросился к буфету, ноги зашлепали по воде: она заливала коридор.

Отступая, вскочил в чью-то каюту. С койки схватил одеяло и две простыни и бросился на палубу.

Утром раздали посуду обитателям лагеря Шмидта. Хватило почти на всех. Я выполнил свой долг. [319]

Судовой плотник Д. Кудрявцев. Без паники

Я встал утром, попил чаю и пошел с плотником Югановым в мастерскую. Поработали мы там до двенадцати часов, потом отправились обедать. После обеда отдыхать мы в тот день не стали, а пошли кончать работу.

Приходит в мастерскую боцман Загорский.

— Ребята, — говорит боцман, — посмотрите, что творится на льду.

После приказа о выгрузке мы стали все сбрасывать на лед. Наша бригада была физически сильная, и всех нас поставили на наиболее тяжелый груз. Я хотел было пойти одеться хотя бы в чистое белье, но потом решил, что не стоит этого делать. Надо помогать выгрузке. Так я из своих вещей ничего и не взял.

Меня увидел инженер Ремов.

— Иди в трюм № 2 за фанерой, — сказал он.