Сборник рассказов 'Дикие люди'
Шрифт:
Волки воют во тьме на голод, на смерть.
От смерти бежали киргизы.
От смерти угонишь ли гурты?
Пахнет от аула кизяком, айраном - молоком кислым. Сидят у желтых костров худые и голодные киргизские ребятишки. Возле ребятишек голоребрые, остромордые собаки. Юрты, как стога сена. За юртами озеро, камыши, и вдруг гулко из камышей выстрелили в желтые костры: О-о-а-ат!..
Сразу выскочили из кошемных юрт киргизы. Закричали испуганно.
– Уй-бой... Уй-бой, ак-казыл-урус... Уй-бой...
Пали на лошадей. Лошади точно
– Ай-ай, красный - белый русский, ай-ай...
Один седобородый свалился с лошади головой в казан - котел, опрокинул котел. Ошпаренный, завопил густым голосом. А подле, поджав хвост, лохматая собака боязливо тыкала голодную морду в горячее молоко.
Тонко ржали кобылицы. Испуганно, как от волков, бились в загоне овны. Тяжело, точно запыхавшись, дышали коровы.
И покорные киргизки, увидев русских, покорно ложились на кошмы...
Хохотал беспутно Древесинин:
– Да мы жеребцы, что ли?.. Не вечно мы их...
Торопливо нацедил он в плоскую австрийскую фляжку молока и, хлопая нагайкой, сбирал к юрте коров с телятами. Освобожденные с привязи телята, быстро толкая головой мягкое вымя, радостно хватали большими, мягкими губами сосцы.
– Ишь, голодны, бичера...
И Древесинин разрядил наган в телят.
Афанасий Петрович обежал аул и хотел было ехать вслед за Древесининым, но вдруг вспомнил:
– Соску надо. Черти, соску забыли!..
Кинулся по юртам искать соску. Огни в юртах потушены, Афанасий Петрович схватил головню и, брызгая искрами, кашляя от дыма, искал соску. В одной руке у него трещала головня, в другой был револьвер. Сосок не находилось. Лежали на кошмах, распластавшись и закрывшись чувлуками, покорные киргизки. Ревели ребятишки.
Рассердился Афанасий Петрович и в одной юрте закричал молодой киргизке:
– Соску, сволочь немакана, давай соску!
Заплакала киргизка и начала поспешно расстегивать фаевый кафтан, а потом стягивать рубаху.
– Ни кирек... Ал... Ал... Бери...- А рядом на кошме плакал завернутый в тряпки ребенок. Киргизка уже подгибала ноги.- Ал... ал... бери...
Но тут схватился за грудь ее Афанасий Петрович, потискал и свистнул обрадованно:
– Во-о... Соска-то. А! Крепка!
– Ни кирек... Ни... Что?..
– Ладно, не крякай. Айда! Крепка!
И за руку потащил за собой киргизку.
В темноте посадил на седло киргизку и, время от времени пощупывая у ней груди, понесся в Селивановские лога, к отряду.
– Нашел, паре, а,- обрадованно говорил он, и на глазах у него были слезы.- Я, брат, найду, я из-под земли выкопаю.
V
А в стане оказалось - в темноте не заметил Афанасий Петрович захватила с собой киргизка ребеночка.
– Пущай,- сказали мужики,- молока и на обоих хватит. Коровы есть, а она баба здоровая.
Была молчалива, строга киргизка и ребят всем невидимо кормила. Лежали они у ней на кошме в палатке - один беленький, другой
желтенький, и пищали в голос.Через неделю на общем собрании Афанасий Петрович пожаловался:
– Так что утайка, товарищи: киргизка-то, паскуда, кормит абманом своему-то всю грудь скармливает, а нашему что ни на донышке. Я, брат, подсмотрел. Вы поглядите только...
Пошли мужики, смотрят: ребята, как и все ребята, один беленький, другой желтенький, как спелая дыня. Но похоже, что русский тоньше киргизского.
Развел руками Афанасий Петрович:
– Я ему имя дал - Васька... а тут поди ты... Оказия. Абман.
Сказал Древесинин даже без ухмылки:
– А ты, Васька, хилай, смертнай...
Нашли палку, измерили ее на оглобле, чтобы одна другую сторону не перетягивала.
Подвесили с концов ребятишек - который перевесит.
Пищали в тряпочках подвешенные на волосяных арканах ребятишки. Пахло от них тонким ребячьим духом. Стояла у телеги киргизка и, не понимая ничего, плакала.
Молчат мужики, смотрят.
– Пущай,- сказал Селиванов.- Пущай весы.
Опустил руки от палки Афанасий Петрович, и сразу русский мальчонка кверху.
– Ишь, сволочь желторотая,- сказал Афанасий Петрович разозленно,отожрался.
Поднял валявшийся сухой бараний череп и положил на русского. Уравнялись тогда ребята.
Зашумели мужики, закричали: - На целу голову, паре, перекормила, а?..
– Не уследишь...
– Вот зверь... как кормила.
– Кто следил?..
– Не только работы, что за ребятами следить! Подтвердили некоторые, степенные:
– Где уследишь!
– Опять же, родительница...
Затопал, завизжал Афанасий Петрович:
– По-твоему - русскому человеку пропадать там из-за какова-то немаканова... Пропадать Ваське-то... моему?..
Посмотрели на Ваську - лежал белый, худенький.
Муторно стало мужикам.
Сказал Селиванов Афанасию Петровичу:
– А ты его... того... пущай, бог с ним, умрет... киргизенка-то. Мало их перебили, к одному... ответу...
Поглядели мужики на Ваську и разошлись молча.
Взял киргизенка Афанасий Петрович, завернул в рваный мешок.
Завыла мать. Ударил ее слегка в зубы Афанасий Петрович и пошел из стана в степь...
VI
Дня через два стояли мужики у палатки на цыпочках и чрез плечи друг друга заглядывали вовнутрь, где на кошме киргизка кормила белое дитё.
Было у киргизки покорное лицо с узкими, как зерна овса, глазами; фаевый фиолетовый кафтан и сафьяновые ичиги-сапожки.
Било дитё личиком в грудь, сучило ручонками по кафтану, а ноги мотались смешно и неуклюже, точно он прыгал.
С могучим хохотом глядели мужики.
И нежней всех Афанасий Петрович. Швыркая носом, плаксиво говорил он:
– Ишь, кроет!..
А за холщевой палаткой бежали неизвестно куда: лога, скалы, степь, чужая Монголия.
Незнамо куда бежала Монголия - зверь дикий и нерадостный.