Сборник рассказов и повестей.

Корму спихнули, и он погреб к выходу из бухты.

И все опротивело Федору Сидорову. Он ушел в хижину, лег там на циновку и отвернулся лицом к стене. Самоуверенность Толика объяснялась тем, что он еще не беседовал с Таароа. Ничего. Побеседует. Все было бессмысленно и черно.

Федор представил, как молодой статный туземец умело наносит ему удар копьем в живот, и почувствовал себя плохо. Тогда он попытался представить, что удар копьем в живот туземцу наносит он сам, и почувствовал себя еще хуже.

Прошло уже довольно много времени, а Федор все лежал, горестно уставясь на золотистое плетение циновки.

Затем он услышал снаружи легкие стремительные шаги, оборвавшиеся неподалеку от хижины.

– Это что такое?
– раздался прерывистый голос Натальи.
– Ты что это сделал? А ну дай сюда!

Неразборчиво забубнил Валентин. Странно. Когда это он подошел? И почему так тихо? Крался, что ли?

– Сломай это немедленно!
– взвизгнула Наталья.
– Ты же видишь, у меня сил не хватает это сломать!

Послышался треск дерева, и вскоре Наталья проволокла Валентина мимо стенки, за которой лежал Федор. Циновки всколыхнулись.

– Я тебе покажу копье!
– вне себя приговаривала Наталья.
– Я тебе покажу войну!

Федор выглянул из хижины. У порога валялся сломанный пополам дрын со следами грубой обработки каким-то тупым орудием. Судя по прикрученному кокосовой веревкой наконечнику из заостренного штыря, дрын действительно должен был изображать копье.

14

Наступила ночь, а Толика все не было. В деревне жгли костры и сходили с ума от беспокойства. Галка уже грозилась подпалить для ориентира пальмовую рощу, когда в бухте, наполненной подвижными лунными бликами, возник черный силуэт каноэ.

Вождя встретили у самой воды с факелами. Их неровный красноватый свет сделал бородатое лицо Толика первобытно свирепым.

– Все!
– жестко сказал он.

– Я же говорил… - вырвалось у Федора.

– Дурак ты, - тоном ниже заметил Толик.
– Объявляй демобилизацию. Хорош, повоевали.

– Не воюем?
– ахнула Галка.

– Не воюем, - подтвердил Толик и был немедленно атакован племенем. Измятый, исцелованный, оглушенный, он с трудом отбился и потребовал ужин.

Мужчины остались на берегу одни.

– Толик, ты, конечно, гений… - запинаясь, начал Федор.
– Черт возьми! Так мы не воюем?

– Нет.

– Мужики, это феноменально!
– Бороденка Федора прянула вверх, а плечи подпрыгнули до ушей.
– Слушай, поделись, чем ты его прикончил! Я же выложил ему все мыслимые доводы! Что война - аморальна! Что война - невыгодна! Что война - не занятие для умного человека!… Черт возьми, что ты ему сказал?

– Я сказал ему, что война для нас - табу.

15

Когда уже все спали, кто-то взял Валентина за пятку и осторожно потряс. Это был Толик.

– Вставай, пошли…

Валентин, не спрашивая, зачем, нашарил руру и крадучись, чтобы - упаси боже!
– не разбудить Наталью, выбрался из хижины.

Они отошли подальше от деревни, к лежащему на боку "Пенелопу". В роще кто-то скрежетал и мяукал - видимо, те самые тупапау, из-за которых сбежало прежнее население острова.

– Мне сказали, ты тут на войну собрался? Копье сделал…

Валентин вздохнул.

– Из-за Натальи?

Валентин расстроенно махнул рукой.

Они помолчали, глядя на высокие кривые пальмы в лунном свете.

– Слушай, - решительно повернулся к другу Толик, - хочешь, я вас разведу?

– Как?
– Валентин даже рассмеялся от неожиданности, чем смертельно обидел Толика.

– А вот так!
– взвился тот.
– Вождь я или не вождь?

– Вождь, конечно… - поспешил успокоить его Валентин, все еще борясь с нервным смехом.

– Р-разведу к чертовой матери!
– упрямо повторил Толик.
– Нашли, понимаешь, куклу для церемоний! Я войну предотвратил! Почему я не могу унять одну-единственную бабу, если от нее никому житья нет? Тупапау вахина!… [Злой дух, а не женщина (искаж. полинезийск.)]

– Да, но разводить…

– И разводить тоже!
– Толик был не на шутку взбешен.
– Все могу! Разводить, сводить, убивать, воскрешать!… Если вождь до чего-нибудь головой дотронется - все! Табу. Мне это Таароа сказал!

– Все-таки как-то… незаконно, - с сомнением заметил Валентин.

– Закон - это я! Таура Ракау Ха'а Мана-а!

Это чудовищное заявление произвело странное воздействие на Валентина. Жилистый бородатый Толик выглядел в лунном свете так внушительно, что ему верилось.

– Да-а… - как-то по-детски обиженно протянул Валентин. Это здесь… А там?

– Где "там"?
– оборвал его Толик.
– Нет никакого "там"!

– Ну, там… Когда вернемся.

Таура Ракау почувствовал слабость в ногах. Пальмы качнулись и выпрямились. Он нашарил рукой борт "Пенелопа" и сел.

– Как вернемся?
– проговорил он.
– А разве мы… Ты… Ты, наверное, не то хотел сказать… Ты хотел сказать, что это возможно теоретически?… Теоретически, да?

– Нет, - удрученно признался Валентин.
– Теоретически это как раз невозможно. Пока невозможно.

Толик сморщился от мыслительного напряжения.

– А как же тогда… - жалобно начал он и замолчал. Затем вскочил и с треском ухватил Валентина за руру на груди.

– Ты что ж, гад, делаешь?
– прохрипел он.
– Ты чем шутишь?

– Да не шучу я!… - делая слабые попытки освободиться, оправдывался Валентин.
– Правда, невозможно.

– Ничего не понимаю… - Толик отпустил его.
– Ну ты же сам только что сказал, что мы вернемся!

– А куда я денусь!
– с тоской проговорил Валентин.
– Она ж с меня с живого не слезет!…

Тихо, как сомнамбула, подошел Федор Сидоров с закрытыми глазами - духота доняла. Не просыпаясь, он проволок мимо них циновку и рухнул на нее по ту сторону "Пенелопа". Затем над бортом появилась его сонная физиономия.