Сборник рассказов
Шрифт:
Ну вот, пожалуйста, подумал я, еще одна ненормальная.
– Послушайте, дамочка, зачем вам мое лицо? Я могу оставить квитанцию в ящике, придете и заберете свое письмо на почте. Документы не забудьте.
Я сунул квитанцию в ящик и начал спускаться с крыльца.
Дверь открылась, и она выскочила. На ней было одно из таких прозрачных неглиже и никакого лифчика. Одни темно-синие трусики. Непричесана, волосы торчат дыбом, как будто пытаются сбежать от нее. На физиономии, похоже, что-то вроде крема, в основном - под глазами. Кожа на теле белая, словно никогда
Я все это отметил, пока она ко мне неслась. Я как раз засовывал заказное письмо обратно в сумку.
Она заорала:
– Отдайте мое письмо!
Я сказал:
– Леди, вам придется...
Она выхватила у меня письмо и побежала к двери, открыла и заскочила внутрь.
Черт возьми! Возвращаться без заказного письма или без подписи нельзя! Там за все расписываться нужно!
– ЭЙ!
Я погнался за ней и всунул ногу в щель как раз вовремя.
– ЭЙ, ЧЕРТ БЫ ВАС ПОБРАЛ!
– Уходите! Уходите! Вы злой человек!
– Слушайте, дамочка! Попробуйте понять! Вам нужно за это письмо расписаться! Я не могу его вам просто так отдать! Вы грабите почту Соединенных Штатов!
– Уходите, злой человек!
Я налег на дверь всем весом и ввалился в комнату. Внутри было темно. Все жалюзи опущены. Все жалюзи в доме были опущены.
– ВЫ НЕ ИМЕЕТЕ ПРАВА ВХОДИТЬ КО МНЕ В ДОМ! ВОН!
– А вы не имеете права грабить почту! Или отдавайте мне письмо, или распишитесь. Тогда я уйду.
– Хорошо. Хорошо. Распишусь.
Я показал ей, где расписываться, и дал ручку. Я смотрел на ее груди и на нее остальную и думал: какая жалость, что она чокнутая, какая жалость, какая жалость.
Она вернула мне ручку и подпись - сплошные каракули. Открыла письмо, начала читать, а я повернулся уходить.
Тут она оказалась в дверях, расставив руки. Письмо валялось на полу.
– Злой злой злой человек! Вы пришли сюда изнасиловать меня!
– Послушайте, леди, дайте пройти.
– У ВАС ЗЛО НА ЛБУ НАПИСАНО!
– Тоже мне, новость. А теперь пропустите!
Одной рукой я попытался ее оттолкнуть. Она вцепилась ногтями мне в щеку, хорошенько так. Я уронил сумку, кепка скатилась, и когда я промакивал кровь платком, она дотянулась и гребнула другую щеку.
– АХ ТЫ ПИЗДА! ЧТО, НЕ ВСЕ ДОМА, К ЧЕРТОВОЙ МАТЕРИ?
– Вот видите? Видите? Вы злой!
Она прямо вся прижалась ко мне. Я схватил ее за жопу и впился в нее ртом. Эти груди ко мне прижимались, она вся ко мне приклеилась. Закинула назад голову, подальше от меня
– Насильник! Насильник! Злой насильник!
Я нагнулся, ртом захватил ей одну сиську, переключился на другую.
– Насилуют! Насилуют! Меня насилуют!
Она была права. Я спустил ей трусы, расстегнул ширинку, вставил, довел ее так до кушетки. Мы оба на нее рухнули.
Она задрала ноги повыше.
– НАСИЛУЮТ!
– вопила она.
Я ее кончил, застегнул молнию, подобрал сумку с почтой и вышел, оставив ее спокойно таращиться в потолок...
Обед
я пропустил, но все равно в график не уложился.– Ты опоздал на 15 минут, - сказал Булыжник.
Я ничего не ответил.
Булыжник взглянул на меня.
– Боже всемогущий, что у тебя с лицом?
– спросил он.
– А у тебя?
– спросил его я.
– Ты о чем?
– Не грузись.
Я опять был с похмелья, опять установилась жара - всю неделю 100 градусов. Каждую ночь происходило пьянство, а с раннего утра и каждый день - Булыжник и невозможность всего.
Некоторые парни носили африканские шлемы от солнца и темные очки, а я - я был примерно одинаков, дождь ли, солнце: в драной одежде, а башмаки настолько древние, что гвозди постоянно впивались мне в подошвы. В ботинки я подкладывал кусочки картона. Но помогало это лишь временно - скоро гвозди снова вгрызались мне в пятки.
Виски и пиво вытекали из меня, фонтанировали из подмышек, а я гнал себе дальше с этой тяжестью на спине, будто с крестом, вытаскивая журналы, доставляя тысячи писем, шатаясь, приваренный к щеке солнца.
Какая-то тетка на меня заорала:
– ПОЧТАЛЬОН! ПОЧТАЛЬОН! ЭТО НЕ СЮДА!
Я оглянулся. Она стояла в квартале от меня вниз по склону, а я уже и так отставал от графика.
– Послушайте, леди, положите это письмо на ящик сверху! Завтра заберем!
– НЕТ! НЕТ! Я ХОЧУ, ЧТОБ ВЫ ЕГО ЗАБРАЛИ СЕЙЧАС!
Она размахивала этой сранью до самых небес.
– Леди!
– ЗАБЕРИТЕ! ЭТО НЕ НАМ!
О боже мой.
Я уронил мешок. Затем снял кепку и швырнул ее на траву. Она скатилась на проезжую часть. Я ее бросил и пошел к тетке. Полквартала.
Я подошел и выхватил эту дрянь у нее из рук, повернулся, пошел.
То была реклама! Почтовое отправление третьего класса. Что-то насчет распродажи одежды за полцены.
Я подобрал с дороги свою кепку, натянул на голову. Взгромоздил мешок на левую сторону хребта, зашагал снова. 100 градусов.
Проходил мимо одного дома, и за мной выскочила женщина.
– Почтальон! Почтальон! У вас разве письма для меня нет?
– Леди, если я не положил его вам в ящик, это значит, что почты для вас нет.
– Но я же знаю, что у вас для меня письмо!
– С чего вы взяли?
– Потому что мне позвонила сестра и сказала, что напишет.
– Леди, у меня нет для вас письма.
– Я знаю, что есть! Я знаю, что есть! Я знаю, что оно там!
Она потянулась к пачке писем у меня в руке.
– НЕ ТРОЖЬТЕ ПОЧТУ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ, ЛЕДИ! ДЛЯ ВАС СЕГОДНЯ НИЧЕГО НЕТ!
Я повернулся и пошел.
На крыльце стояла еще одна тетка.
– Вы сегодня поздно.
– Да, мэм.
– А где постоянный почтальон?
– Он умирает от рака.
– Умирает от рака? Гарольд умирает от рака?
– Правильно, - сказал я.
Я вручил ей почту.
– СЧЕТА! СЧЕТА! СЧЕТА!
– завопила она.
– И ЭТО ВСЕ, ЧТО ВЫ МНЕ МОЖЕТЕ ПРИНЕСТИ? ЭТИ СЧЕТА?
– Да, мэм, это все, что я могу вам принести.