Сборник рассказов
Шрифт:
– Все ясно, Вася, - просиял Косицкий, сузив глаза.
– Я хоть и пьяненький, хоть сейчас поеду... Ты ее видел... Есть у меня на примете одна... Девка молодая...
– Ну, бегом, - весело гаркнул Кошмариков.
Косицкий, как дитя, виляя задом, вприпрыжку побежал к автобусной остановке.
– Я чичас!
– кричал он Василию Нилычу, размахивая рукой.
А Кошмариков твердой походкой один пошел по шоссе. По мере того как он шел, веселье с него сходило, уступив место важности. Голову он задрал вверх, шагал не глядя под ноги и смотрел все время на небо.
Из проехавшего мимо автобуса
Учитель
Почему эта странная история произошла со мной и почему она во многом предопределила мою судьбу? Ведь человечек я тихий, неказистый и даже мухи не обижу. Но в этот день у меня уже с утра сердце по-особому билось. И все время была какая-то сонная сосредоточенность на самом себе, точно мира не существовало. Я все свои мысли, каждое их вздрагиванье, как мировое и единственное событие ощущал. И тело было легкое, родное, словно слипшееся с мыслями.
Все это хорошо, но вместе с тем было беспокойство. И тревожность какая-то.
Напившись кофеечку, я вышел на улицу. И пальтишко свое ощущал как теплое одеяльце. Стоял рваный, осенний день. Катились листья, тучи неслись по небу, как мысли эпилептика. Мелкий дождь растворял весь мир в мокром. Да и он - мир-то - был какой-то отодвинутый, точно ему надоело существовать.
"Хорошо бы стук сердечка своего послушать да в зеркала насмотреться", подумал я. И вышел на аллею. У деревьев, укрывшись от дождика, рисовали что-то сюрреалистическое два художника.
Вдруг я оказался у кинотеатра. Может быть, картина шла такая необычная, но у входа, на улице, толпилось немного людишек. И сновали взад и вперед. Спрашивали билеты, которые были уже проданы.
Я решил тоже постоять. И тут сразу - почему именно сразу, точно я к этому был предназначен, - сразу ко мне обратился толстый, потрепанный гражданин средних лет, с дамой.
– Здравствуйте, - сказал он мне.
Я больше уставился на даму, чем на него. На первый взгляд она была вполне терпима; старая, видавшая виды лиса облегала ее шею; взгляд был немного туповатый, я бы даже сказал, субстанциональный.
Толстый гражданин перехватил мое внимание.
– А вы знаете, кстати, меня зовут Толя, - улыбнулся он, - вы знаете, моя жена была лисой.
– Я и так вижу, что на ней лиса, - буркнул я.
– Нет, вы меня не поняли, - спохватился толстячок.
– Моя жена - вот она, перед вами - была лисой в прямом смысле этого слова. О, это невероятная история, поверьте мне. Ее поймал под Рязанью один мой приятель, егерь. И подарил мне, я люблю животных.
Толстячок на минуту замолчал. Я посмотрел на него. Вы уже знаете, что у меня было странное состояние. Одна его особенность состояла в том, что все, что происходило в мире, имело реальный смысл, как будто обычный покров видимости был сдернут. Даже самые заурядные слова отражали только истину, а не являлись всего-навсего словесной шелухой. Поэтому для меня стало ясно, что этот человек говорит правду.
Толстяк продолжал:
– А дальше - и представьте, все это происходило в коммунальной квартире - эта лиса стала сбрасывать шерсть, расти, заговорила человеческим голосом, появилось лицо и, как видите, все остальное.
Я глянул на его жену. Только теперь я увидел в ее лице что-то лисье.
Впрочем, лисьи были просто общие черты лица, а это не редкость у людей, особенно у женщин. Правда, на висках волосы у нее немного напоминали шерсть.Вглядевшись поглубже, я почувствовал, что главная странность ее лица заключалась не в сходстве с лисьей мордой, а в каком-то туповатом и загадочном выражении.
– Как это с вами случилось?
– обратился я к ней, выйдя из оцепенения.
– О, это было очень страшно, - благодарно взглянув на меня, ответила бывшая лиса.
– Не думайте, я прекрасно помню, когда я была животным. А потом, потом... точно все стало рушиться внутри меня... И взамен этого появилось новое... Какой-то поток... Нечто жуткое, как будто внутри меня что-то расширялось и расширялось... Когда появились первые мысли, от страха я стала лаять на них... Но потом ничего, привыкла, - грустно улыбнувшись, добавила она.
– Невероятно, - ужаснулся я.
– А скажите, кем-нибудь посторонним, кроме вашего мужа, зафиксирован этот чудовищный переход?
– А как же, - ответила женщина.
– Это происходило у всех на глазах. В коммунальной квартире. И наш сосед как раз врач.
– И какая же реакция в научных кругах?
– спросил я.
– Вас, наверное, затаскали по конференциям и лабораториям, и, наверное, засекретили.
– Ничего подобного, - ответила дама.
– Представьте, никто и не обратил внимания. Это, признаюсь, очень задело мое самолюбие. А один профессор даже сказал о моем случае: "Пустяки!"
– Ничего себе пустяки, - возмутился я и чуть не заорал.
– Да ведь вы мигом проскочили, можно даже сказать пролетели несколько миллионов лет сложнейшей эволюции... Черт побери... Ничего себе пустяки...
Дама как-то странно на меня посмотрела, точно я сказал нелепость. Потрепанный толстячок стоял рядом: он весь лоснился и сиял от удовольствия, что имеет такую жену.
– Ну, а что сказал ваш сосед-врач, это же происходило на его глазах. Он вас обследовал?
– спросил я.
– Обследовал, - сказала дама.
– И нашел, что я психопатка.
– Только и всего!
– вскричал я.
Мне показалось в высшей степени странным, что существо, которое обладает способностью к такого рода превращениям, оказалось в глазах людей всего-навсего психопаткой. "Ну и ну", - подумал я.
Дама стояла как ни в чем не бывало. "Говорит логически, - рассуждал я про себя, пристально всматриваясь в нее, - а все равно как-то чувствуется в ней что-то загадочное, капризное и точно спрятанное по ту сторону. Эх, станцевать бы с такой вальс!"
Между тем кругом сновали люди. И спрашивали: "Нет ли билетика, нет ли билетика?"
– Представьте, - выпучил глаза Толя, - у нас есть лишний билет, все ищут его, но мы никак не можем его продать!
– Не берут?
– ужаснулся я.
– Не в этом дело. Берут. Просто мы не можем продать, - ответил Толя.
Мы действительно походили как в тумане вокруг людей и никак не могли продать билета. Около нас покупали лишние билеты, но мы ничего не могли поделать.
– Ну, я пойду. К себе, - плаксиво проскулил я.
Дама стояла где-то совсем в стороне, как все равно за пространствами, и как-то нехорошо дернулась туловищем.