Сборник рассказов

Но большинство с ней были несогласные, и потянулась очередь за гробами. Выдавали соответственно зарплате и, конечно, заставляли расписываться.

– У нас тут демократия!
– кричало начальство.
– Мы никого не обманем.

– Гробы-то больно никудышные, - морщился Борис Порфирьевич Сучков, старый работник этой конторы, - бракованные, что ли. Ежели что, в такой гроб ложиться - срам.

– А куда денешься, - отвечала юркая энергичная девушка-коротышка.
– Я уже на эту зарплату два гроба себе припасла. Случись помру, а гробы у меня под рукой.

– И то правда!
– кричали в очереди.

– Мы свое возьмем, не упустим.

Борис Порфирьич покачал головой в раздумье. Был он сорокапятилетним мужчиной работящего вида, но с удивлением во взгляде.

В очередь набились и родственники трудящихся, ибо гробы, как известно, предмет нелегкий, и некоторым тащить надо было километров пять-шесть до дому, а кругом ведь живые люди, еще морду набьют... мало ли что.

Борис Порфирьич пришел один, без жены и сына, но с тачкой. На тачке он бы мог целое кладбище перевезти. В молодости он грешил пьянством, и тогда его папаша нередко забирал своего сына Борю из пивной на тачке. С тех пор эта тачка и сохранилась, хотя раз ее чуть не разгрызли злые собаки. Но самого Борю не тронули. Теперь тачка служила ему для перевозки гробов. Она и сама напоминала гроб, но с какой-то фантастической стороны.

Нагрузившись (гробы были дешевые, что тоже вызывало у трудового народа подозрение), Борис Порфирьич поехал домой. По дороге заглянул в пивную, опрокинул малость и продолжил путь.

Дома за чаем обсуждали гробы. Приплелся даже сосед, зоркий пожилой мастер своего дела Мустыгин.

– А нам чайниками дают!
– крикнул он.

– Чайниками лучше, - умилялась полная, мягкая, как пух, Соня, жена Бориса Порфирьича.
– Как-то спокойней. Все-таки чайник. А тут все же тоскливо чуть-чуть. Вон сколько накопилось их, так и толпятся у стены, словно пингвины.

– Чего страшного-то, мать!
– бодро ответил сынок ихний, двадцатилетний Игорь.
– Бревно оно и есть бревно. Что ты умничаешь все время?

– Брысь, Игорь, - сурово прервал его Борис Порфирьич, - щенок, а уже тявкаешь на родную мать!

Между тем Мустыгин осматривал гробы.

– Гробы-то ношеные!
– вдруг не своим голосом закричал он.

– Как ношеные?!
– взвизгнула Соня.

– Да так! Использованные.
– Мустыгин развел руками.
– Порченые, одним словом. Из-под покойников. Что, я не вижу? Да и нюх у меня обостренный. Я их запах, мертвецов-то, сразу отличу...

– Не может быть, - испуганный Сучков подскочил к гробам.
– Вот беда-то!

– Горе-то какое, горе!
– истошно зарыдала Соня.

– Молчи, Сонька! Я до мэра дойду!
– И Сучков близоруко склонился к гробам.

Мустыгин покрякивал, поддакивал и все указывал рабочей рукой на какие-то темные пятна, якобы пролежни, а в одном месте указал даже на следы, дескать, блевотины.

– Первый раз слышу, чтобы покойники блевали, - взвилась Соня. Сын ее, Игорь, в этом ее поддержал. Но Сучков-отец думал иначе.

– Просто бракованные гробы, - заключил он.
– Как это я не заметил!

– А если блевотина?
– спросил Игорь.

– Могли ведь и живые наблевать, - резонно ответил Сучков.
– С похмелюги и не то бывает. Ну, забрели, ну, упали... Подумаешь, делов-то.

– Да почему ж блевотина-то?
– рассердилась Соня.
– Что она, с неба, что ли, свалилась?

– Тише, тише, - испугался Мустыгин, - не хами.

– А во всем Костя Крючкин виноват, - зло сказал Борис Порфирьич.
– Он выдавал зарплату. И подсунул мне запачканные. Друг называется! Предал меня!

– Да он тебе всегда завидовал, - вставила Соня.
– Из зависти и подсунул.

– Обидно!
– покачал головой Мустыгин.
– Гробы должны быть как надо... Это же валюта, - и он вытянул губу.
– Раз вместо зарплаты. К тому же международная! Везде ведь умирают - на всем земном шаре.

– Я этого Коське никогда не прощу, - твердо и угрюмо заявил Борис Порфирьич.
– Морду ему вот этим облеванным гробом и разобью.

– Обменяй лучше. По-хорошему, - плаксиво вмешалась Соня.
– Зачем врага наживать? Он тебе это запомнит.

– Конечно, папань, - солидно добавил Игорь.
– Скажи, что, мол, ты, Костя, обшибся, - трусливо заволновалась Соня.
– Со всяким бывает. И давай, мол, по-мирному. Сменяй гробы, и все тут. Эти ведь не продашь, даже самым бедным... Только гроб ему в харю не суй, слышь, Боря?

– Ну, что поделаешь! Сегодня уже поздно, а завтра суббота, пригорюнился Сучков.
– Как неприятно! Вечно у нас трудности. И в профсоюзе я скажу, чтоб ношеными гробами зарплату не выдавали. Наше терпение не бесконечно.

Все опять сели за стол.

– А может, спустишь гроб-то тот самый, бракованный?
– замечталась Соня, подперев пухлой ладонью щечку.
– А что? Я вот слышала, у Мрачковых только-только дед помер. Они бедные, где уж им нормальный гроб купить. Сбагри им. А с Крючкиным лучше не связывайся, что ты - не видишь человека? Да он тебя живьем съест, при первом удобном случае...

– Все равно отомщу, - прорычал Сучков.

И на следующий день пошел продавать тот самый подержанный и, возможно, даже облеванный гроб. К Мрачковым зашел быстро - не зашел, а забежал...

– Дед-то помер, Анисья!
– с порога закричал Борис Порфирьич.

– Все знают, что помер.

– Ну вот, я с помощью к тебе. Хороший гроб по дешевке отдам! А то жрать нечего. Зарплату гробами нам выдают.

– Слышала.

– Ну раз слышала, так бери, не задерживайся.

Сучков действовал так резко, нахраписто, что Анисья Федоровна в конце концов поддалась.

– Возьму, возьму, - хрюкнула она, - только денег нет. Может, возьмешь чайниками?

– Я тебя, мать, стукну за такие слова, - рассвирепел Сучков.

– Чего меня стукать-то?
– защищалась Анисья.
– Денег ведь все равно нет. Стукай, не стукай.

Сучков сбегал домой.

– Бери, Боря, бери!
– увещевала его Соня.
– Не будь как баран. Все-таки чайник лучше, чем гроб. Спокойней. Уютней. Еще лучше - возьми самоварами.

– Какие у нее самовары...

– Все равно бери.

Сучков позвал сына. Вдвоем дотащили гроб, перли через трамвайные линии, сквозь мат и ругань людей. Тачку не использовали, несли на своих.