Сборник рецептов моей бабушки

Когда я гуляю по Садовому, всегда вспоминаю эту историю. Бабушка могла бы жить здесь, но здесь живу я. Ирония судьбы, не иначе.

Она надеялась, что я вернусь в Краснодар.

— Зачем тебе эта Москва, ну что в ней такого? Вот у нас скоро мост построят, можно будет до центра быстрее добраться. И следом добавляет:

— А у вас выставки новые есть? В музей ходила, что видела?

Бабушка воспитала меня москвичкой. Готовила, видимо. К музеям, к любви к искусству, к манерам… Чавкать нельзя, прихлебывать нельзя, в ресторан пригласят нужно есть аккуратно (ну вы помните).

Мы с бабушкой обсуждали поэзию Асадова, Пущина, Цветаевой.

Как-то я забыла съесть бутерброд, и забыла о нем на неделю. Бабушка обнаружила его, но кричать не стала. Просто отвела меня в гости к соседке на этаж ниже

— Одевайся, пойдем в гости. Посмотришь как жить нельзя. И к чему могут привести вот такие привычки!

У соседки, к слову, было дома так грязно, что я боялась даже присесть на табуретку, не то что чай пить.

А лекции по стилю. Заслуживают отдельной главы. Галина Григорьевна презирала мои рваные джинсы. И показывала наглядно свой гардероб: шляпки, костюмы, туфли, блузы, платья. Все по классике, с парижским шиком, но краснодарским бюджетом.

А еще мы смотрели по первому каналу «Модный приговор».

Может бабушка и не захотела остаться в Москве, но каким-то образом впитала в себя все столичное, культурное. И передала мне.

И вот я уже который год здесь живу. Пятый? Шестой ли? Столичная штучка, получается? Отчего-то кубанцы не любят москвичей, считают их зажиточными, зазнавшимися. И часто повторяют одну и ту же фразу:

— Москва — это не Россия.

И я с ними согласна.

Рецепт шестой

— Не щелкай семечки! Только бабки на лавочке так делают. Я вот не собираюсь в такую превращаться. Мне что заняться нечем?

Телевизор стоял в самом начале комнаты. На лаковой тумбочке без дверц. Телевизор был почти как чёрный квадрат Малевича, только с картинками, которые включались с помощью обмотанного изолентой пульта. Чтобы переключить канал нужно было сильно постараться. Кнопки западали, а батарейки спешили выпасть из отверстия. Ярко синяя изолента их еле сдерживала.

Иногда канал было настолько сложно переключить, что дедушка нетерпеливо забирал у меня пульт со словами:

— Алёна, отдай сюда. Сейчас сломаешь. Вот так нужно.

И у него с первого раза получалось переключить с ТВ3 на телеканал Россия.

У телевизора собирались все. Я, Дедушка, Бабушка, Олеся, Сашка. Бабушка с дачным яблоком и маленьким ножом. Олеся с семечками (бабушке это не нравилось).

— Ой, Олеся, опять ты щелкаешь. Терпеть это не могу.

Но продолжала терпеть. А я следила у кого кучка шелухи больше. У Олеси или у дедушки. Семечки лежали на кухне в льняном мешке. Сырые. Дедушка сам их жарил на чугунной сковороде. Они получались гладкие, хрустящие и ароматные.

— А что по первому каналу? — спрашивала Галина Григорьевна.

— Да ничего. Сериал твой — отвечал Александр Николаевич (дедушка).

— А ну включи мне мой сериал.

Дедушка ругался, но переключал на Первый канал, вставал согнувшись и чуть посмеиваясь говорил:

— 301 серия у неё про Жади и Лукаса, и все они никак не встретятся. — скажет и выйдет курить на балкон.

— Ты же только что курил! — кричит бабушка.

— Галя, когда это было?

— Десять минут назад! Пойди скажи деду, чтобы он не дымил мне сюда — обращалась ко мне бабушка.

Я зайду на балкон, стану у соседнего окна, выгляну с пятого этажа. Дедушка курит в соседнее окно, да так, чтобы дым на меня не попадал. И стоим мы так вдвоём. Эти пять минут мне очень нравились. Мне казалось, что я участвую в чем-то хорошем. Что я дедушке помогаю. Что ему курить совсем нескучно. Ведь я с ним стою и с таким важным видом наблюдаю за улицей с верхнего этажа.

Если в будние дни по вечерам мы смотрели бабушкин бразильский сериал, то в выходные концерты. Я обожала концерты. Вот только разложу всех своих кукол, слышу дедушка зовёт:

— Аленка, концерт начался!

Сложу быстро-быстро всех барби обратно в картонную коробку и бегу к дедушке в зал.

— Возьми табуретку на балконе — скажет дедушка. Я поставлю маленькую самодельную табуретку у его кресла, и мы смотрим как поет Надежда Кадышева.

— Ты смотри как она себе опять волосы начесала — откомментирует бабушка. — А зубы смотри какие белые и ровные. Дедушка отшутиться и переключит на рекламе.

— Там реклама уже закончилась — говорю я деду, в надежде не пропустить песню Димы Билана.

Когда дедушка был на работе, а бабушка уходила за продуктами, я оставалась одна дома в надежде посмотреть мультики по ТНТ. Правда, ни разу я так и не осмелилась включить телевизор, потому что бабушка меня уверяла, что он взорвется. Каждый раз.

— Я сейчас уйду, только ты телевизор не включай, а то взорвется!

Иногда все же удавалось посмотреть мультики, пока бабушка подогревает мне обед на кухне. Но если она проходила мимо меня на лоджию за луком, я тут же переключала канал. Потому что «дебильные американские мультики» смотреть мне было запрещено.

Телевизор выключали в десять вечера со словами:

— Так, все. Ложимся спать.

Это была только Дедушкина Привилегия. Возражения не принимались. Бабушка правда под комендантский час не попадала. Она закрывалась у себя в комнате и читала Достоевского до 11 ночи. А я мечтала, что когда вырасту буду делать также.

Рецепт седьмой

— Мужчин нужно держать на расстоянии. Кристаллизация чувств…

Рецепт НЕ моей бабушки, но она бы одобрила.

Кажется, это был третий курс филфака. А может и второй. В программе появилась лекция-практикум “что-то там про грамотность”. На деле, мы просто писали диктанты. А диктовала нам их преподаватель, имя которой к своему стыду я не помню. Но помню вещи гораздо более важные.

Когда Она шла по университетскому коридору, даже при плохом свете был виден ее прищур. Тонкая, звонкая, сухая, как веточка от винограда. Всегда в юбке, бусами на шее и потертыми папками в руках. Ей было за шестьдесят.