Сборник

— Я — с достоинством объявил Мик, — ориентации не менял. Вот с Кошкой я бы с великим удовольствием!

Кошка еще скучающе вела глазом, а сидевший напротив Шустрик, откинувшись назад, описал ногой в старой кроссовке дугу в миллиметре от миковской физиономии. Поднялся ветер.

— Базар фильтруй, Мик, — сказал вполне миролюбиво, — а то как бы тебе бороду не обрили!

— Кстати, — сказал рослый парень, остановившийся у стола с бутылочкой пива, — а как у нас отыгрывается изнасилование?

Кошка откинула голову, окидывая его взглядом: волевая челюсть, крепкий лоб…

— Мик, а как у нас отыгрывается отрезание яиц?

Первым ухнул Мик. Потом заржал весь стол. Парень — делать нечего усмехнулся тоже, постоял еще, выжидая приличествующую паузу, и отошел.

Игра, как обычно, началась до Игры. Уже заключались пакты о ненападении, скупщики сулили большие барыши, уже дипломат и интриган Шустрик уходил и говорил с известными и неизвестными людьми; возвращался очень довольный, вклинивался в беседу, выпивал и снова исчезал. Мик только отмахивался от игроков, пытающихся что-то уточнить у него по Правилам:

— К командным мастерам, дети мои, к мастерам!

В голове было пусто, звонко и гулко. Кошка вертела стакан и размышляла, почему такие дозы не валят ее с ног. Обычно ей хватало одной рюмки.

— А помнишь, — говорил Мик, приобняв ее за плечи, — первые Хоббитские? Ельфы…

— Пильфы, — отсутствующе вставил Улыбка.

— …орки, Фродо, — зажмурившись, мечтательно продолжал Мик. Колечко… песня! Эх, где наши годы молодые!

Кошка на самых первых ХИ не была, но коль пришла мастеру охота поностальгировать, слушала с удовольствием.

— То-то я смотрю, ты точно такие игры и делаешь! — язвительно заметил Арнольд, у которого алкоголь наконец добрался до головы и начал портиться характер. — Гибрид «Зарницы» с п-пейнтболом!

— А что? Игры всякие нужны, игры всякие важны… Пусть человек лучше здесь оторвется, чем на твоей башке в подворотне!

— Психотерапеут ты наш! Бла-адетель! — пропел вернувшийся Шустрик.

— Понимаешь, — говорил Улыбка, потирая покрасневшее ухо, — у меня такая работа… в общем, я всегда должен быть в форме.

Кошка кивнула.

— Метрдотель?

Улыбка хмыкнул.

— Ну, где-то рядом… — ей пришлось податься через стол, потому что над левым ухом продолжали дискутировать два гиганта.

— А мне это уже — вот где! Особенно после Игры — так, знаешь, хочется что-то изменить…

Кошка знала. Два года назад после Игры она наконец подала на развод с Романом и, как ни странно, до сих пор об этом почти не жалела.

— Ну вот и… — Улыбка вновь потер ухо. Кошка отвела его пальцы.

— Спиртом протирай.

— Водкой можно?

— Хоть пивом

Пьяная идиотка, подумала Кошка, обнаружив, как уютно устроилась ее рука в улыбкинской теплой, бьющей током ладони. Правда, дальше самокритики дело не пошло…

— Ну и как на это посмотрели на твоей работе?

Он засмеялся:

— Радостно!

Кошка представила, как приходит на работу в ярко-розовых «бермудах» и ядовитой «кислотке» с вырезом до пупа и завистливо вздохнула:

— Везет же некоторым! У нас сурово — юбка до колен, чулки.

Капитан медленно улыбнулся:

— Чулки? Чулки — это здорово…

Кошка встретилась с ним глазами и чтобы отвлечься, прислушалась к общему разговору. Общий разговор меж тем катился по излюбленной колее — а почему же мы все-таки играем?

— В жизни скучно, — говорил Мик, хрустя огурцом. («Говори за себя» вставка от Арнольда.) — Хочется адреналинчику. А повысить можно по-разному. Геймы компьютерные адреналин повышают? Повышают. Удовлетворение есть? Есть — если выиграешь. Жизненный тонус — ноль. Или вот, к примеру, дали тебе по башке в подворотне…

Улыбка хмыкнул:

— Видно, часто ему в подворотне прилетает!

— Оно и заметно! — поддержала Кошка.

Мик продолжал:

— …Адреналин? Повысился. Удовлетворение? Есть — если ты мазохист. Жизненный тонус? Нулевой. И что мы имеем в итоге?

— А в итоге мы имеем тебя, Мик, и твои «Зарницы»! — сообщил вновь объявившийся Шустрик. — Будь здоров! Хорошо, что тебя по жизни никто как следует не удовлетворяет!

— А ты зачем на Игры ездишь, Арнольдик?

Арнольд подумал, повел могучим плечом.

— Здесь можно побыть совсем другим человеком.

— А есть еще такая болезнь, — услужливо сообщил Шустрик, — раздвоение личности. Шизофрения называется.

Мик поскреб волосатую шею.

— В свое время знакомые мне такой диагноз и ставили. А потом мне в голову пришла такая интересная мысль: а может, мы-то нормальные, а вокруг одни психи?

— Жить, — сказал Шустрик глубокомысленно, — нужно играя и играть живя.

— Ну совсем-то другим не получается… — с сомнением заметила Кошка.

— Да? — сказал Улыбка. — У меня, например, по жизни очень скверный характер. Просто стервозный.

— У тебя? — неподдельно изумилась Кошка. Улыбка был из тех редких капитанов, которые в случае проигрыша не обзывают свою команду козлами и идиотами, не напрягают демонстрацией своей власти и излишней опекой. Кошка поглядела на потолок, подумала и перегнувшись через стол, спросила:

— А веришь, что я по жизни очень закомплексованная и нерешительная девушка?

Улыбка, подавшийся ей навстречу, беззвучно засмеялся — в полумраке блеснули белые ровные зубы:

— Что девушка — верю!

Кошка перехватила взгляд Арнольда на их сцепленные руки и внутренне ощетинилась — пьяный Арнольд начинал язвить все, на чем фокусировался его взгляд. Но Арнольд, на удивление, промолчал. Выступил обнявший Кошку за плечи Мик:

— Ох, народ, за что же я вас так люблю? Ведь я же вижу в всего несколько раз в году!

— За то и любишь, — сказала Кошка.

И вот они лежали мордой в землю — кто молча, кто вполне внятно матерясь — попасть на «сковородку» после хорошего получасового броска безо всяких происшествий по «надежной» улыбкинской карте…