Сборники стихотворений

идти серьезней недооценили их мы. Поэты,

покайтесь,

пока не поздно, во всех

отглагольных рифмах. У нас

поэт

событья берет спишет

вчерашний гул, а надо

рваться

в завтра,

вперед, чтоб брюки

трещали

в шагу. В садах коммуны

вспомнят о барде какие

птицы

зальются им? Что

будет

с веток

товарищ Вардин рассвистывать

свои резолюции?! За глотку возьмем.

"Теперь поори, несбитая быта морда!" И вижу,

зависть

зажглась и горит в глазах

моего натюрморта. И каплет

с Верлена

в стакан слеза. Он весь

как зуб на сверле. Тут

к нам

подходит

Поль Сезан: "Я так

напишу вас, Верлен". Он пишет.

Смотрю,

как краска свежа. Monsieur,

простите вы меня, у нас

старикам,

как под хвост вожжа, бывало

от вашего имени. Бывало

сезон,

наш бог - Ван-Гог, другой сезон

Сезан. Теперь

ушли от искусства

вбок не краску любят,

а сан. Птенцы

у них

молоко на губах,а с детства

к смирению падки. Большущее имя взяли

АХРР, а чешут

ответственным

пятки. Небось

не напишут

мой портрет,не трут

понапрасну

кисти. Ведь то же

лицо как будто,

ан нет, рисуют

кто поцекистей. Сезан

остановился на линии, и весь

размерсился - тронутый. Париж,

фиолетовый,

Париж в анилине, вставал

за окном "Ротонды".

1925

NOTRE-DAME

Другие здания

лежат,

как грязная кора, в воспоминании

о NOTRE-DAME'е. Прошедшего

возвышенный корабль, о время зацепившийся

и севший на мель. Раскрыли дверь

тоски тяжелей; желе

из железа

нелепее. Прошли

сквозь монаший

служилый елей в соборное великолепие. Читал

письмена,

украшавшие храм, про боговы блага

на небе. Спускался в партер,

подымался к хорам, смотрел удобства

и мебель. Я вышел

со мной

переводчица-дура, щебечет

бантиком-ротиком: "Ну, как вам

нравится архитектура? Какая небесная готика!" Я взвесил все

и обдумал,

ну вот: он лучше Блаженного Васьки. Конечно,

под клуб не пойдет

темноват,об этом не думали

классики. Не стиль...

Я в этих делах не мастак. Не дался

старью на съедение. Но то хорошо,

что уже места готовы тебе

для сидения. Его

ни к чему

перестраивать заново приладим

с грехом пополам, а в наших

ни стульев нет,

ни органов. Копнешь

одни купола. И лучше б оркестр,

да игра дорога сначала

не будет финансов,а то ли дело

когда орган играй

хоть пять сеансов. Ясно

репертуар иной фокстроты,

а не сопенье. Нельзя же

французскому Госкино духовные песнопения. А для рекламы

не храм,

а краса старайся

во все тяжкие. Электрорекламе

лучший фасад: меж башен

пустить перетяжки, да буквами разными:

"Signe de Zoro", чтоб буквы бежали,

как мышь. Такая реклама

так заорет, что видно

во весь Boulmiche. А если

и лампочки

вставить в глаза химерам

в углах собора, тогда

никто не уйдет назад: подряд

битковые сборы! Да, надо

быть

бережливым тут, ядром

чего

не попортив. В особенности,

если пойдут громить

префектуру

напротив.

1925

ВЕРСАЛЬ

По этой

дороге,

спеша во дворец, бесчисленные Людовики трясли

в шелках

золоченых каретц телес

десятипудовики. И ляжек

своих

отмахав шатуны, по ней,

марсельезой пропет, плюя на корону,

теряя штаны, бежал

из Парижа

Капет. Теперь

по ней

веселый Париж гоняет

авто рассиян,кокотки,

рантье, подсчитавший барыш, американцы

и я. Версаль.

Возглас первый: "Хорошо жили стервы!" Дворцы

на тыши спален и зал и в каждой

и стол

и кровать. Таких

вторых

и построить нельзя хоть целую жизнь

воровать! А за дворцом,

и сюды

и туды, чтоб жизнь им

была

свежа, пруды,

фонтаны,

и снова пруды с фонтаном

из медных жаб. Вокруг,

в поощренье

жантильных манер, дорожки

полны статуями везде Аполлоны,

а этих

Венер безруких,

так целые уймы. А дальше

жилья

для их Помпадурш Большой Трианон

и Маленький. Вот тут

Помпадуршу

водили под душ, вот тут

помпадуршины спаленки. Смотрю на жизнь

ах, как не нова! Красивость

аж дух выматывает! Как будто

влип

в акварель Бенуа, к каким-то

стишкам Ахматовой. Я все осмотрел,

поощупал вещи. Из всей

красотищи этой мне

больше всего

понравилась трещина на столике

Антуанетты. В него

штыка революции

клин вогнали,

пляша под распевку, когда

санкюлоты

поволокли на эшафот

королевку. Смотрю,

а все же

завидные видики! Сады завидные

в розах! Скорей бы

культуру

такой же выделки, но в новый,

машинный розмах! В музеи

вот эти

лачуги б вымести! Сюда бы

стальной

и стекольный рабочий дворец

миллионной вместимости,такой,

чтоб и глазу больно. Всем,