Сбывшиеся сны печальной блондинки
Шрифт:
Красавицу привезли в глухой лес, и Камиль, направив на нее пистолет, заставил женщину саму рыть себе могилу. Пытка длилась часа два, а когда измученная физически и морально Юлия бросилась Рашидову в ноги, умоляя сохранить ей жизнь ради сына, тот гадко ухмыльнулся и милостиво позволил ей прожить остаток лет с обещанием больше никогда не попадаться Рафику Ханмурзаеву на глаза. Она пообещала. Камиль еще раз усмехнулся и похвалил себя за прекрасно разработанный и воплощенный в жизнь план.
Рафик только посмеялся рассказу Камиля. Да, Юлия — зануда. Впрочем, их отношения в прошлом. Ханмурзаев задумал изменить свою жизнь раз и навсегда. Он решил жениться. И знал, кто будет для него идеальной супругой, подругой в самом важном деле его жизни.
Рафику всегда нравились женщины за тридцать. Они
Рафик уже сделал свой выбор. Несколько лет назад его с ней познакомил Вагиф Закарьян, правая рука Рафика в некоторых делах в то время. Алла показалась ему закрытой на сотню замков, а у него только начинались отношения с Юлией. Рафик немного покрутился вокруг нее и отстал. Но историю, рассказанную Закарьяном, запомнил: Аллу бросил муж, и уже много лет она ни с кем не встречается и не выходит замуж. Занимается карьерой, и весьма успешно. Камиль, присутствовавший при их первой встрече, не без ехидства определил ее как «потерянную». Было нечто такое в серых глазах Аллы, когда она смеялась одними глазами, что выдавало ее неизбывную печаль и верность.
Внешне она была тоже во вкусе Рафика — крашеная блондинка, не худая, но хрупкая, изящная, ранимая. Такую женщину хотелось поместить в башню из слоновой кости и беречь от печалей. Но для начала воспитать себе под стать.
Камиль пообещал придумать, как добиться этой женщины. И, конечно, придумал, не растерялся. План был великолепный. Он должен был решить сразу две проблемы: помочь отделаться от Юлии и заполучить Аллу. Когда Юлия уехала с Кириллом в Москву, изображая похищение сына, Мишка Горюнов, польстившись на директорское кресло в «Эврике», позвонил Ведищеву и сказал в трубку: «Это тебе за Аллу!» Доктор должен был пойти в милицию, и Аллу бы начали допрашивать. Конечно, ничего бы они не добились, да этого и не надо было! Допрос вел бы купленный Камилем следователь, в обязанность которого входило запугать Аллу до обморока. Вот тут бы и появился прекрасный принц Рафик на белом «Мерседесе»! Он бы освободил прекрасную принцессу из плена неприятностей, заключив ее в плен своей любви. Тем временем Юлия получила бы денежки, Кирилл, к радости отца, вернулся бы домой — что и требовалось доказать.
Только вот не пошел Ведищев в милицию жаловаться на бывшую жену Аллу, и весь план провалился.
Теперь Рафик ждал нового варианта решения проблемы. Но, похоже, придется действовать самому. Он этого не боялся никогда.
Ханмурзаев сидел в холле своего огромного особняка. На столике перед ним стояла бутылка коньяка, названия которого Рафик не запомнил, а читать латинский шрифт не умел. В пепельнице дымилась сигара. Помимо Аллы, Рафика занимали две проблемы: во-первых, текущие дела его бизнеса, которым он занимался сам, скрупулезно считая каждую копейку (за что и был прозван Барыгой, но не обижался), и убийство его друга и помощника Игоря Лавренева.
Со смертью Игоря вообще было туманно. Камиль занялся выяснением обстоятельств через свои каналы, но пока полученные сведения только запутывали дело. Игоря нашли вместе с двумя другими убитыми — парнем и девушкой. Их убил один человек, но в разное время. Они все перед смертью побывали в стоматологической клинике доктора Ведищева. Опять этот Ведищев! Камиль рылся в его прошлом, но ничего не нарыл.
Интересным оказался только один факт: парень, погибший вместе с Лавреневым, был тот самый гонец, которого почти год назад не дождался Рафик. Однажды ему позвонил знакомый из одной южной страны, некогда братской республики СССР. Занимался этот человек очень темными делами, с ним не следовало бы связываться, но куш был настолько велик, что Барыга решился — будь что будет! Грех отказываться от таких денег. Они договорились, что вскорости в Гродин прибудет парнишка и привезет с собой некие документы. Их надо обмозговать
и сообщить результат: можно ли провернуть дельце. Какое такое «дельце» замыслил Посредник, Рафик не спрашивал — не телефонный это разговор. Гонец не прибыл в назначенный срок, но Ханмурзаев не мог сообщить о срыве, потому что связь была односторонняя (так всегда работал Посредник). Погоревав об утраченных возможностях и уплывших денежках, Рафик успокоился — дело, как он понял, и впрямь затевалось темное. И вот теперь труп того самого парня!Ханмурзаев встал, прошелся по комнате, потянулся, зевнул и сделал единственно возможный вывод: дело в химическом заводе! И кто-то благополучно обскакал его на повороте. Но это и к лучшему. Недаром сердце не лежало к делу Посредника. Теперь надо только найти убийцу Лавренева, потому что не годится оставлять безнаказанным убийство своего помощника. Впрочем, это будет не так уж трудно: надо узнать, кто активно интересуется «химией»? Он, скорее всего, и будет убийцей Лавренева.
Глава 3
Ночь мне далась нелегко. Пришлось спать на диване, рядом с мальчиком, а это было не очень удобно во всех смыслах. Олег лег на полу, на расстеленное одеяло и тоже утром кряхтел, как старый дед.
Но у меня не только мышцы затекли. Беспокойство причинял и неприятный сон, приснившийся под утро. Учитывая, какие события произошли после первого неприятного сна, я не стала так уж быстро забывать второй.
А снилось мне странное: я разговариваю во сне с человеком, которого очень хорошо знаю. Он мой друг, я доверяю ему как самой себе. О чем беседа — сказать не могу, не помню. Да и дело в том, что этот разговор абсолютно не имеет значения. Он просто прикрывает истинные отношения между нами. Я теперь знаю о своем друге нечто страшное и понимаю, что скоро все станет непоправимо! Мой друг вот-вот превратится в ужасное чудовище из самого дикого кошмара. Его тело покроется бурой шерстью, саблями выгнутся когти на руках и ногах, превратившихся в лапы, а лицо станет мордой то ли волка, то ли медведя с огромными окровавленными клыками, с которых стекает хищная слюна. И он бросится на меня, чтобы порвать в клочья! Я пытаюсь скрывать страх и разговариваю со своим другом, но уже слышу, как мне подсказывают: беги, беги! Скоро будет поздно!
Сон был таким реальным, что, открыв глаза, я некоторое время не понимала, где я и что происходит. Почему лежу на диване? Где чудовище? Потом очнулась, потрясла головой и сделала безуспешную попытку забыть все.
Но не забывалось. Я вспомнила слова шефа и решила: надо позвонить Таракану. Олег спросил, что это за насекомое такое, но я только отмахнулась: сам увидишь!
Действительно, Лев Абрамович Касевич был интересным экземпляром. Когда Игорь Леонидович познакомил меня со специалистом по информации, внештатным сотрудником «Эврики», собиравшим для фирмы сведения о клиентах и, кроме того, избавлявшим шефа от мелких неприятностей, я даже немного обалдела. После приятного общения с маленьким человечком, носителем густых шевелящихся усов, наводящих на мысли о членистоногих, я спросила у Игоря:
— И это все о нем?
— Странно, правда? — ответил шеф вопросом на вопрос. — Ну кто дает ему нужную информацию? Да нет, кто вообще разговаривает с ним серьезно?
Я пожала плечами: ваш сотрудник — вы и разбирайтесь! Теперь это был мой сотрудник. Таракан выглядел в начале двадцать первого века так, будто вчера прошел двадцать первый съезд КПСС. Было в его облике что-то невыносимо советское, невыразимо родное, законсервированное во время оно и пронесенное сквозь годы и тревоги последних лет. У него были карие живые глаза, лысоватая макушка и невнятная речь, обычно начинавшаяся:
— Да как узнал, как узнал! Знакомый там работает…
А потом выдавал полный расклад: что за фирма, как разбогатели и почему он не стал бы с этими ребятами дела иметь. Приходилось уважать смешного специалиста по информации. Уважать в общении и в материальном эквиваленте. Я и уважала. Потом привыкла к его заношенному коричневому костюму, сидевшему на утлой фигурке, банально выражаясь, мешковато, к розовой рубашке с распоротой временем обстрочкой, к неожиданной улыбке, делавшей Таракана похожим на престарелого усатого пионера.