Сцена и жизнь

–  Право уж, и не знаю!
– снова развел руками Величковский.
– Здравствуйте, Анфиса Львовна, - обратился он к только что приехавшей Дудкиной, здоровавшейся во всеми.
– Скоро ли приедет Надежда Александровна? Надо сказать ей, что на завтра пьеса не состоится - надо переменить.

–  Как переменить?
– вспылила Дудкина.
– А я для нее платье сшила. Зачем же меня в расходы ввели? Я играть не буду, пока не обновлю платья. А Надежда Александровна не совсем здорова и едва ли сегодня приедет.

–  Так что же это, господа!
– воскликнул в отчаянии Величковский.

– Тот "не хочу", другой "не хочу". Я не знаю, что мне и делать.

–  Кто же виноват, если вы распоряжаться не умеете. То и делать, что мы хотим. Составьте комитет, и все пойдет как по маслу, - заявил Сергей Сергеевич.

–  К чему нововведения? Зачем еще?
– проворчал Бабочкин.

–  Конечно, комитет нужно непременно, - поддержал Курского Городов.

–  Вот комитет - это другое дело. Мы все будем довольны!
– решила Щепетович.

–  Ах ты Господи! Ну, делайте, как хотите, лишь бы дело шло, - махнул рукой Иван Владимирович.

–  Так комитет… Комитет… Отлично!
– раздались возгласы.

–  Моими распоряжениями не довольны, теперь распоряжайтесь сами, только порешите, Бога ради, на чем-нибудь. Я не знаю, какую пьесу ставить!
– сквозь слезы проговорил Величковский.

Решено было спектакль на завтра отменить и вечером созвать комитет.

Все разъехались довольные.

XIX. Скандал

На другой день, к восьми часам вечера в одну из зал "общества поощрения искусств" собрались все актеры и актрисы и открывали первое заседание комитета, в руки которого, как нам известно, Величковский передал свою власть.

Не было только Крюковской.

–  Ну, слава Богу, дождались наконец-то. Сами гораздо лучше справимся, - начал Петров-Курский.
– Садитесь, господа!

Все уселись за стол, покрытый зеленым сукном.

–  Мы такую пьесу поставим, что прелесть! Вот что я думаю: поставим мы первый раз "Расточителя", - продолжал он.

–  Сбору не даст!
– отрезал Бабочкин.

–  Конечно, два с полтиной будет. Вы лучше поставьте "Каширскую старину", - вмешалась Щепетович.

–  В самом деле, поставьте, я отлично Марьицу сыграю!
– вставила Дудкина.

–  Это моя роль. Какая же вы Марьица?
– накинулась на нее Лариса Алексеевна.

–  Вы хотите все роли только себе забрать!
– огрызнулась Анфиса Львовна.

–  Неправда, не потому, но вы для драмы устарели.

–  Как я устарела? Я, по крайней мере, опытная актриса, а вам только кокоток играть. Разве вы на что-нибудь другое годитесь?

–  Что?
– вскочила с места Щепетович.
– Да что же это такое, господа? Меня оскорбляют, а вы молчите, - обратилась она ко всем.

–  Перестаньте, барыни!
– вступился Бабочкин и даже встал.
– Садитесь, Лариса Алексеевна. Ну, садитесь же!

Она села.

Бабочкин тоже сел.

–  Я вас помирю. Не надо совсем "Каширскую старину". Другое что-нибудь выберем. Не ссорьтесь только. По моему мнению, "Гамлета" надо поставить.

–  Ты только все для себя хлопочешь, чтобы тебе поорать где было!
– усмехнулся Курский.

–  Я, брат, артист старой школы, люблю пьесы, где не только поиграть, а создать роль надо, а вы, нынешние, - не артисты, а ремесленники, - возразил ему Михаил Васильевич.

–  Гамлет, конечно, и сбор даст. Я Офелию буду играть - согласилась Щепетович.

–  Ну, а я играть в этой пьесе не буду, - вскочил Сергей Сергеевич.

–  Так ведь тогда некому играть будет, так как и вчера у дяди, - наивно заметила оторопевшая Marie.
– Как же быть? Вы, господа, пожалуйста, сладьтесь между собой.

–  Ставьте для меня "Расточителя", - уселся снова Курский, - тогда я стану играть, а иначе брошу вас и уеду в провинцию. Вот и все тут. Посмотрим, как вы без меня обойдетесь.

–  Нельзя же все только для вас одного ставить, а нам вам подыгрывать. Мы тоже не будем, - отвечала ему Лариса Алексеевна.

–  И я не буду. Я прежде всегда была первая, для меня всегда пьесы ставились, - вскочила Анфиса Львовна, затем села повернувшись спиной к столу.

–  Вы, Анфиса Львовна, играйте или не играйте - это как угодно, а задом к столу и ко всем садиться невежливо, - басом заметил ей Бабочкин.

–  Как вы смеете мне делать замечания! Вы невежа! Я всегда умела себя держать и в большом мужском обществе, и все меня находили деликатной и великолепной. А вы меня учить - не оборачиваясь, сказала Дудкина.

–  Да как же, когда вы нам спину показываете. Разве это вежливо?

–  А что вы мне прикажете, лицом к вам перевертываться?
– повернулась она на стуле.
– Скажите, какие претензии!

–  Лицом, не лицом, но все же. Так как же, господа, с пьесой? Надо что-нибудь ставить. Вот разве подождать Надежду Александровну - она приедет, так ее спросим.

–  Почему это мы должны спрашиваться у госпожи Крюковской, - обиделась Лариса Алексеевна.
– Скажите, пожалуйста, какое начальство. Я желаю сама решать.

–  Да она мне сказала, что если мы составим комитет, то она ходить не будет, а тем более вмешиваться в дела. Говорит, что это одна кукольная комедия, - выпалила Дудкина.

–  Как вы смеете позволять себе передавать нам, - сцепилась с ней снова Лариса Алексеевна, - что госпожа Крюковская нас куклами считает. Это дерзость.

–  Ничуть не дерзость, - заметил Бабочкин, - потому что по-старому лучше было.

–  Ты, Бабочкин, все за свои старые, отжившие порядки стоишь!
– съязвил Сергей Сергеевич.

–  Потому покойнее было - меньше неурядицы.

–  Зачем же ты с нами в комитете заседаешь? Сиди себе дома да точи веретена, если нравится, а нам не мешай.

–  Как не мешай? Вы мной будете командовать да распоряжаться, а я дома сиди и молчи. Шалите! Прежде я начальству подчинялся, а своему брату подчиняться не хочу.

–  Господа, господа, перестаньте, надо пьесу выбрать!
– послышались голоса.