Сценарист

О да, Син прекрасно помнил об их договоре. После того, как он в очередной раз пожаловался на то, что уже давно не видит Мики, Ханна ответила ему, что тот оказался достаточно слабым ребёнком, от которого нужно избавиться. По её словам, якобы, его причуда оказалась не настолько перспективной, чтобы с ней можно было продолжать работать. Исходя из этого, все важные члены экспериментов приняли решение умертвить рыжего мальчика, дабы больше не тратить на него свои нервы и силы. Разумеется, такое решение Сину не очень сильно понравилось, из-за чего он начал требовать оставить его друга в живых. Это очень сильно развеселило девушку, и она ответила ему отказом, но и тут Айкава был настойчив: он уведомил Ханну о том, что, если Мики умрёт, Син тоже умрёт, но от собственной руки. Девушка понимала, что он сможет воплотить свою угрозу в реальность, а так как этот мальчик был важным испытуемым, ей пришлось сделать ему предложение, которое гласило, что Мики будет оставаться в живых, пока Айкава исполняет все приказы старших лиц, не оказывая сопротивлений. Хоть это и предвещало невыносимые страдания и многочисленные ужасы, мальчику пришлось согласиться на это предложение, чтобы его друг остался в живых.

Глаза мальчика закрылись и он просто смирился, позволив агонии и дальше властвовать над его телом. Эта же картина вновь обрадовала девушку, что приготовилась нанести ребёнку новую волну ударов.

— Вот так мне нравится гораздо больше. — с улыбкой на лице произнесла она. — Жизнь твоего друга у меня в руках, и только я могу решить, жить ему или умереть. Будь хорошим мальчиком и не сопротивляйся. — договорила она и вновь начала наносить удары кнутом по спине ребёнка, что еле как сдерживал очередную волну болезненных криков.

К удивлению самого Сина, все эти процедуры проходили не только из-за того, что Ханне нравилось причинять боль детям. Скорее, последнее было лишь небольшим плюсом к основной задаче всех этих процессов. Частыми пытками и избиениями учёные пытались заставить организм испытуемого привыкнуть к боли, что, в теории, может помочь в становлении этого же самого испытуемого отличным солдатом, который ни под какими пытками не выдаст своих коллег и своё руководство. В добавок, этот своеобразный иммунитет к боли мог отлично помочь при сложных и кровопролитных сражениях — обладатель этого самого иммунитета не будет отвлекаться на боль, что позволит ему сосредоточиться лишь на самом сражении. Проводились подобные процедуры сразу после того, как ребёнку вкалывалась сыворотка с неизвестным содержимым.

Взрослая версия Сина прямо сейчас сидела в углу помещения, безучастно наблюдая за процессом истязания себя младшего. Он уже видел эту сцену и не раз, и не два. До того, как он начал свой путь мести, став настоящим злодеем, он наблюдал за всем этим почти каждую ночь, и каждый раз он пытался спасти себя, пытался избавить от страданий, пытался помочь своей младшей версии избежать очередного удара, пытался помочь себе сбежать от всего этого. Тем не менее ни одна его попытка помочь не увенчалась успехом, так что со временем он потерял всякую надежду на спасение. Ему ничего не оставалось, кроме как наблюдать за всё новыми и новыми страданиями себя младшего, что со слезами на глазах смотрел на него, умоляя спасти.

Так случилось и в этот раз: завидев новое лицо в помещении, ребёнок умоляюще посмотрел на подростка, пытаясь дотянуться своей рукой до него. В его взгляде читалась просьба о спасении, но подросток прекрасно знал, что ничем помочь не может. Сколько бы он не пытался помочь ему, всякий раз всё заканчивается одним и тем же, одной и той же сценой. Тем не менее Айкава не может не протянуть свою руку в ответ, ибо внутри него всё ещё теплится надежда, что одна из его многочисленных попыток всё-таки будет успешной, в результате чего он сможет спасти себя.

Обе их руки тянутся друг к другу. Ребёнок пытается убедить себя в том, что его всё-таки спасут, а подросток хочет верить в то, что эта попытка не будет похожа на все его прошлые. Расстояние между их руками заметно уменьшается и достигает своего минимума. Мальчик почти дотягивается до возможного спасения, от чего в его глазах появляется слабый блеск надежды. Но стоит только рукам приблизиться, как рука старшего проходит сквозь руку ребёнка, от чего последний широко распахивает глаза, а секундой позже закрывает их, когда каблук Ханны врезается в его затылок, прижимая голову к холодному бетонному полу.

В этот раз тоже ничего не изменилось.

Всё также, как и всегда.

Старший Син здесь лишь наблюдатель.

Айкава с грустью оттягивает руку назад, возвращая её в прежнее положение. Его взгляд цепляется за бессознательное лицо мальчика, на котором прямо сейчас была изображена гримаса боли и ужаса, что испытывал ребёнок в данный период времени.

«Никогда не привыкну к этому зрелищу.» — разочарованно произнёс Син в своей голове, пытаясь не впасть в приступ отчаяния и гнева.

А младшая его версия слегка приоткрыла глаза и стала смотреть на него безжизненным стеклянным взглядом, от вида которого можно было ужаснуться. Глаза младшего Сина были лишены какой-либо ясности, словно две глубокие пропасти, поглощающие свет. Ничто не колебало это безжизненное мерцание, и лицо ребёнка превратилось в мрачную маску страдания. Его щёки были бледны, покрыты потом и мелкими кровавыми царапинами. От пыток его волосы, ранее тёмные, пропитались потом и алой кровью, прилипли к коже и казались ещё темнее. Веки, недостаточно сильные, чтобы их поднять, слегка приподнимались, и лишь почти незаметный блеск глаз отражал страх и отчаяние.

Атмосфера в помещении была насыщена запахом пота, крови и металла. Воздух был тяжелым и насыщен мукой и страданием. Потусторонний свет от грязных ламп, бьющий с потолка, создавал жуткую игру теней, словно вокруг существовала другая реальность — мрачная и безжалостная. Подобно тому, как тьма проникала в душу ребёнка, захватывая его сознание, так и тёмные тени усиливали влияние безжалостной атмосферы, захлестывая Сина своим мрачным образом.

Айкава не мог оторвать свой взгляд от мучающегося детского лица, которое являлось прошлым, зеркалом его собственных страданий. Горечь гнева и безысходности струила из его глаз, и он чувствовал, как эти чувства поглощали его душу. Он хотел помочь младшему себе, спасти его от боли и ужаса, но он был лишь свидетелем этого кошмара, слабый наблюдатель внутри своего собственного страшного сна.

Между старшим и младшим Сином происходило какое-то странное взаимодействие, словно они были связаны между собой в данный момент, и ни один из них не мог оставить друг друга. Страшное сходство в их глазах, отражающее одно и то же страдание, словно заставляло их между собой соединяться, несмотря на разделённое время и множество различий. Возможно, младший Син, погружённый в муки, по-своему ощущал присутствие старшего, который не мог помочь ему, но хотел бы сделать это с каждой своей клеткой.

Ощущения становились настолько реальными, что Син мог практически почувствовать тяжесть каблука, прижимающего его младшую версию к холодному полу. Каждый удар кнута вызывал дрожь в его собственном теле, словно его сознание сливалось с прошлым, и он сам ощущал все ужасы и страдания, что испытывал ребёнок.

Но всё это были лишь тени прошлого, замедленные и мучительные, словно зацикленный страшный сон. Син знал, что это происходит только в его воображении, в его памяти. Время, пространство и действительность разделяли их, но их связывала боль и страх. Он был пленником своего прошлого, той картины, что повторялась снова и снова, и он не мог освободиться от этой тяготы.