Сценарист

И вот, внезапно, все стихло. Боль угасла, шум утих, а я оказался в тишине, которая казалась более зловещей, чем вся моя предыдущая агония. В этой тишине я ощущал себя чужим, потерянным в неизвестности, где ни было света, ни надежды, ни боли. Все, что осталось, была лишь эта пустота, эта безграничная чернота, что поглотила меня целиком.

И потом я… проснулся в больничной палате.

Мое зрение медленно приспосабливалось к свету, который проникал через окна, освещая скудную больничную палату. Белые стены, мерно пищащие аппараты, безмолвные фигуры медсестер, делавшие свои заботливые дела вокруг — все это создавало ощущение какой-то искусственной нереальности. Я снова оказался в этом мире, в мире, который я уверенно собирался покинуть.

Мои уши начали различать звуки, медленно проникающие сквозь пелену моего сознания. Шепот медсестер, шорохи шагов в коридоре, писк медицинского аппарата, что стоял подле моей койки, приглушенный гул города за окном — все это создавало ощущение неопределенности, словно я оказался на грани двух миров, пытаясь понять, к какому из них я принадлежу.

Мое тело ощущало невероятную слабость, как будто каждая клетка была измотана этой схваткой за жизнь. Боль постепенно уходила, но оставляла за собой неприятное ощущение пустоты, словно она забрала с собой часть меня, которая больше не вернется.

— Не получилось, — с тяжестью в голосе произнёс я, после чего закашлял от сильной боли в груди.

Медленно, с трудом, я поднял руку и начал осматривать свое тело. Перевязанные пластырем и бинтами участки кожи медленно обнаруживались под моими пальцами, принося с собой ощущение дискомфорта и страха. Я почувствовал, как каждое движение вызывало у меня болезненное ощущение, как будто я стал чужим для своего собственного тела.

Пальцы левой руки были обмотаны бинтами, а большой палец был неприятно искажен, словно сломанный в неестественном положении. Левая нога лежала в гипсе, словно ненадежный опорный столб, который пытался удержать нарушенную конструкцию.

Я медленно переворачивался на бок, пытаясь взглянуть на свое тело с другого ракурса. Правая сторона моего тела была также перевязана и переломана, оставляя в памяти только искаженные образы того, что произошло. Каждый участок моего тела казался знакомым, но в то же время чужим, словно я рассматривал тело другого человека, попавшего в страшное происшествие.

— Хорошенько я так поломался, — усмехнулся я, изображая на лице болезненную ухмылку, — Как я выжил то вообще? Разве это… нормально?

— Ну, если так подумать, это вообще ненормально, парниш, — послышался голос со стороны, от которого я невольно вздрогнул.

Обратив свой взгляд в сторону голоса, мне удалось заметить мужчину средних лет, который, как оказалось, лежал на соседней койке. Ничем примечательным он практически не обладал — лишь прядь седых волос на чёлке могли заинтересовать в его внешности. В остальном же он был полностью не примечательным мужчиной, разговаривать с которым мне не было смысла, да и желания говорить в данный момент я особого не имел.

— Как ты вообще оказался на той крыше? — не унимался он, пытаясь привлечь моё внимание, — Я полагал, что все крыши в наше время закрыты на замок, но ты перевернул моё понимание о данной теме.

Отвечать ему я не собирался — не считал это нужным. Зачем мне говорить с человеком, которого я не знаю? Да и как-то странно и подозрительно он себя вёл, так что в тот момент я решил отмолчаться, чтобы избежать лишних проблем, коих у меня и так было достаточно.

— Не делай вид, что ты не можешь говорить, — с ноткой веселья проговорил он, — Я слышал каждое твоё слово после пробуждения. Почему тебе так горестно от того, что у тебя не получилось убить себя? Так хочется познать смерть? Или же есть причины, почему ты сделал это?

Поведение этого незнакомца очень сильно злило меня. Почему он лезет туда, куда не должен? И как он вообще узнал обо мне так много? Меня показали по телевизору? Вопросов было много, а на ответы даже и намёка не было.

— Похоже, для тебя это весьма болезненная тема, — вздохнул он и сменил позу, перейдя в сидячее положение, — Прости, если слишком напираю — у меня работа такая. Вечно лезу не в свои дела, и даже не понимаю, что иногда не стоит наступать. Герои — весьма эгоистичные персоны, не правда ли? — грустно ухмыльнулся он.

А вот это его высказывание было весьма интересным для меня. Будь я чуть постарше, мне бы удалось проигнорировать его слова, но я был ещё маленьким ребёнком, которого очень сильно волновали герои, потому моё любопытство тут же разгорелось внутри моего тела, побудив меня заговорить.

— Вы… герой? — задал вопрос я, пытаясь придать своему голосу такой тон, будто бы я вообще не был в этом заинтересован.

— Да, малыш, — с простой улыбкой на лице ответил он, — Собственно, только из-за меня ты и остался жив.

— Так это вы спасли меня? — на меня вновь нахлынула грусть, — Почему… вы это сделали?

— Ещё спрашиваешь об этом? — слегка возмутился он, — Моя главная обязанность — спасать жизни таких детей, как ты. Я не мог просто стоять и смотреть, как ты расшибёшься в лепёшку, — скрестил руки на груди он, — Я даже не успел осознать всей ситуации, как моё тело само ринулось в твоём направлении.

— У вас какая-то особая причуда?

— Моя причуда — чтение эмоций. Благодаря ей я могу понять, что ощущает конкретный человек, а также я могу предугадать ход его мыслей. Не особо подходящая причуда для героя, верно?

— У вас отличная причуда, — слабо улыбнулся я, — Но… как вы тогда смогли спасти меня?

— Помогли некоторые предметы поддержки. Тем не менее всю основную работу проделало моё тело, — ударил кулаком по груди он и тут же закашлял, судя по всему, от боли, — Хорошенько ты так разогнался в полёте — даже чуть меня не сломал! — засмеялся он.

— Вы же… могли погибнуть?

— Мог, но в тот момент мне было плевать, — пожал плечами он, — Больше всего меня тогда волновала твоя жизнь. Почему ты решил оборвать свою жизнь, мальчик?

От этого вопроса внутри меня всё сжалось. Меня словно обволакивала тьма, когда я пытался отгородиться от навязчивых вопросов этого незнакомца. Неожиданное беспокойство проникло в моё сознание, заставив меня отвернуться и уставиться в сторону окна, пытаясь найти там какой-то ответ или утешение. Ощущение боли и потери, которое медленно охватывало меня, делало все слова этого незнакомца еще более мучительными.

«Почему ты решил оборвать свою жизнь, мальчик?», — его слова звучали как эхо в моей голове, вызывая ощущение нестерпимого давления на мою душу. Я почувствовал, как мой дыхание участилось, и страх охватил меня целиком, как тёмная тень, что призывает меня в свои объятия.