Счастье взаимной любви

Тоска зеленая, подумала она без особого огорчения, тоска сегодня и завтра. Она увидела, что идет мимо дома, где живет ее близкая подруга Наташка Збруева. Отец Наташки сегодня на заводе, мать дежурит в больнице — значит, можно зайти потрепаться. Та, конечно, дома, зубрит: ей предстоит поступать в Первый медицинский институт, но не потому, что сама хочет стать врачом — таково желание матери.

Наташка открыла дверь — сухая, как вяленая сельдь, сутуловатая, близорукая. По окончании школы ей-то и вручили медаль за отличные успехи в учебе и примерное поведение. Примерное поведение Наташки объяснялось ее полной непричастностью к внешкольной жизни класса, продиктованной тем, что внешность Наташки решительно никого из парней не соблазняла. Что касается внутреннего мира Збруевой, той же Коровы — Богдановой или ее самой, это, по убеждению Ани, не интересовало никого в мире.

— Зубришь? — спросила Аня.

— А что поделаешь! Поедом мамаша ест. Если не поступлю в институт, хоть в петлю лезь. Чаю хочешь? У меня торт есть.

— Давай.

— А растолстеть не боишься? — хихикнула Наташка, но Аня не боялась растолстеть — ни торты, ни макароны на нее не действовали.

— Ты вообще-то что делать думаешь, Ань? Будешь куда-нибудь поступать? Или работать пойдешь?

— Не знаю, — вяло сообщила Аня искреннюю правду.

Умненькая Наташка раскрыла свою крокодилью пасть, заглотнула огромный кусок торта и заметила деловито:

— По-моему, тебе нужно стать гетерой.

— Кем? — не сразу поняла Аня.

— Гетерой! Я тут недавно книгу одну читала, про Древнюю Грецию. Так вот, гетеры, оказывается, были основными носительницами культуры. Это у нас их считают проститутками, которые за деньги себя продают. Гетеры, конечно, занимались этим делом, но именно у них во дворцах собирались поэты, музыканты, философы. Дома-то мужики не сидели, дома им было скучно, там жена, дети… Вот они и бежали к гетерам.

— Ерунда это, — сказала Аня. — Я эту книгу тоже читала. Но, по-моему, как ни называй: гетера, гейша, куртизанка — все одно. Проститутка, и точка. При чем тут культура? Чушь это. Просто каждый торгует тем, что есть. И чем хочет. — Но тут она вспомнила про предложение подруги и спросила: — А почему ты меня в гетеры захотела пристроить?

— Да так, — замялась Наташка. — У тебя, понимаешь, склонность такая… Ты компании любишь, веселье и мужчин тоже. Не обижайся, конечно, но я думаю, что в гареме у какого-нибудь султана тебе было бы хорошо.

— В гареме? Скукотища! Один мужчина и куча баб. — Аня равнодушно улыбнулась. — Честно сказать, я бы свой гарем хотела иметь. Вот это да! Представляешь?!

— Как свой гарем?! Из мужчин?!

— Ну да! А что тут такого? — Аня оживилась. — Ты представляешь, какой кайф? Ты одна, а у тебя на любое твое настроение кто-то есть! Захотелось нежности — пожалуйста… А иногда, знаешь, хочется, чтобы было грубо, по-звериному. В этом есть своя прелесть.

— Не знаю, — застеснялась Збруева. — Мне как-то не до этого.

— Не хочешь сегодня поехать с нами на озера? Даже Корова едет.

— Зубрить надо. Я же тебе сказала.

— Открой окошко, покурим немного.

Збруева открыла окно, и они выкурили по сигарете, но разговор не получался: так или иначе, а Наташка все время соскальзывала на то, как она будет сдавать экзамены в Первый медицинский, где конкурсы совершенно сумасшедшие, чуть меньше, чем в театральные вузы.

— У тебя же золотая медаль! — сказала Аня.

— Химию все равно сдавать. А потом медаль моя…

Тут Збруева осеклась, поскольку чуть не выдала тайну. Мать перед экзаменами подарила директору школы сервиз «Мадонна», а учительнице русского языка — итальянские туфли. Взятки сыграли свою роль — по сочинению она получила «пять», хотя грамматика была слабым местом Збруевой и она не могла бы получить такую оценку при самой хорошей погоде. Но — написала. Видать, директор самолично исправил ошибки — за «Мадонну».

Выкурили по сигарете, покрутили на проигрывателе пластинку с записью Вертинского, и Аня снова вышла на улицу.

Она пошла было к станции с намерением поехать в Москву. Дел у нее там не было, но она всегда подчинялась внезапно нахлынувшим порывам, если даже они ничем не были обоснованы. Если ехать в Москву, то на пикник на озерах, понятное дело, не успеешь, но Аню это не волновало — пикников подобного рода она уже насмотрелась, была твердо уверена, что этот от прежних ничем отличаться не будет: напьются все до поросячьего визга и парочками полезут в кустики и палатки. Кто-то из ребят передерется, а потом пару дней с восторгом будут вспоминать с пользой и наслаждением проведенное время.

Однако когда она добралась до железной дороги и по шпалам подошла к платформе, то неизвестно почему изменила свои планы. На площади около станции женщина торговала горячими пирожками с мясом.

Аня набрала в большой бумажный пакет с десяток пирожков с мясом, которые в быту называли «пирожками с крысятинкой или с кошатинкой» — знающие люди утверждали, что так оно и было. В магазине купила бутылку лимонада и пошла к главной проходной завода. Громадный завод тянулся вдоль железной дороги, и если бы Аню не пропустили через проходную, то в бетонном заборе всегда можно было найти дыру, проделанную теми, кто проникал на производство, минуя строгости заводского режима.

Но обе вахтерши знали Аню, и она прошла беспрепятственно.

Плавильный цех с электропечами был неподалеку от входа; как раз распахнулись его громадные ворота, и едва Аня подошла к ним, как свирепый сквозняк подхватил ее, и она влетела внутрь, под высокий свод цеха.

Вдоль правой стены огромного ангара тянулись большущие горшки электропечей, пламя выбивалось из приоткрытых топок, здесь было сумрачно, гулко, душно от расплавленного металла, даже врывающийся в ворота воздух облегчения не приносил.

Своего отца она нашла около второй печи. Маленький, сухонький, остроносый, он сидел на скамье рядом со своим помощником и курил. Костистое тело отца прикрывала тяжелая брезентовая роба, жесткая, словно из жести, надета она была прямо на голое тело. Печь полыхала нестерпимым жаром, обжигала лицо, а по спине гуляли сквозняки.

Аня кивнула ему, села рядом и подала пакет с пирожками и лимонад. Она приходила на завод изредка, заранее ни о чем не договариваясь. Быть может, эти посещения были ей необходимы для того, чтобы понять, что, кроме истеричной и вздорной матери, у нее есть тихий и добрый отец. А сегодня, когда она поняла, что в родительский дом больше не вернется, ей, наверное, захотелось попрощаться с отцом, хотя бы условно. С матерью она уже попрощалась.

Он взял пакет, улыбнулся, вытащил из него пару пирожков, один протянул помощнику, а другой надкусил своими стальными зубами, среди которых было два золотых. Помощник проглотил пирожок, словно пельмень, и ушел, проявляя деликатность. Отец жевал неторопливо и запивал сочную крысятинку лимонадом. Он любил эти дешевые пирожки.

Аня смотрела на его сморщенную дубленую шею, видела, как прыгает острый кадык, как глубоко запали щеки и глазницы. Внезапно острая до боли жалость к этому загнанному, словно старая кляча, человеку сжала ей сердце.