Счастье взаимной любви
Шрифт:
Мазурук сказал тихо:
— На всякий случай — мы едем с похорон любимой учительницы. Лешка везет нас по домам, в Черноголовку.
Аня прыснула:
— А какую гниду из учителей хороним?
— Да по мне хоть бы они все разом передохли, — ответил Мазурук.
Аня видела, как милиционеры принялись расспрашивать Лешку, солдаты с автоматами стояли в сторонке. Лешка махал руками и с каждой секундой чувствовал себя явно уверенней. Кажется, пронесло. Потом один из милиционеров заглянул в автобус — лицо у него было жестким, глаза внимательно скользили с одного лица на другое. В нем было что-то столь грозное и настораживающее, что ребятам даже не пришлось изображать печаль, делать серьезные физиономии.
— Ладно! Проезжай, халтурщик! Если б не это дело, я б тебе показал турпоход! Проваливай!
Лешка скакнул к рулю, перевел дух и, улыбаясь, проговорил дрогнувшим голосом:
— Пронесло. А то прощай работа, да и права могли бы отнять!
— А что там? — спросил Клюев.
— Солдат какой-то из своей части сбежал. С автоматом Калашникова, десантный вариант, короткий откидной приклад. И два рожка патронов к нему. А эти дураки думают, что он здесь прячется. Давно небось у своей бабы в Москве схоронился! Ладно, едем!
Солдаты из войсковых частей, которых было полным-полно вокруг Электростали, сбегали и раньше. Пару раз в три года обязательно ходили слухи о дезертирах. Но Аня не помнила, чтоб их так усердно отлавливали. Видно, дело было в автомате.
Ей и в голову не могло прийти, что через несколько часов она очень близко познакомится не только с упомянутым автоматом, но и с основным принципом работы этой смертоубийственной игрушки, созданной гением не шибко образованного старшины.
Через полчаса они подкатили к кромке озера, покрутились минут пятнадцать, выбирая место поуютней, затем Мишка Клюев вытащил из рюкзака пару бутылок «Кавказа» и заорал:
— Начнем для разминки! По портвешку, а водяру оставим под шашлыки!
Выпили прямо в автобусе. Корова — Богданова поначалу покочевряжилась, заявив, что папа с мамой употребляют только сухие грузинские вина, но таковых с собой не оказалось, и черно-красный портвейн она выпила с лихостью, которую одобрил даже шофер Лешка, уже притиравшийся бочком к толстым бедрам и могучей груди комсомольского вожака.
Они выскочили из автобуса на желтый прибрежный песок. Солнце, только заваливающееся за горизонт, грело еще в полную силу, и Мазурук прокричал:
— Девочки, готовить стол! Мальчики, работать с шашлыком! Я попробую рыбки наловить. Гуляй, рванина!
Он выдернул из автобуса зачехленную резиновую лодку и принялся накачивать ее ножным насосом. Аня стянула с себя платье, Мазурук подмигнул:
— Поплывем со мной. Рыбку половим.
По его блестящим глазам Аня сразу сообразила, что рыбалка интересует Мазурука меньше всего.
Захмелевшая Богданова принялась было командовать обустройством палаточного городка, но ее схема остальных не устроила. Она пыталась выстроить палатки в ряд, на солдатский манер, но коллектив предпочитал к ночи разобщиться, забраться подальше друг от друга, в кусты, под деревья, оставив общим местом сбора только пятачок у костра. Наивная Богданова этих устремлений не понимала, кипятилась и доказывала свою правоту. Чтобы ее успокоить, Лешка нашел неизвестно в каких своих запасах бутылку «сухача» — грузинского «Цинандали», которое Богданова тут же и выпила наполовину, а остальные снова приложились к «Кавказу». Лешка подсоединил к аккумулятору магнитофон, поставил на него катушку с пленкой, и обожаемые битлы в полную мощь заорали над Соловьиным озером своими надрывными голосами. Соловьи, если бы они здесь и были, никакой конкуренции составить им не смогли бы.
Аня влезла в резиновую лодку, Мазурук столкнул посудинку с мелководья, вскочил в нее сам и принялся энергично грести короткими веслами. Он был уже в одних плавках, и Аня поймала себя на том, что ей приятно
смотреть на «своего парня». Гибкое юношеское тело, едва покрытое легким золотистым загаром, спортивно развитые плечи и гладкая, словно мелким наждаком надраенная кожа. Пару удочек он с собой все же прихватил. Достигнув кромки камышей, размотал их, насадил наживку и забросил в воду. Но потом перебрался к Але, обнял ее и прижал к себе. Аня почувствовала, что он уже горяч, словно подхватил простуду. Она обняла его за шею и, хихикнув, опрокинулась на дно лодки.— А мы не потонем? Если кувыркнемся?
— Не потонем, не боись.
Он тут же потянул с нее лифчик, запутался в застежках, нервно засмеялся, и Аня скинула его сама, попросив осторожно:
— Вить, ты не торопись…
Дело было не в торопливости. Можно было и торопиться, но делать это подольше. Ей хотелось, чтоб он полежал рядом, погладил ее, потом остановился, и можно было бы потрепаться хоть о Корове — Богдановой, уже готовой приобщиться к клану женщин, потом снова начать с поцелуев, оглаживаний, осторожного освобождения от трусиков…
Куда там! Витька, как всегда, спешил, будто на пожар. Сорвал с себя свои трусики и едва не порвал Анины. Потом раздвинул ей ноги, так что обе вывалились за борт и пятки оказались в холодной воде. Аня завизжала, теряя ласковый настрой души. Но он уже упал на нее, лодка закачалась в каком-то судорожном ритме. Дергаясь и кусая Аню за ухо, Витька принялся елозить вдоль ее тела, больше заботясь о том, чтоб прижаться покрепче, до боли вцепиться в грудь, нежели обо всем остальном.
Аню разбирал смех. Она потихоньку опустила ноги в воду, а потом подняла их к небу так, что холодные капли упали на Витькину спину. Он выпустил ее ухо, попытался было что-то пробормотать, но тут конвульсивная судорога свела его тело, он слегка застонал — и все. Как всегда в спринтерском стиле, так что ничего не успеешь не только прочувствовать, но и почувствовать.
Он поцеловал ее в губы, улыбнулся и, пошатываясь, встал на колени.
— Ты моя радость, — сказал он, но Аня знала, что говорит он это просто так. Видать, кто-то научил, что после этого дела так надо. Во всяком случае, Инка Шохина утверждала, что прошлой осенью он и ей говорил так же.
— Ты хороший, — прошептала Аня, тоже не почувствовав ни теплоты, ни нежности.
Но Мазурук понял ее по-своему, в глазах его промелькнула тень мужской гордости, он сильно повел красивыми плечами.
— Одно у нас скверно — лишняя дама в компании. Когда лишний мужик, то все проходит чин чинарем. Напьется и кайфует. А вот когда лишняя баба, которую никто не хочет, жди скандалов. — Он засмеялся. — Но рыбки на ушицу все-таки надо бы поймать.
После чего пересел к своим снастям.
Аня все так же лежала на дне лодки, раскинув ноги и болтая пятками в воде. Небо над головой было пустым и бездонным. Поначалу она не думала ни о чем. Потом решила, что лежит в очень некрасивой позе и со стороны это выглядит просто безобразно — ноги врозь, живот выпячен. Она забеспокоилась, ведь если не позаботиться, то можно и подзалететь, а беременность ее совершенно не устраивала. Кое-какие меры надо было принять. Ванной с рожком душа здесь не было, и она, мягко перевалившись через борт лодки, по плечи погрузилась в холодную воду.
— Эй! — заорал Мазурук. — Рыбу распугаешь!
— Плевать мне на твою рыбу.
Широко расставив под водой ноги, она несколько раз, подтягиваясь на руках, выдергивалась по пояс из воды и ухалась вниз, чувствуя, как холодная вода врывается в нее снизу, вымывая все, чем одарил ее Мазурук.
Он понял, в чем дело, и защищать интересы рыбалки не стал.
Вода была не то чтоб холодной, но какой-то противной. Аня вскарабкалась в лодку, подхватила рубашку Мазурука и вытерлась ею насухо.