Счастье

Тут была еще одна странность: в деревне поговаривали, что некоторые пожилые деревенские женщины были на самом деле армянками. В послеобеденных полусонных разговорах тетушки Мерьем шептались, что эти пожилые женщины были армянскими девочками, которых в те злополучные дни семьи, не зная, что ждет их впереди, оставили соседям-мусульманам… В семьях девочкам сменили имена «Ани» или «Ануш» на «Салиха» и «Фатьма», вырастили их как мусульманских девочек, а потом выдали замуж. Деревенские никак не могли решить: если этим девочкам сменили религию, то дозволено ли выдавать их замуж по мусульманским обычаям, а главное, потом – хоронить на мусульманском кладбище под похоронный намаз? Поэтому во время намаза ходжа спрашивает общину: «Знаете ли вы покойного?», и все хором свидетельствуют: «Мы хорошо знаем!» Потом имам со словами: «Госпожа – человек правильной веры» начинает намаз, и все тоже совершают намаз. Но возможно, эти мужчины-мусульмане совершали намаз и для какой-то женщины-христианки. То есть – и для женщины, и для христианки! Удивительные вещи творятся на свете!

После высылки армян в оставшихся после них домах поселились мусульмане, разобрав армянские пашни и рабочие места. Поместье семьи Мерьем было одним из самых больших в селе. До Мерьем доходили сплетни, будто это поместье ее дед, Пехлеван Ахмет, отобрал. По всей округе ходили легенды о его огромной силе.

Самыми любимыми рассказами, которые Мерьем могла слушать бесконечно, были рассказы о детстве дедушки Ахмета. Она вся разрумянивалась, когда слушала историю о том, как мать Ахмета постоянно кормила его брата молочными сливками, Ахмета это очень злило, хотя виду он не показывал. В один из дней, когда матери не было дома, Ахмет вывел из хлева ишака, вскинул его себе на плечи и притащил на второй этаж, а оттуда – на крышу дома. Вернувшись с поля домой, мать и отец никак не могли уразуметь: каким образом ишак оказался наверху! А потом принялись ломать голову, как же снять ишака с крыши. Зная силу Ахмета, они умоляли его спустить ишака вниз. Ахмет же смеялся и отвечал: «Кто ест сливки, тот пусть и ишака снимает». На этом история кончалась, а маленькая Мерьем думала, что ишак до сих пор стоит на крыше, и постоянно пыталась там его разглядеть. Только потом она поняла, что дом уже давно другой.

Однажды Мерьем спросила тетю, правда ли все эти истории, а особенно те, что рассказывают об армянах, и тетя подтвердила, что это действительно так. Исчезновению десятков армян предшествовало знамение. В один февральский день в селе разразилась страшная буря: ветер ревел как сумасшедший, он рушил минареты, вырывал с корнем деревья, уносил крыши. Однако таинственней всего оказалось то, что и армян словно сдуло на небо ветром. В мудрости Всевышнего не может быть сомнения. Этот божественный ветер не затронул деревенских мусульман, однако все армяне, сколько их ни было, и мужчины, и женщины, со всеми своими чадами и домочадцами словно бы испарились. Может, они тоже были любимыми рабами Всевышнего и были вознесены как их пророк Иисус?..

Мерьем очень понравился рассказ о вознесении армян. Это было чудо! Закрыв глаза, она пыталась представить, как гуляют по небесам армянские девочки. Она видела, как мамы с отцами сидят на облаках и говорят своим детям, парящим радостно в небесной синеве: «Ребята, уже поздно, давайте-ка возвращайтесь на свое облако!»

Днем большинство членов семьи оставались дома, а дядю в это время дома было не застать. И хорошо, что так! В стоявшем на отшибе садовом домике дядя принимал визитеров, давших обет, а иногда уединялся там и молился в одиночестве. В такие дни дети приносили ему еду в судках. Даже отец, Тахсин-ага, мог видеть своего брата только в мечети.

После вечернего намаза женщины накрывали стол, и пищу сначала принимали мужчины, а женщины ждали, стоя за их спинами. После того как трапеза заканчивалась, женщины уносили остатки на кухню и ели там. Дядя очень сердился, если за едой разговаривали и время приема пищи затягивалось. Поэтому пока все быстро хлебали обжигающий суп, следом уже шел мясной плов, а поверх всего – пахлава. Нельзя тратить время на застолья, это недопустимо! После еды наступал час вечерней молитвы. Дядя становился впереди, как имам, отец, Тахсин-ага, с дядиным сыном Джемалем выстраивались сзади – и совершался намаз. Во время месяца Рамадан мужчины, конечно же, ночью шли в мечеть, чтобы совершить там намаз-теравих [3] .

3

Теравих, таравих – желательный намаз, который совершается в месяц Рамадан после обязательной ночной молитвы (иша) и длится до появления зари.

Жена Тахсина-ага умерла во время рождения первого ребенка – ее, Мерьем. А вторая его жена оказалась бесплодной, и на протяжении нескольких лет у него не было других детей. Дёне, на которой он женился позже, родила ему одного за другим двоих.

Но они пока еще были очень маленькими. У дяди же было три дочери и два сына. Старший сын Якуб двумя годами ранее со своей женой Назик и двумя детьми переселился в Стамбул. Из крайне редких новостей все знали, что у семьи все очень хорошо, что в Стамбуле, настоящем «городе золота», живут они богато. Младший брат Якуба Джемаль отправился на юго-восток страны для прохождения военной службы. А дочери – старшая Айше и средняя Хатидже – уже вышли замуж.

И дом опустел.

Когда стало известно, что Джемаль находится в составе специального подразделения в горах Габар [4] , где воюет против курдских повстанцев, то его отец начал возносить молитвы к Всевышнему с просьбой уберечь сына: «Аллах Милосердный, спаси и помилуй!» Из-за того, что радио и телевизор, как изобретения неверных-гяуров, в их доме были запрещены, а в приходящих от Джемаля письмах не содержалось секретной информации, то есть сведений о бойцах, павших смертью храбрых во время боестолкновений, там не было, никакой информации о сыне семья толком не получала.

4

Местность в турецкой провинции Ширнак, на границе с Ираком и Сирией.

Профессор плачет

В то время, когда в пыльной деревеньке на берегу озера Ван Мерьем пребывала в нерадостных думах, в 1300 километрах западнее, в распростертом на двух материках городе Стамбуле, профессор, доктор наук Ирфан Курудал, которого часто называли просто Профессор, сорока четырех лет, обладатель известного имени и множества званий, проснулся от собственного крика, зная наверняка, что с момента, как он заснул, не прошло и получаса. Потому что в последнее время такие пробуждения вошли в привычку.

Не знавший за всю свою жизнь бессонницы профессор в последние месяцы, как обычно, ложился чуть позже полуночи и, как только касался подушки, погружался в спокойный сон. Однако вскоре он вскакивал от страха. Ему снилось, будто чернокрылая птица клевала его грудь.

Алкоголь не помогал. Что пей, что не пей. Он уже проверял.

Он привык ложиться в одно и то же время и спать беспробудно до восьми утра, и его очень радовал такой распорядок. Но теперь каждая ночь была бессонной. Нервы у него стали ни к черту, и только кое-как под утро он заставлял себя снова заснуть.

На первый взгляд у профессора не было никаких проблем: с женой все в порядке, в университете тоже, его часто приглашали в качестве обозревателя на телевизионные передачи, и ведущие, обращаясь к нему «Ходжа, ходжа! [5] », демонстрировали глубочайшее уважение. И раньше Профессор появлялся на экране, однако после того, как стал участвовать в еженедельных ток-шоу, его стали узнавать все – и свои, и приезжие, и на улицах, и в магазинах. Белая борода этого крупного человека резко контрастировала со смоляной шапкой волос, и кто его видел хоть раз, уже не мог забыть.

5

Ходжа – вежливое обращение к учителю, наставнику, преподавателю.

Да уж, Профессор был неподражаем!

И вот сейчас свет от фонарей из сада падал в комнату, освещая ночную тьму, а неподражаемый профессор, трясясь, как мышь, от страха, старался не разбудить спящую рядом жену, и этому страху не было конца. Из опыта прошлых ночей он знал: если продолжать лежать в постели, со страхом не справиться.

Нужно принять лекарство.

Бесшумно поднявшись, он отправился в ванную. У них с Айсель были раздельные ванные комнаты. Как только он повернул выключатель, свет заиграл на дорогой европейской сантехнике, засверкал мраморный пол. Так же, как и другими ночами, опустившись на край ванны, он начал раскачиваться.