Счастливчик просыпается!
Шрифт:
— Какой? — заинтересовалась Варя, не отстающая от папы в скорости исчезновения пирога. — Про варенье?
— Нет, — улыбнулся папа. — Не про варенье.
— А про что? Про что-то вкусное, да?
— Не совсем… — молвил папа, потирая нос. — Скорее о том, что иногда, проигрывать очень даже полезно…
— Расскажи, расскажи! — попросила Варя.
— В те годы я путешествовал… — начал папа, задумчиво прихлёбывая кофе. — Я был ещё юн и неопытен, и только вступал на путь настоящего естествоиспытателя и поэтому, как и всякий новичок, порой, терпел досадные неудачи. Я ещё не составил тогда свою знаменитую «Заповедь путешественника» и не знал, что каждая неудача несёт в себе зерно победы, и чем сильнее поражение, тем большему ты можешь научиться, при условии, конечно, что ты понял и признал свою ошибку.
Папа обвел всех взглядом, желая убедиться, что его внимательно слушают и, полузакрыв глаза, неспешно продолжил.
— Это случилось ранней осенью, на берегу моря, в одной небольшой рыбацкой деревушке, в которой я намеревался пробыть всего один день, но пробыл целых 43 дня, и всё потому, что поспорил с одним рыбаком и, как вы уже понимаете, проиграл. Судите сами, этот чудак утверждал, что видел летающих дельфинов! Представляете? Конечно, я не поверил ему. Рыбаки любят рассказывать всякий вздор и верить всему,
— Ого, — сказал Серёжа. — Так долго!
— Да, — сказал папа. — Мне тоже показалось, что условия не очень справедливые, потому что взамен, на случай, если дельфинов не будет, и я посчитаю себя обманутым, его лодка и он сам буду в моём распоряжении трое суток и я могу требовать отвести меня куда угодно.
— Так нечестно, — сказала Варя.
— Так я и сказал, — ответил папа. — Но рыбак ответил мне следующее:
— Чужестранец, ты хочешь лёгких удовольствий и простых побед. Тебе нет дела до того, как живут люди, ты смеёшься над тем, чего не понимаешь, и не замечаешь чудес, которые лежат под твоими ногами. Ты уверен, что летающих дельфинов не существует, но боишься рискнуть 40 днями своей легковесной жизни ради чуда, считая, что цена слишком высока. Что ж, я назначил свою цену и не изменю её, и ты волен решать, остаться и заплатить её, или идти дальше, в поисках сокровищ, которые ты оставил позади. Твой день настал, чужестранец, твоя судьба в твоих руках этим вечером, не ошибись с выбором пути, потому что как знать, будет ли у тебя новая возможность выбирать между чудом и обыденностью.
— И ты согласился, — улыбаясь, сказала мама.
— Я понял, что он прав, — ответил папа. — Даже если вся эта история была выдумкой, я должен был попробовать. Ведь в душе я знал, что я путешествую не ради экзотических пейзажей и дюжины фотографий в походном альбоме, а ради новых открытий и подлинных чудес, которые ждут нас повсюду, стоит только протянуть руку и смело шагнуть им навстречу. И вот, такая возможность открывалась мне. Мог ли я пройти мимо? Мог ли махнуть рукой и сказать, пустое! Покинуть эту деревню на рассвете и продолжить свой путь в поисках сокровищ, которые остались позади?! Нет! Только не я. Мы пожали руки и договорились встретиться на причале, за час до зари. И, когда я явился туда, рыбак был очень удивлён, потому что был уверен, что в последний момент я изменю своё решение. Через четверть часа мы отплыли, а ещё через пару часов были в открытом море. Наша лодка была очень старой, и, признаться, не внушала мне большого доверия, но, я не подавал виду и помогал рыбаку как мог.
Папа положил себе второй кусок пирога и налил себе ещё одну чашку кофе. Степашка, который не очень любил длинные и, на его взгляд слишком скучные истории, задремал под столом.
«Лучше бы угостили меня пирогом, — думал он, — или, хотя бы, морковкой. Какой же это праздник, когда одни едят, а другие спят под столом? По моему, это несправедливо…»
— Улов в тот день был небольшой, — продолжил папа. — Рыбак сказал, что это не к добру и что рыбы чувствуют перемену погоды и нам следует возвращаться назад. Я поднял его на смех, сказав, что в таком случае, я считаю его проигравшем и требую, как и было условлено, подчиняться моим указаниям ибо теперь, он и его лодка принадлежат мне на трое суток. Рыбак отказался признать своё поражение, и мы продолжили ловлю, пока небо на горизонте внезапно не потемнело и лёгкий бриз, так приятно охлаждавший нас, вдруг не усилился, и наша посудина закачалась на волнах. Не сговариваясь, мы свернули наши снасти, выбрали сеть и повернули к берегу, но из-за моего упрямства и легкомыслия, время было упущено, и шторм неумолимо приближался. Конечно, это не был один из тех страшных штормов, которые случаются на Атлантике или в Тихом океане, но он был достаточно свиреп, чтобы в щепки разбить нашу старую лодку и мы оба понимали это. Мы отчаянно гребли к берегу, и всё же, ураган подхватил нас и принялся швырять из стороны в сторону, отгоняя наше судно от берега, в сторону Чёрных скал, которые, по преданию, были не чем иным как когтями огромного дракона, которого, один отважный воин, пронзил своим копьём и тот упал в море, но был так велик, что на поверхности остались торчать его гигантские острые когти. Мы боролись с ветром и с течением несколько часов, насквозь мокрые и смертельно уставшие, и трижды едва не налетали на скалы, каждый раз, каким-то чудом ускользая от когтей дракона. Наша лодка дала течь в двух местах, и мы не успевали вычерпывать воду. Одно весло было сломано, а второе вырвало из моих рук и мы беспомощно закружились меж острых как бритва Чёрных скал, каждую секунду готовясь оказаться в воде. Страх сковал меня с ног до головы и я отчаянно цеплялся за деревянное сиденье лодки, но, клянусь вам, где-то в глубине души, я чувствовал, что всё происходящее никак не угрожает мне. Я был, словно зрителем на каком-то невероятном спектакле и хоть волны и окатывали весь первый ряд и места были жестковаты, я был уверен, что я в безопасности. Это чувство нарастало и, в какой-то момент, я настолько осмелел, что даже улыбнулся сидевшему напротив меня рыбаку, который, очевидно, решил, что я тронулся умом от страха.
Папа отставил чашку и вытянул ноги, потревожив Степашку, который вышел из-под стола такой всклокоченный и заспанный, так что все покатились со смеху. Пробурчав что-то нелестное в адрес хозяев, он бухнулся на землю в тени жасмина и снова заснул.
— Как бы то ни было, — сказал папа, — но через час шторм начал стихать. Нас всё ещё бросало из стороны в сторону, но ветер ослабевал, а волны не заливали лодку, которая едва держалась на плаву. Мы вычерпали воду и кое-как заделали течи, но, не имея вёсел, не могли двигаться и неспешно дрейфовали в лучах закатного солнца. В кормовом ящике нашлось немного воды и сухарей, и после всего произошедшего, они показались нам райской пищей. Однако, как это часто бывает, всё самое интересное ожидало меня впереди. Когда небо покрылось светлячками звёзд, и Южный крест засиял над нашими головами, указывая путь домой, мы, чередуя друг друга, принялись грести обломкам весла. После тяжёлого дня наши силы были на исходе и вскоре, убаюканные плеском
волн, мы оба задремали…— И что было дальше?.. — еле слышно спросила Варя, когда пауза затянулась. — Вы нашли дом?..
— Я проснулся около двух, — сказал папа, не открывая глаз и словно не слыша слова дочери. — Рыбак спал, положив под голову обломок весла. Его грудь тяжело вздымалась и крепкие мозолистые ладони, даже во сне не отпускали деревянный обломок. Море было без единой морщинки, гладкое, словно атлас и луна плыла в нём как белоснежная кувшинка. Но, не смотря на полный штиль, что-то раскачивало нашу лодку и, признаюсь честно, я сразу вспомнил множество леденящих кровь историй, про всяческих морских чудовищ, которые способны утащить на морское дно целые корабли. Я осторожно выглянул за борт и увидел дельфинов, которые резвились по правому борту и, играя, задевали нас. Их было около дюжины. Среди них я заметил двух малышей, один из которых был совсем крохой, и мама всё время держалась подле него. В свете луны, они показались мне перламутровыми, и я любовался их игрой и почёсывал им носы, когда они проплывали мимо, пока не увидел, как малыш, не попытался взлететь!.. Сначала, я подумал, что он просто резвиться и выпрыгивает из воды, но во время одного из прыжков, его перламутровые крылья, до этого так плотно прижатые к спине, что казались его кожей, раскрылись и он, пролетел над водой с десяток метров, но потом, зацепил воду и плюхнулся в море. Я не поверил своим глазам, но, словно в доказательство, он снова разогнался и поднялся в воздух, паря над водой точно летучая рыба, и пролетел совсем близко от меня, и снова неуклюже упал. Дельфины крутились вокруг малыша, подбадривая его, и он взлетел в третий раз, и пролетел над нашей лодкой, обдав меня брызгами, а после, нырнул в море и поднялся на поверхность уже далеко. Вся стая пришла в движение и один за другим, стала подниматься в воздух, и парить над чёрным зеркалом воды, сверкая перламутром в свете луны, быстро удаляясь в сторону открытого моря. Они двигались клином, как птицы и среди них мелькали два малыша, старавшихся не отстать от своей стаи. Поражённый и зачарованный, я долго просидел так, вглядываясь в ночную тьму, в надежде вновь увидеть летающих дельфинов, но они больше не появлялись. Под утро, рыбак проснулся, и мы снова начали грести к берегу, и к концу дня увидели его на горизонте, и вскоре после этого, нас обнаружил катер, капитан которого, видя наше состояние, оказался столь любезен, что отбуксировал нас к дому, хоть это и заняло весь следующий день.
— И ты работал у того рыбака 40 дней?! — спросил Серёжа.
— Совершенно верно, — кивнул папа, — и, доложу я вам, это были непростые деньки, и каждый вечер я с ног валился от усталости, но я бы не променял их ни на какие другие. На моих руках не было живого места, спину ломило, и я потерял добрый десяток килограмм веса, но к концу месяца, я окреп и управлялся с лодкой не хуже него. С тех самых пор, едва почуяв запах моря, я сразу же представляю себе ранее утро, когда заря ещё только начинает розоветь, скрип уключин, тающий в дымке берег с бело-голубыми домиками и бескрайнее море, величественное и прекрасное, как в первый день сотворения мира…
— А дельфины? — спросила Варя. — Вы видели летающих дельфинов снова?
— Я не уверен, — сказал папа. — Один раз мне показалось, что я вижу их низко летящую стаю, но, это оказались какие-то большие птицы. Скажу больше, рыбак, на исходе 30 дня, не выдержал и признался мне, что вся история с дельфинами только легенда, чтобы заманивать туристов и что он никогда не видел летающих дельфинов, и он не понимает, почему я продолжаю утверждать, что видел их.
— И что ты ему сказал, — спросила мама. — Как ты объяснил ему свой поступок?
— Я сказал, — ответил папа, — что я путешествую не ради экзотических пейзажей и дюжины фотографий в альбоме, а ради новых открытий и подлинных чудес, которые ждут нас повсюду, и я всегда готов протянуть руку и смело шагнуть им навстречу…
Папа порывисто встал и прошёлся вокруг стола.
— И с той поры, друзья мои, я всегда был верен этим словам, и, уверяю вас, самые необыкновенные и поразительные открытия, и совершенно невообразимые чудеса поджидали меня повсюду… И одним из таких чудес, была встреча с вашей мамой, но это, отдельная история…
— А какие чудеса ты видел, — взмолилась Варя, забыв про второй кусок пирога. — Расскажи, пап, ну, пожалуйста!
— Я видел жемчужных осьминогов в Полинезии, которые питаются только моллюсками, в раковинах которых имеется жемчуг, так что к концу жизни эти осьминоги полны драгоценных жемчужин, но ныряльщики, которые работают за гроши, никогда не трогаю их, потому что тот, кто убьёт жемчужного осьминога и разбогатеет не проживёт долго. Я видел двуглавых попугаев на Амазонке, каждая голова которых разговаривала на своём собственном языке и долго не понимала другую, пока, наконец, не выучивала её язык. Когда они сорятся, стоит такой шум, что даже ягуары обходят эти места стороной. В Чили я видел пернатых змей, которые вьют гнёзда на деревьях, как птицы и настолько привыкли жить на ветвях, что если их положить на землю, то они не могут ползти и совершенно беспомощны. В Мавритании я говорил с человеком, внутри которого много лет жил большой жёлтый пустынный скорпион, который пробрался в него, когда был совсем крошечным, и питался тем, что ел этот бедняга и не собирался выбираться наружу, пощипывая его изнутри, когда был голоден. Я видел морских белок у берегов Мадагаскара, которые скачут под водой по кораллам, точно так же, как наши белки прыгают по соснам и елям, и если протянуть им горсть сушёных морских коньков, то они охотно подбегают к вам и заглядывают в маску, потому что они не менее любопытны, чем их сухопутные сородичи. На острове Унга, я видел последнюю птицу Кара-Кара, которая была такой большой, что не могла больше летать и доживала свой век среди холодных утёсов. Эти птицы известны тем, что они не вьют гнёзд и высиживают яйца и растят птенцов прямо в полёте, а на землю опускаются только раз в жизни, в центральной Африке, чтобы найти себе пару на всю жизнь. В пещерах у Мёртвого моря я видел каменных ящериц, которые питаются песком и застывшей лавой, и живут так долго, что помнят динозавров. На севере Канады, близ озера Хомма, я повстречал шамана, который превратился в лося и не мог снова стать человеком и блуждал по лесам в одиночестве, потому что настоящие лоси чувствовали, что он человек, а люди, думали, что он лось. Я и сам так подумал вначале, но его глаза были так печальны, что я обо всё догадался, и мы долго путешествовали вместе, и он показал мне столько интересного, что всего и не упомнить. Я поил его чаем с солью, потому что он очень скучал по горячему чаю, как человек, а как лось, он обожал соль. Мы расстались с ним недалеко от Ванкувера, и я пожелал ему снова стать человеком, на что он ответил, что изменил своё решение, и тело зверя больше не тяготит его и он счастлив в своём новом обличье. И вот, здесь, у себя дома, я снова встретил чудо, потому что Счастливчик это чудо и…