Счастливчик
Шрифт:
Ди кусает губы и молчит. Черт, это провал.
Черт-черт-черт.
— Я очень хотела поступить в ЛЛА, — говорит. — Не могла дождаться, когда распрощаюсь с "Ласточкой"…
Провал, как есть — провал.
— Но теперь все изменилось? — понимаю.
— Я чуть их всех не потеряла.
— И теперь хочешь остаться с семьей, — это не вопрос.
— Лаки, — стонет, будто я ее пытаю, закрывает лицо ладонями.
Нет уж, так не пойдет.
Беру ее за руки и заставляю убрать их от лица.
— Ди, брось, — прошу, — я люблю тебя, но
— Я так тебя люблю, — шепчет, хватаясь за меня, — и не могу их оставить.
Это не истерика, как в прошлый раз, понимаю: Ди не просто перенервничала и плачет — она оплакивает наши отношения.
Трындец.
Это прощание.
На мгновение зажмуриваюсь, целую ее в волосы.
Ладно, танцуем дальше. Жизнь продолжается.
— Все будет отлично, вот увидишь, — говорю почти весело. — Вся Вселенная открыта перед тобой, стоит только протянуть руку.
— А если у меня руки коротки? — спрашивает, улыбается — чувствую кожей.
— Тогда мы угоним катер. Не дрейфь, все будет хорошо.
Приподнимается, заглядывает мне в глаза.
— Ты останешься со мною на ночь?
— Останусь, — обещаю.
Ухожу утром, а она меня не останавливает.
Прощание.
Главное не киснуть.
Жизнь продолжается.
— Войдите, — кричу, когда слышу вечером стук в дверь.
Встаю. От нечего делать последние полчаса отжимался от пола.
— Привет, — здоровается Морган, потом оценивает мой внешний вид: на мне только пижамные штаны, а сам я мокрый как мышь. — Чего это тебя прибило? — спрашивает. — От скуки, что ли?
— Угу, — киваю, улыбаюсь: все-таки приятно, когда кто-то знает тебя как облупленного.
Миранда задерживается взглядом на моем голом торсе и отворачивается, складывает руки на груди.
— Оденься, а? — просит. — Не могу смотреть на твои синяки. Еще будет мне врать, что все нормально, и отказываться показаться врачам.
Ну да, не подумал — расслабился.
— Так правда же нормально, — смеюсь, но послушно натягиваю на себя футболку. — Готово, — провозглашаю.
Фу, мне бы в душ: ткань липнет к телу.
— Так-то лучше, — комментирует Миранда, повернувшись. Проходит, садится на кровать, закидывает ногу на ногу. — Завтра улетаем домой, — сообщает.
— О, — удивляюсь. — Вчера же только говорили, что еще нескоро.
— Ну-у, — Морган скромно полирует ногти о рукав своей формы. — Я немного поскандалила. Многие еще остаются, они не успели дать показания, а нас-то зачем держать? Так что "Прометей" завтра уходит с орбиты.
— А "Старая ласточка"? — спрашиваю тут же.
Улыбается.
—
Так и знала, что спросишь, — развожу руками, мол, а как иначе? — Их я тоже отвоевала.Отлично. Долой с этой планеты. Пусть судят и казнят виновных, но уже без нас.
— Спасибо, — благодарю искренне. Мне бы не хотелось улетать, зная, что Ди вынуждена еще остаться здесь.
Миранда ловит мой взгляд.
— Она улетает? — спрашивает прямо.
Похоже, я растратил весь свой актерский талант, раз теперь у меня все написано на лице.
— Ага, — говорю. — Улетает.
Морган качает головой.
— Дурочка.
Смеюсь.
— Хочешь сказать, что никогда бы не уехала от такого классного парня, как я, а? — подмигиваю, потом корчу гримасу.
Но Миранда серьезна.
— Не уехала бы.
— Ну-ну, — не верю, — а кто рассказывал, что на полном серьезе собирался расстаться с папой и вернуться на Землю, пока не узнал, что земляне не такие душки, как утверждают?
— Я была молодая и наивная, — возражает.
Ага, вот где собака зарыта: мы с Дилайлой встретились лет этак на двадцать раньше, чем следовало. А может, даже на пятьдесят. А что? Подавали бы тогда друг другу вставные челюсти и точно бы никуда друг от друга не делись.
— А мы, значит, старые и мудрые? — уточняю с иронией.
Морган закусывает губу, признавая, что сморозила глупость.
— Ну, может, Ди еще передумает?
Дергаю плечом.
— Может, — хотя ни капли на это не рассчитываю.
Не хочу обсуждать наши отношения с Дилайлой. Какой смысл себя жалеть? У нас обоих все будет хорошо.
— Можно тебя кое о чем спросить? — говорю.
— Валяй, — разрешает, но смотрит с опаской: мое резко посерьезневшее лицо ее настораживает.
Подхожу, сажусь на пол у ее ног. Миранда следит за моим перемещением, молчит, терпеливо ждет, когда озвучу свой вопрос.
И я решаюсь.
— Тебя когда-нибудь задевало, что я не зову тебя мамой?
Брови Морган взлетают прямо до темных кудряшек.
— С чего такие мысли?
— Ответь, — настаиваю.
— Конечно, нет. Ты с детства зовешь меня по имени, или "Морган", — пожимает плечами. — Я привыкла.
— Правда? — переспрашиваю недоверчиво. — Не имеет значения?
Ведь для Изабеллы вопрос называния мамой был принципиальным. И Лэсли вечно утверждает, что в обращении есть глубокий смысл.
— Не имеет, — подтверждает Миранда. — Кто вбил тебе в голову эту чушь? Я знаю и вижу, как ты ко мне относишься, этого достаточно, — переводит в шутку: — А вот если будешь звать "Эй ты", получишь по шее.
Улыбаюсь.
Мне полегчало.
Я бы даже обнял сейчас Морган, но, пожалуй, мне стоит сперва сходить в душ.
Катер дожидается нас на взлетной площадке. Весь экипаж "Прометея" уже на борту, ждут на орбите. Тело Изабеллы в специальном контейнере транспортировали на корабль еще утром. Все готово к отлету.