Счастливых бандитов не бывает
Шрифт:
Леший с недоверием посмотрел на него, потом не выдержал и улыбнулся.
– Да, Михалыч, разные мы с тобой люди!.. А я вот в младшую группу не ходил – сразу в старшую пошел! Там Фима Щипач воспитателем, а на обед вместо манной каши – «бычок» и полстакана бормотухи…
Улыбка Лешего постепенно превратилась в оскал.
– Хватит рубаху рвать, Петруччо! – оборвал его Лис. – Дети ни в чем не виноваты, а все мы на собственных ошибках учимся. Что-то ты раскиселился совсем в этом своем ночном клубе… Вот приду как-нибудь, проверю.
Лис глянул вдоль забора, собираясь уходить.
– А Ванька тот Боцман – он только с подругой был? Или с корешами тоже?
– Не, только их двоих и видел, – проговорил Леший.
Лис протянул
– Не грусти, Петруччо. Ну? – Лис хлопнул его по плечу. Леший вяло улыбнулся.
– Ведь я тебя никогда не подставлял. И ты меня тоже. Верно?
– Точняк, – сказал Леший.
– Вот и отлично. Набери меня, когда что-нибудь вызнаешь.
Лис пошел в свою сторону, Леший – в свою. Точнее, уже не Леший, а – Клоп. Хотя нет, сейчас он просто гражданин Клищук Петр Васильевич. Если мент пристебется, он ему свой паспорт покажет… А если кого из дружков встретит – тогда будет Клопом. Тьфу ты, запутаться можно! В последние годы такая двойственность, а то и тройственность стала его напрягать.
«Рисуя» все вокруг, Леший быстро шагал вдоль забора, втянув по привычке голову в плечи и засунув руки в карманы брюк. Выйдя на улицу, он повернул к остановке и еще прибавил шагу. Когда у него нет покоя на душе, нет покоя и ногам – он должен двигаться, неважно – куда и зачем. К счастью, автобус подошел почти сразу. Леший зашел, окинул взглядом полупустой салон. Сидячие места были, но садиться он не захотел. Встал на задней площадке, ухватившись за поручень, и уперевшись лбом в холодное стекло.
Он ехал и думал. Заходили и выходили пассажиры, задевали его сумками и портфелями, кто-то даже выругался в его адрес – Леший не обращал внимания.
Ему почему-то вдруг вспомнился Черкес. Засел у него в голове и никак не желал оттуда выходить. С Черкесом он четыре года топтал иркутскую зону, хлебнули тогда всякого дерьма по полной баклажке… Не сказать, чтобы были близкими корешами, но когда вышла разборка с дагестанцами, Черкес конкретно подписался за него, выручил, можно сказать. А потом… Потом, спустя несколько лет, они неожиданно пересеклись в Тиходонске. Душевно так посидели, выпили. Черкес расслабился и сболтнул одну вещь, которую ему не следовало говорить. О бабах. Леший пересказал потом это Лису, знал, что тот землю роет, ищет серийного насильника. И Черкеса взяли… А потом он бежал, и была «правилка» в резиденции Креста, где Черкес объявил, что Леший – сука и стукач. Много было хая и криков на той «правилке», и все без толку, поэтому Крест в конце концов постановил решить спор кровью, то есть в честном поединке. Дали им по штырю, поставили в круг… и Леший «ростовским ударом» в три секунды мочканул Черкеса, тот даже понять ничего не успел. Стоял – и упал с проткнутой печенкой. Объявил тогда Крест, что все обвинения снимаются, что Леший, то есть Клоп, – честный вор и все такое…
«Хрен там честный», – думал Леший, вжимаясь лбом в забрызганное осенней грязью стекло. Черкес был прав. А он его сдал и убил. Правда, сделал это ради Лиса. А Лис, как было справедливо замечено, никогда не бросал его в беде. Никогда. Но…
«Вот сдал бы он кого-нибудь из своих ради меня? – подумал вдруг Леший. – Какого-нибудь дружка-опера, с которым под пули ходил и водку пил – сдал бы?»
За стеклом автобуса убегала прочь серая лента дороги, перестраивались автомобили, мигали огни светофоров. Некоторое время, пристроившись в хвост автобусу, ползла крохотная учебная «ока» – Леший видел лицо искаженное напряжением девушки-курсанта за рулем, даже не понять – симпатичное оно или не очень. Потом «ока» отстала, ее место заняла большая роскошная машина, Леший даже не знал, как называется эта марка. Какой-то мужик там, вальяжный, уверенный в себе, тарахтел по телефону и скалился во всю варежку, придерживая руль двумя пальцами. Леший всмотрелся – да это же Лис! Ну, или
очень похож, во всяком случае. Он приподнял руку, махнул ему. Мужик за рулем не прореагировал, продолжая говорить в трубку. Нет, ну один в один Лис… И куртка кожаная, как у него… Хотя, по идее, Лис должен был давным-давно уехать отсюда, у него ведь машина где-то рядом со свалкой была припаркована, а Леший пока шел к остановке, пока на автобусе этом тянулся…«Может, он следит за мной?» – мелькнуло вдруг в голове у Лешего.
Он сразу убрал руку. Но в этот момент мужик в машине придвинул голову к лобовому стеклу и, прищурившись, посмотрел на него. Леший невольно отпрянул.
Это был не Лис.
Лис подстрижен наголо, а у этого какой-то хохолок на голове… И рожа потолще. И вообще… Сейчас Лешему даже трудно было представить, как он мог принять этого «бобра» за лихого мента.
– …Ваш билет, мужчина!
Его довольно бесцеремонно тряхнули за плечо. Леший обернулся. Полная контролерша в форменной жилетке стояла перед ним, буравя злыми маленькими глазками.
– Или тебе особое приглашение нужно, папаша? – Рассмотрев помятое лицо Лешего, она с легкостью перешла на «ты». – А то милицию вызову, живо в чувство приведут!
И тут Леший в самом деле пришел в чувство. Даже настроение поднялось. Он попал в привычную для себя среду, ситуация не требовала от него мучительного выбора – все было и так предельно ясно. Леший хищно оскалился, блеснув стальной фиксой.
– Ну, что лупетками на меня брызгаешь, шкура барабанная, чума ты бубонная? – презрительно бросил он, отпуская поручень и грудью надвигаясь на контролершу. – Чего в пупырек лезешь? В ломбард меня сдать нацелилась, бардачница? А живчика сглотнуть не хочешь, а?
Контролерша открыла от неожиданности рот и отступила на шаг, отдавив кому-то из пассажиров ногу.
– Че…Чего ты сказал? – пробормотала она.
В салоне смолкли разговоры, и даже двигатель автобуса как будто стал работать тише. Леший, которого мгновение назад можно было принять за прибитого жизнью бомжанутого мужичка, вдруг преобразился. Он приосанился, вскинул голову, он улыбался в лицо контролерше широкой акульей улыбкой, и тем страшнее было выражение вымороженных остекленевших глаз – именно так, по мнению присутствующих, должны выглядеть глаза убийцы.
– А ну, спрячься в топку! – гаркнул он, оттесняя контролершу вместе с пассажирами в глубь салона и одновременно приближаясь к выходу.
– Под нары загну! Шнифты выну! Зафингалю! Доверху уложу, корова жирная, клизма парафинная, мухомолка!
Автобус подъехал к остановке, двери открылись. Леший выскочил наружу и громко, от души, рассмеялся. Обернулся, махнул рукой прильнувшим к окнам пассажирам и пошел своим путем.
Через четверть часа он подходил к «Мелехов-Клубу». Из будки рядом со шлагбаумом навстречу ему выскочил молодой охранник.
– Что за дела, Васильич? – крикнул он Лешему. – Говорил, на сорок минут, а сам на полдня пропал! Я что, париться тут за тебя должен?
Леший молча вошел в будку, скинул свою куртку и напялил другую, форменную, с надписью на спине «Охрана».
– Чтоб последний раз было, понял? – продолжал отчитывать его молодой. – А то доложу начальнику, будет тебе под жопу ногой и… и… и до свиданья…
Леший обернулся к нему и несколько мгновений сверлил глазами, пока охранник не захлопнулся. Потом сурово и внятно произнес:
– Нишкни, дятел. Раз стуканешь, потом всю жизнь мозги набекрень, понял?
Вытолкнув напарника, Леший запер дверь и уселся перед окошком будки. Через минуту к шлагбауму подъехал длинный «мерседес», белый и чистенький, словно только что из мойки. На втором ряду, за мордатым водителем в темном костюме, сидели две ослепительно красивые девушки. Водитель повернулся, вопросительно глянул на Лешего: в чем дело? почему не открываешь?
Леший опомнился и нажал кнопку. Шлагбаум пополз вверх, белый «мерседес» проехал на территорию клуба.