Счастливый брак

— Можешь встретиться с мамой завтра в полдень. Я все устроил. У тебя получится?

Макс кивнул. За эти дни из-за недосыпания у него появились круги под глазами. Он постоянно горбился, будто в спину ему дул холодный ветер.

— Ну, нам пора, — пробормотал Макс и потянул Лизу за руку.

Она подалась к нему, как в танце, радостно улыбнулась и пошла за ним.

— Приятно было познакомиться, — сказала она Энрике с улыбкой, словно хотела извиниться за резкость Макса.

Макс, который все еще готов был бороться с болезнью матери, все-таки согласился с ней проститься. Энрике был уверен, что его младший сын никогда до конца не признает этого поражения.

Он делал все возможное, чтобы скрыть от Маргарет колебания Макса, но она все равно что-то почувствовала. Энрике понял это по тому, с каким облегчением она прошептала:

— Замечательно. Надеюсь, мы хорошо посидим с Макси. С ним так трудно, потому что я не смогла… — Ее голос дрогнул и оборвался. — Потому что я не помогла ему поступить в университет, я вообще для него ничего не сделала. Было слишком тяжело.

— Ты сделала для него больше чем достаточно, — сказал Энрике, целуя ее в лоб.

— Ты сделал, Пух. Ты очень хорошо им занимался.

— Ни черта я им не занимался, — возразил Энрике. — Он сам все сделал. Все сам.

Примерно через месяц после того, как Маргарет заболела, между отцом и сыном состоялся откровенный разговор, о котором он никогда не рассказывал Маргарет. Макс, в отличие от старшего брата, не был послушным мальчиком: он спорил, возражал и доводил мать до сильнейшего раздражения, когда она начинала его воспитывать; к тому же он ничуть ее не боялся. Когда Макс учился в девятом классе, все уже предвещало, что Маргарет предстоит пройти все круги ада. Наметилась линия фронта. Маргарет знала, что Макс такой же способный, как и его старший брат, круглый отличник, а Макс знал, что Маргарет, как и любая еврейская мама, верит, что высокие оценки — лучший показатель успешной учебы. В весеннем семестре Макс нанес матери несколько страшных ударов: получил две оценки Б с плюсом^[40], тем самым поставив под угрозу свое будущее в Лиге плюща. Уже через месяц учебы в десятом классе им сообщили, что он не успевает по двум предметам: не сдал работу по английскому и не подготовился к контрольной по математике. А через неделю Маргарет поставили диагноз.

На второй неделе курса химиотерапии Макс отвел отца в сторону и спросил, чем может помочь.

— Ладно. Скажу тебе честно, — ответил Энрике. — Я люблю твою маму, ты любишь свою маму, и мы оба знаем, что она помешана на оценках. Она верит, что если ты получаешь все А, значит, ты в полном порядке. Ты можешь сидеть на героине или замуровывать трупы в стене ванной. Но пока она борется за свою жизнь, ты должен получать самые высокие оценки, и тогда она поверит, что у тебя все хорошо. Хочешь помочь мне за ней ухаживать — учись так хорошо, как только можешь.

Больше Макс Б с плюсом не получал. Энрике искренне верил, что Маргарет может смотреть в лицо смерти с достоинством и спокойствием отчасти благодаря тому, что Макс поступил в Йель.

Существование Лизы было еще одной новостью, которую Энрике сообщил Маргарет, ответив на звонок от сотрудника хосписа. Тот хотел прийти пораньше, чтобы проверить состояние Маргарет и убедиться, что у них есть все необходимое. Энрике не стал произносить тех пафосных речей, которые раньше прокручивал у себя в голове. Он просто рассказал жене о подружке Макса. Какое-то время они болтали, будто все шло своим чередом. Маргарет усмехнулась, когда Энрике упомянул, что у Лизы большие голубые глаза. За этот день ему удалось второй раз заставить ее рассмеяться, добавив: «Но не такие красивые, как у тебя».

— Но она приятная? Она хорошо к нему относится?

— Да, — ответил Энрике, хотя ничего не знал о Лизе и даже не был уверен, что она девушка Макса.

Приехал медработник из хосписа. Потом Ребекка засобиралась домой и на всякий случай зашла попрощаться. Потом вернулся Грег. А потом Энрике ввел жене дозу ативана и подготовил ее ко сну. Позже Грег разбудил его, когда он задремал перед телевизором, наблюдая за очередным разгромом «Метс», и сказал:

— Пап, шел бы ты лучше спать.

Он забрался в постель, где тяжелым сном спала его жена, и осторожно, чтобы не побеспокоить, поцеловал ее в лоб. Очень скоро он проснулся, как обычно, в пять утра, чувствуя себя так, будто вовсе не спал. Приняв душ и побрившись, он съел тарелку хлопьев, а потом впустил Лили. За последнюю неделю она заходила дважды в день, по дороге на работу и с работы. Энрике вышел, чтобы купить кофе и пройтись.

Пока его не было, Маргарет занималась тем, что выбирала одежду, в которой хотела, чтобы ее похоронили. Энрике не думал, хотя мог бы и догадаться, что она захочет сама выбрать наряд для этого последнего светского раута — как она выбрала кладбище, синагогу, рабби и музыкальное сопровождение. Как всегда, Лили ей помогала. В молодости они вместе ходили по магазинам, вместе выбирали свадебные платья, Маргарет отдавала одежду своих детей дочери и сыну Лили. Перед каждым более или менее значительным событием они подолгу совещались, что надеть. Они даже обсуждали, что должны надеть их мужья. Вполне логично, что и эту последнюю работу лучшие подруги делали вместе.

Когда Энрике вернулся, Лили уже ушла. Маргарет, все еще в ночной рубашке, сидела в кресле, уставившись на большую коробку на кровати.

— В последний раз перебираю вещи, — сказала Маргарет и показала на коробку: когда-то там лежали ее любимые черные сапоги, купленные за страшные деньги в период ремиссии — она влюбилась в прекрасную кожу. Теперь сапоги стояли на полу. В коробке лежали белая шелковая блузка, длинная черная юбка, которая когда-то так удачно облегала узкие бедра и стройные ноги, и ее любимый серый в черную и желтую крапинку шерстяной жакет.

— Я хочу, чтобы меня похоронили в этом. Хорошо, Пух? — Она улыбнулась. — И в сапогах. — Энрике кивнул. Маргарет выглядела смущенной. — И еще одна вещь, надеюсь, ты не будешь возражать. Я знаю, что это деньги на ветер, что они очень дорого тебе обошлись… Ничего, если ты похоронишь меня в серьгах, которые ты мне подарил? — Она раскрыла ладонь: там лежала бархатная коробочка — в ней хранился первый его подарок, который ей понравился. — Я так их люблю. Я знаю, это безумие, но ты сделаешь так, чтобы их на меня надели?

— Ну конечно, — выпалил он, пока еще мог говорить. — Я за всем прослежу. Не беспокойся.

— Спасибо, — сказала она. — О’кей. Отлично. — И протянула ему серьги.

Подойдя к креслу, он встал на одно колено, чтобы быть на одном уровне с ней, словно делал предложение, и взял бархатную коробочку.

— Я все сделала, — заметила она, по-девичьи пожимая плечами и робко улыбаясь, будто ожидала его одобрения. — Закончила все дела.

Маргарет положила голову ему на плечо, и они долго молчали, обнявшись. Энрике хотел заговорить, но не мог. Обнимая ее, такую хрупкую, своими сильными руками, он не смог удержаться и нарушил данное себе обещание. Он позволил себе вспомнить о своей утрате и заплакал в объятиях жены.

— Прости, прости, — бормотал он.

Она погладила его по щеке, и от этого он зарыдал еще сильнее. Он прятал глаза, пока Маргарет не сказала нечто нежное и нелепое одновременно:

— Спасибо, Энрике. Спасибо, что превратил мою жизнь в один большой праздник. Если бы не ты, я прожила бы никчемную, скучную жизнь в Квинсе или еще где-нибудь. Глупую, бездарную, серую жизнь без тебя.

— Это неправда, — возразил он, потому что это было не так.

— Это правда. Ты сделал нашу жизнь такой веселой.