Счастья нам, девочки! Обо всем понемногу
Шрифт:
Отпуская меня с дорожной сумкой наверх, фрау Бернхард велела мне «освежиться» и через полчаса спуститься вниз к ужину. Я посмотрела на часы. Из отведённых тридцати минут в моем распоряжении оставалась не более половины. Пришлось поторопиться. Сердить хозяйку дома, да ещё в первый же вечер, могло иметь весьма неприятные последствия.
Благоразумно оставив в сумке привезённый из дома выходной наряд: лакированные шпильки и Конфеткино, едва прикрывающее пятую точку мини, я появилась в дверях гостиной в «приличной» строгой блузке, джинсах и «балеринах». Окинув меня придирчивым взглядом, хозяйка кивком головы позволила мне занять место
Откушав так «полюбившуюся» мне, приправленную тёртым сыром лапшу, я с облегчением вздохнула.
Как же этот вечер отличался от наших, домашних! С каким удовольствием мы собирались вместе – по поводу и без, смеялись, шутили, болтали обо всём на свете, забывая о времени и необходимости расходиться по домам или кроватям!
Сегодняшний ужин не желал превращаться в уютный. Ощущение скованности не отпускало. Завершив «испытание спагетти», фрау Бернхард перешла к следующему пункту программы – моей родословной. С пристрастием, как на экзамене, расспрашивая о роде моих занятий и семье, она, казалось, мысленно присовокупляла к каждому моему ответу минус за минусом, заранее решив не оставлять мне ни единого шанса на «зачёт».
Хартмут практически не принимал участия в разговоре. Его присутствие за столом обозначалось лишь редкими скупыми улыбками и кивками головы в унисон с мнением матери. В пору было усомниться, что именно этот человек, не далее, как вчера оживлённо беседовал со мной по телефону, радуясь предстоящей встрече.
Комфортно я чувствовала себя лишь с Патриком. Моя кандидатура на роль будущей мачехи его, по-видимому, вполне устраивала. В отличие от отца он явно не испытывал благоговейного трепета перед строгой хранительницей их семейного очага.
– Мария, у тебя такой суперский акцент, его можно слушать бесконечно! – выпалил он, улучив момент, когда бабушка набирала воздух для следующего вопроса, и, к сожалению, совершенно не заботясь о последствиях. Фрау Бернхард осеклась, удостоив меня взглядом удава на кролика, а безмолвный Хартмут лишь нерешительно пожал плечами и беспомощно улыбнулся.
Проснувшись утром от равномерного и нудного писка будильника, я с удивлением огляделась в незнакомой комнате, не сразу взяв в толк, где нахожусь. Накануне вечером я провалилась в сон, едва коснувшись головой подушки. Сказывались предыдущая бессонная ночь и пережитые волнения.
Нехотя спустив ноги на пол и накинув халат, я прошлёпала к окну и раздвинула тяжёлые портьеры. Яркое, всё ещё тёплое сентябрьское солнце ворвалось в комнату, поднимая не особенно радужное настроение.
Послышался короткий стук в дверь. Секундой позже она приоткрылась, пропуская вовнутрь взлохмаченную голову Патрика.
– Привет будущей мачехе! Не спишь? Понятно. Не расстраивайся, бабушка не так страшна, как кажется, хотя… – он почесал затылок. – Ладно. Завтрак ровно в девять, не опаздывай!
Подмигнув мне, он снова скрылся за дверью, а вместо него в комнату ворвался ни с чем не сравнимый запах свежего горячего кофе и тёплых булочек. Поднимаясь из кухни наверх, он пропитывал собою весь дом, создавая в нём некоторое подобие уюта.
Наскоро умывшись и приведя себя в порядок, я критически оглядела своё отражение
в зеркале: м-да, красавица, угнетённая суровой фрау Бернхард рабыня Изаура!Моё первое знакомство, похоже, оборачивалось полным фиаско. Впору было решать: начать расстраиваться по этому поводу прямо сейчас или всё-таки отложить это занятие на попозже.
Что ж, предполагаемая развязка с предложением руки и сердца или отсутствием такового откладывалась как минимум до сегодняшнего вечера, так стоило ли ломать себе голову и переживать об этом до завтрака? Пожалуй, что нет, решила я, и отправилась вниз, навстречу кофе.
Этот день Хартмут посвятил мне. Утром, усевшись в его просторный отполированный мерседес, мы отправились осматривать всё! Программа полностью соответствовала моему желанию. А каким оно могло быть, если до сегодняшнего дня о существовании города под названием Ганновер я знала лишь из школьной программы?
Возможно, в присутствии фрау Бернхард я попыталась бы сформулировать свой ответ более интеллектуально, но «старушка» осталась дома, великодушно позволив сыну остаться со мной наедине. Усиливать благоприятное впечатление мне предстояло лишь вечером, а пока я наслаждалась ездой и наблюдала за Хартмутом. В отсутствие мамы он заметно расслабился и даже насвистывал что-то тихонько себе под нос.
Минут через пятнадцать мы припарковались у первой ганноверской «достопримечательности»: вагончика с сосисками и картошкой фри. Толстый краснощёкий продавец лихо переворачивал на гриле разноцветные колбаски и выкладывал их на картонные одноразовые тарелочки рядом с аппетитными румяными картофельными ломтиками. Сей праздник живота по желанию покупателей заливался горчицей или кетчупом.
О, этот аромат! Мой рот предательски наполнился слюной. «Какой стыд, – одёрнула я себя, – ведь завтракали же только что!» А Хартмут тем временем уже протягивал мне вожделенную порцию.
«Пропадать – так с музыкой или с сосиской в руке», – решила я, уписывая за обе щеки жирную вкуснятину, нисколько не заботясь о чьём-либо мнении по поводу моего здорового аппетита и о лице, перемазанном кетчупом.
Хартмут наблюдал за мной с видимым удовольствием. Взяв со стола салфетку, он осторожно промокнул ею красные разводы на моих щеках.
– Вкусно?
– Ещё бы! – промычала я с полным ртом и потянулась в сумку за кошельком.
– Не нужно. Я рад, что тебе понравилось. Одно удовольствие смотреть на человека, умеющего так самозабвенно поглощать пищу! Жаль, у меня нет с собой фотоаппарата, – улыбнулся Хартмут.
«А у него приятная улыбка. Добрая и открытая, – невольно отметила я. – Да и сам он ничего, если мамы нет рядом».
Мы бродили по красивейшим улочкам старого города со старинными, восстановленными уже после войны домами. Хартмут оказался интересным рассказчиком и хорошим собеседником, державшимся сегодня свободно и непринуждённо.
Из нашей переписки я знала о его разводе.
– Мы расстались двенадцать лет назад. Биргит ушла к другому. По её мнению, я слишком много работал и слишком мало уделял ей внимания и времени. Патрика она оставила мне. С тех пор всем занимается мама, – рассказывал он, неспешно шагая рядом.
– И устройством твоей личной жизни тоже?
Хартмут усмехнулся.
– Я бы сказал, она принимает в этом самое непосредственное участие, и, надо сказать, не без основания.
– Это как? – удивилась я.