Щегол

32

— Слава богу, ушел, — пробормотала миссис Барбур после того, как Хэвисток с Китси направились к столу с напитками. — Эти светские беседы меня выматывают.

— И меня.

Пот катился с меня градом. Как он узнал? Всю мебель, о которой он упоминал, я доставлял с помощью одной и той же компании-перевозчика. Но все равно — страшно хотелось выпить — как же он мог узнать?

До меня дошло, что миссис Барбур сказала что-то.

— Простите?

— Говорю, невероятно, правда? Просто поразительно, сколько тут набилось народу, — сама она была одета очень просто — черное платье, черные туфли на каблуках, роскошная брошь-снежинка, только черный цвет был миссис Барбур не к лицу и придавал ей отрешенный, болезненно-траурный вид. — И мне надо ходить-общаться? Похоже, что надо. Господи, посмотри, вон муж Анны, зануда. А очень плохо говорить, что я с удовольствием посидела бы дома?

— Этот мужчина, с которым мы разговаривали, он кто? — спросил я.

— Хэвисток? — она провела рукой по лбу. — Как хорошо, что он вечно твердит, как его зовут, не то б я не смогла вас представить.

— А я было подумал, вы с ним закадычные друзья.

Растерявшись, она жалко захлопала ресницами, и мне стало стыдно за свой тон.

— Вообще-то, — храбро сказала она, — мы с ним приятельствуем. Точнее, манера у него такая — приятельская. Он со всеми так себя ведет.

— Откуда вы его знаете?

— Ой, Хэвисток — доброволец в Нью-Йоркском историческом обществе. Знает всех и вся. Хотя, строго между нами, думаю, никакой он не потомок Вашингтона Ирвинга.

— Правда?

— Ну, все равно он милый. То есть знаком буквально со всеми… утверждает, что родня не только Вашингтону Ирвингу, но и Асторам, ну и кто докажет обратное? Кое-кому, правда, кажется забавным, что он в родстве с теми, кого уж в живых нет. Но, впрочем, как я уже сказала, Хэвисток — очарователен или умеет быть таковым. Очень-очень охотно навещает старушек — да ты и сам только что слышал. Настоящий кладезь всего, что касается истории Нью-Йорка — дат, имен, генеалогии. Пока ты не подошел, он рассказывал мне историю каждого, каждого здания на этой улице, все старинные скандалы — вон, в соседнем таунхаусе в семидесятых годах девятнадцатого века убили кого-то из высшего общества — он просто все-все на свете знает. Хотя вот пару месяцев назад за ланчем он потчевал собравшихся какой-то уж совсем непристойной историей про Фреда Астера, в которой, как мне кажется, нет ну капли правды. Фред Астер! Чтоб он ругался, как матрос, и устраивал истерики! В общем, говорю тебе — я в это просто-напросто не поверила — да и никто тогда не поверил. Бабка Ченса знала Фреда Астера, когда еще снималась в Голливуде, и говорила, что человек он был милейший. И слова дурного против него не слышала. Конечно, какие-то тогдашние звезды себя вели просто кошмарно, такие истории мы все знаем. Ох, — отчаянно продолжила она безо всякой паузы, — до чего же я устала и хочу есть.

— Давайте-ка, — я повел ее к стульям, мне ее было так жалко, — присядьте. Хотите, принесу вам что-нибудь поесть?

— Нет, прошу тебя. Я так хочу, чтоб ты со мной побыл. Хотя, наверное, мне не следует тебя к рукам прибирать, — неубедительно добавила она. — Почетного-то гостя.

— Ну право же, минутка — и я вернусь. — Я оглядел залу. Официанты носили подносы с закусками, а в соседней комнате был накрыт стол, но мне срочно надо было переговорить с Хоби. — Постараюсь побыстрее.

Хорошо, что Хоби был такой высокий — буквально выше всех, поэтому я сразу же его заметил — надежный маяк в толпе.

— Эй, — сказал кто-то, хватая меня за руку, когда я был уже в двух шагах от Хоби. Оказалось — Платт, в бархатном зеленом пиджаке, от которого несло нафталином, уже весь взъерошенный, на нервах и поднабравшийся. — У вас двоих, значит, нормально все?

— Что?

— Вы с Китс все разрулили?

Я толком не знал, что ему ответить. Мы постояли с ним молча, потом он заткнул прядку седовато-серых волос за ухо. Лицо у него разрумянилось, поплыло от слишком рано его догнавшего среднего возраста, и я уже не в первый раз подумал, что Платт, отказавшись взрослеть, растерял и всю свою свободу, что, проболтавшись так долго без дела, он до последней крошечки растратил все преимущества, доставшиеся ему с рождения, и что теперь он так и будет вечно на всех вечеринках топтаться по углам, зажав в руке бокал джина с лаймом, а его младший братишка Тодди, который еще и колледж не окончил, уже вон стоит, общается с президентом колледжа из Лиги Плюща, финансистом-миллиардером и издателем очень важного журнала.

Платт все глядел на меня.

— Слушай, — сказал он, — понимаю, это не мое дело, что у вас там с Китс…

Я пожал плечами.

— Том ее не любит, — порывисто начал он. — Да Китси крупно повезло, когда ты появился, и она сама это знает. Ну, то есть как он с ней обращается, например! Она ведь, знаешь, с ним была на тех выходных, когда погиб Энди. Вот по какой чертовски важной причине она отправила Энди пасти папочку, хотя Энди с папой никогда не справлялся, вот почему она сама не поехала. Том, Том, Том. Один сплошной Том. И ну да, конечно, когда он с ней, то у них там «вечная любовь», она его «единственная на свете», ну или она так говорит, но уж поверь мне, у нее за спиной он совсем по-другому выражается. Потому что, — он разгорячился, запнулся, — как он ее за нос водил, вечно деньги клянчил, таскался по девкам, а ей врал — глядеть было тошно, и мне, и маме с папой. Потому что, по сути-то, она для него — продуктовая карточка. Так он к ней относится. Но — уж не знаю почему — она по нему с ума сходила. У нее просто крышу сносило.

— И до сих пор, похоже, сносит.

Платт поморщился.

— Ой, да брось. Замуж-то она за тебя выходит.

— Ну, Кейбл-то не из тех, кто женится.

— Гм, — он щедро отхлебнул из бокала, — мне заранее жаль девушку, на которой Том женится. Китс, конечно, может поддаться порыву, но она не дура.

— Да уж.

Китси была совсем не дура. Не только устроила брак, который порадует мамочку, но еще и спит с человеком, которого по-настоящему любит.

— У них никогда б ничего не вышло. Как мама сказала: «Это просто наваждение». «Мираж».

— Она мне сказала, что любит его.

— Ну, девчонкам всегда нравятся мудаки, — сказал Платт, даже не став со мной спорить. — Сам, что ли, не знаешь?

Нет, угрюмо подумал я, это неправда. Почему тогда Пиппа меня не любит?

— Слушай, приятель, тебе выпить бы не мешало. И мне вообще-то, — он заглотил остатки джина, — тоже.

— Слушай, мне тут надо переговорить кое с кем. И, кстати, твоей матери, — я обернулся, ткнул пальцем в ту сторону, где я усадил миссис Барбур, — тоже не помешало бы выпить, да и съесть чего-нибудь.

— Мама! — сказал Платт так, будто я только что ему напомнил, что он забыл на плите чайник, и заторопился к ней.

33

— Хоби!

Он чуть ли не вздрогнул, когда я ухватил его за рукав, резко обернулся.

— Все хорошо? — тотчас же спросил он.

Мне стало полегче, едва я к нему подошел — едва вдохнул чистого воздуха Хоби.

— Слушай, — сказал я, нервно оглядевшись, — мы можем на пару минут…

— А, так это жених? — вмешалась женщина из группки, с которой он общался, теперь они с любопытством напирали на нас.

— Да-да, поздравляем! — Еще какие-то незнакомые люди проталкиваются ко мне.

— Как молодо выглядит! Как молодо вы выглядите! — жмет мне руку блондинка лет пятидесяти пяти. — И до чего хорош собой! — поворачивается к подруге. — Как принц в сказке! И ведь больше двадцати двух ему и не дашь!

Хоби галантно представил меня всем по кругу, он был мягок, тактичен, неспешен — кротчайший светский лев, да и только.

— Ээмммм, — я огляделся, — прости, что тебя краду, Хоби, надеюсь, не слишком невежливо с моей стороны…

— Наедине поговорить хочешь? Конечно. Прошу меня извинить.

— Хоби, — сказал я, едва мы забились в относительно тихий уголок. Волосы у меня на висках взмокли от пота. — Ты знаешь такого человека — Хэвистока Ирвинга?

Бледные брови съехались на переносице.

— Кого? — переспросил он, вгляделся мне в лицо, — У тебя правда все хорошо?

По его тону и выражению лица я понял, что о моем психическом состоянии он знает куда больше, чем подает виду.

— Да-да, — ответил я, поправив на носу очки, — со мной все нормально. Но, послушай, Хэвисток Ирвинг — тебе это имя о чем-нибудь говорит?