Щегол

— Он самый.

— Что ж, — он вытащил из кармана лупу с фонариком и не сразу сообразил, что сейчас она ему в общем-то незачем, — ты предложил вернуть ему деньги. Так что, если это и впрямь Рейс, то непонятно, чего он на тебя давит, потому что он как раз не в том положении, чтоб раздувать скандал или выставлять какие-то требования, верно?

— Да, — ответил я после долгого молчания, с трудом выдавив одно слово, такое это было жуткое вранье.

— Ну а тогда выше нос, — сказал Хоби, явно радуясь тому, что разговор наш подошел к концу. — Уж об этом ты сегодня должен тревожиться меньше всего. Хотя, — он похлопал меня по плечу, поглядел в зал, выискивая миссис Барбур, — Саманту обязательно предупреди. Пусть не пускает этого мошенника в дом. Ни под каким предлогом. Добрый вечер! — Он повернулся к пожилой паре, они все-таки доплелись до нас и теперь выжидающе улыбались у нас за спиной. — Джеймс Хобарт. Позвольте представить вас жениху.

34

Вечеринка начиналась в шесть, заканчивалась в девять. Я улыбался, потел и все пытался пробиться к бару, но меня вечно перехватывали, останавливали, а то и прямо оттаскивали от него за руку, и я, как Тантал, умирал от жажды прямо рядом с источником… «А вот и виновник торжества!», «Наш везунчик!», «Поздравляем!», «Так, Теодор, тебе обязательно надо познакомиться с Фрэнсисом, он кузен Гарри, Лонгстриты и Эбернати в родстве по отцовской линии, это бостонская ветвь семьи, понимаешь, дедушка Ченса был двоюродным братом — Фрэнсис? А, так вы с ним уже знакомы? Замечательно! А это… А, Элизабет, вот ты где, дай-ка украду тебя на минутку, прелестно выглядишь, до чего же тебе идет синий, очень хочу тебя познакомить с…» Наконец я оставил всякую надежду выпить (и поесть) и просто стоял на месте — меня толкала, обтекала толпа незнакомцев — и хватал у проходящих мимо официантов с подносов бокалы шампанского, а когда и закуски: крохотные киш-лорены, миниатюрные блинчики с икрой, незнакомцы приходили и уходили, а я так и стоял там, как приклеенный, кивал вежливо толпам высокородных, богатых, могущественных людей (…не забывай, что ты не из их числа, прошептал мне на ухо мой дружок-наркоман из финансового отдела, когда увидел, как я раскланиваюсь с важными клиентами на аукционе «Шедевры импрессионизма и модернизма»…) …мерз, поворачивался, чтоб поулыбаться в разных компаниях, когда к нам подбегал фотограф, выслушивал пролетавшие мимо и разжижавшие мозг обрывки разговоров — про гольф, политику, спортивные секции для детей, школы для детей, третий, четвертый и пятый дом в Йере, Хаяннисе, Париже, Лондоне, в Джексон-Хоул и на Юпитере, и ужас какой, Вейл весь позастроили, а помните, ведь была такая чудная деревушка… а ты, Тео, на лыжах куда кататься ездишь? Ты ведь катаешься? Ну, слушай, тогда обязательно приезжайте с Китси к нам в…

Я постоянно высматривал Пиппу с Хоби, но почти их и не видел. Китси игриво подтаскивала ко мне людей, знакомила нас, а потом быстренько исчезала — так птичка вспархивает с подоконника. Хорошо хоть Хэвистока нигде видно не было. Наконец толпа начала редеть, впрочем, несильно: народ задвигался к гардеробу, официанты принялись уносить с буфета торт и десерты, и тут я — вляпавшись в беседу с кузинами Китси — стал снова выискивать в зале Пиппу (я машинально выискивал ее весь вечер, пытался разглядеть ее рыжую головку — единственное, на что стоило глядеть во всей зале) и с удивлением заметил, что она разговаривает с Борисом. И очень оживленно. Он так и лип к ней, небрежно обхватил за плечо — между пальцев болтается незажженная сигарета. Шепчутся. Смеются. Он что, кусает ее за ушко?

— Простите, — сказал я и быстро направился к камину, у которого они стояли — заметив меня, они оба повернулись и протянули ко мне руки с удивительной синхронностью.

— Привет! — сказала Пиппа. — А мы как раз о тебе говорили!

— Поттер! — сказал Борис, приобняв меня за плечи. Хоть он и приоделся к вечеринке — на нем был синий костюм в мелово-белую полоску (я поражался, сколько же богатых русских толкутся в «Ральф Лорене» на Мэдисон), добела его все равно было не отмыть: черные глаза-кляксы придавали ему бессовестный, беспокойный вид, и голову он, конечно, мыл, но волосы у него при этом все равно казались грязными. — Рад видеть!

— Взаимно. — Бориса я пригласил, но и не думал, что он появится — запоминать всякие мелочи вроде дат и адресов, а тем более — приходить вовремя было совсем не в его духе. — Ты ведь знаешь, кто это, правда? — спросил я Пиппу.

— Конечно, она меня знает! Она все про меня знает! Мы с ней теперь лучшие друзья! Так, — подчеркнуто-церемонно сказал он мне, — позвольте пару слов наедине. Ты не против? — спросил он Пиппу.

— Опять секретничать будете? — Она игриво стукнула мой ботинок одетой в балетку ножкой.

— Не переживай! Я его тебе верну! Пока-пока! — он послал ей воздушный поцелуй и прошептал мне на ухо, когда мы отошли в сторонку: — Она прелесть! Черт, как же я люблю рыженьких!

— И я, только женюсь я не на ней.

— Нет? — удивился он. — Но она же со мной поздоровалась! По имени назвала! Ага-а, — он взглянул на меня попристальнее, — краснеешь! Да-да, Поттер, — загоготал он. — Краснеешь-краснеешь! Как маленькая девочка!

— Заткнись! — прошипел я, оглядываясь, боясь, что она что-то услышала.

— Так, значит, не на ней? Не на рыжей крошке? Хммм, плохо, — он завертел головой. — А тогда на ком?

Я показал на Китси:

— На ней.

— A-а! В небесно-голубом платье? — Он любовно ущипнул меня за руку. — Господи боже, Поттер! На ней? Да тут нет никого ее прекрасней! Божество! Богиня! — Он сделал вид, будто хочет пасть ниц.

— Ты что, ты что! — Я ухватил его за руку, торопливо поставил на ноги.

— Ангел! С небес! Чиста, как слезинка младенца! Жирновато будет — такому, как ты…

— Да, так, похоже, все считают.

— …хотя, — он выхватил у меня стакан с водкой, щедро отхлебнул, сунул стакан мне обратно, — на вид как-то она холодновата, нет? Мне и самому нравятся погорячее. Она… она — лилия, снежинка! Но в интимной-то обстановке оттаивает, я надеюсь?

— Не то слово.

Он вскинул брови.

— Ага-а. И… это она, про которую ты?..

— Да.

— Призналась?

— Да.

— И ты поэтому, значит, не рядом с ней. Злишься.

— Типа того.

— Ну, — Борис провел рукой по волосам, — ты иди сейчас, поговори с ней.

— Зачем?

— Потому что мы с тобой уходим.

— Уходим? Почему?

— Потому что нам с тобой надо прогуляться.

— Зачем? — спросил я, оглядываясь — я расстроился, что он оттащил меня от Пиппы, и отчаянно хотел снова ее отыскать.

Свечи и оранжевое мерцание камина напомнили мне теплоту винного бара, словно бы сам этот свет мог открыть нам проход во вчерашний вечер, к маленькому деревянному столику, где мы сидели с ней, соприкасаясь коленями, и ее лицо омывал тот же подернутый оранжевым свет. Должен же быть какой-то способ мне к ней приблизиться, схватить ее за руку, утащить обратно, в тот миг.

Борис откинул челку с глаз.

— Давай. Когда расскажу, в чем дело, ты от счастья запрыгаешь! Но надо будет заехать домой. Взять паспорт. Наличка тоже понадобится.

У Бориса за плечом — непроницаемые лица странных, строгих женщин. Профиль миссис Барбур, она стоит, чуть отвернувшись к стене, вцепилась в руку веселого священника, который, впрочем, уже не так и весел.

— Эй? Ты меня слушаешь? — Борис дергает меня за руку.

Сколько же раз этот голос возвращал меня на землю, с раздробленных, пропахших клеем небес, когда я с широко раскрытыми глазами валялся без чувств на кровати и разглядывал мощные сине-белые вспышки на потолке.

— Пошли! В машине поговорим. Пойдем! Я тебе билет купил… Пойдем? Я поглядел на него. Только это я и услышал.

— Я все объясню. Да не смотри ты на меня так! Все хорошо. Нормально все. Но — сперва — договорись, что на пару дней уедешь. Ну на три. Максимум. Так, — замахал он рукой, — давай, давай, предупреди Снежинку, и валим отсюда. Тут курить нельзя, да ведь? — спросил он, оглядываясь по сторонам. — Никто ж не курит?

Валим отсюда. Первые разумные слова за весь вечер.