Щегол
Шрифт:
Дороти, как я смутно помнил, слов попусту не тратила, и открытка была тому подтверждением. После довольно теплого вступления — сожалеем о трагической потере, мысленно с тобой в этот трудный час — она предложила выслать мне деньги на автобусный билет до Вудбрайара, штат Мэриленд, тут же намекнув, что по некоторым медицинским показаниям они с дедушкой Декером не смогут в полной мере «удовлетворить всем запросам» по моему содержанию.
— Запросам? — переспросил Энди. — Такое ощущение, будто ты у нее просишь десять миллионов немечеными купюрами.
Я молчал. Странно, но меня отчего-то растревожила
— А я думал, что она больна. Почему тогда она пишет?
— Спроси что полегче.
Я и сам удивлялся — странно, что родной дед не написал мне ни строчки и даже не потрудился подписать открытку.
— Может быть, — угрюмо предположил Энди, — у твоего деда Альцгеймер, и она его держит дома в заложниках. Чтобы заполучить его деньги. Знаешь, жены такое часто проделывают со стариками-мужьями.
— Не думаю, что у него столько денег.
— Ну да, наверное, — Энди нарочито громко прокашлялся, — но жажду власти тоже не стоит сбрасывать со счетов. «Природы когти и клыки». Может, не хочет с тобой делиться наследством.
— Дружок, — отец Энди внезапно высунулся из-за «Файненшл Таймс». — Что-то мне кажется, ваш разговор перестал быть продуктивным.
— Слушай, если честно, я не понимаю, почему бы Тео и не остаться у нас, — сказал Энди, озвучив мои собственные мысли. — Мне с ним весело, да и в комнате у меня полно места.
— Ну, разумеется, нам всем очень хочется, чтобы Тео остался у нас, — сказал мистер Барбур совсем не так тепло и убедительно, как мне того хотелось. — Но что скажут его родные? Насколько я помню, похищать людей — незаконно.
— Ну, пап, здесь-то не тот случай, — сказал Энди своим невыносимым, нездешним голосом.
Мистер Барбур, не выпуская из рук стакана с содовой, резко встал с кресла. Из-за лекарств, которые он принимал, пить ему было нельзя.
— Тео, все забываю. Ты умеешь ходить под парусом?
Я не сразу понял, о чем это он спрашивает.
— Нет.
— Плохо, очень плохо. Энди прошлым летом провел просто незабываемое время в яхтенном лагере в Мэне, правда?
Энди промолчал. Я от него много раз слышал про эти две самые ужасные недели в его жизни.
— А читать сигнальные флаги умеешь? — спросил мистер Барбур.
— Флаги? — переспросил я.
— У меня в кабинете висит превосходная таблица флагов, я ее тебе обязательно покажу. И не надо кривиться, Энди. Очень полезный навык для мальчишек.
— Еще бы, вдруг ему нужно будет посигналить буксиру.
— Эти твои подколки начинают меня утомлять, — сказал мистер Барбур, хотя по его виду не скажешь, что он разозлился — скорее растерялся.
— Кроме того, — добавил он, повернувшись ко мне, — ты удивишься, узнав, как часто сигнальные флаги появляются на парадах, и в кино, и — ну, не знаю — на подмостках, например.
Энди скорчил рожу.
— На подмостках, — саркастически повторил он.
Мистер Барбур обернулся к нему:
— Да, именно на подмостках. Это выражение кажется тебе смешным?
— Скорее высокопарным.
— Ну,
боюсь, что я в нем ничего высокопарного не нахожу. Думаю, что твоя прабабушка выразилась бы именно так. (Деда мистера Барбура вычеркнули из «Светского календаря» после того, как он женился на малоизвестной актрисе Ольге Осгуд.)— Вот и я о чем.
— Ну а как ты хочешь, чтоб я говорил?
— Вообще-то, пап, мне больше охота узнать, когда ты в последний раз видел сигнальные флаги хоть в какой-нибудь театральной постановке.
— В «Юге Тихого океана», — молниеносно отозвался мистер Барбур.
— Кроме «Юга Тихого океана».
— Я умываю руки.
— Ни за что не поверю, что вы с мамой хоть раз ходили на «Юг Тихого океана».
— Господи, Энди, да уймись ты.
— А если и ходили, то одного примера недостаточно для подтверждения.
— Я отказываюсь продолжать этот абсурдный разговор. Пойдем, Тео.
После этого я постарался стать идеальным гостем: заправлял по утрам кровать, всегда говорил «спасибо» и «пожалуйста», делал все, что, по моему мнению, одобрила бы мама. К сожалению, Барбуры были не той семьей, которую можно отблагодарить за гостеприимство, посидев с малышней или помыв посуду. Помимо женщины, которая ухаживала за цветами — тоскливая работенка, ведь из-за того, что в квартире было мало света, растения редко выживали — и помощницы миссис Барбур, вся работа которой, похоже, заключалась в том, чтобы наводить порядок в шкафах и переставлять с места на место коллекцию фарфора, на Барбуров работало еще человек восемь. (Когда я как-то раз спросил миссис Барбур, где у них стиральная машинка, она посмотрела на меня так, будто я попросил у нее щелоку и жира, чтоб сварить мыла.)
Но хоть от меня ничего и не требовалось, все попытки вписаться в их сложное глянцевое семейство давались мне нелегко. Я изо всех сил пытался слиться с обстановкой — скользить себе потихоньку мимо китайских орнаментов, будто рыба — мимо кораллового рифа, и как назло то и дело привлекал к себе нежелательное внимание по сто раз на дню: тем, что спрашивал про каждую мелочь — от тряпки до пластыря и точилки, тем, что трезвонил в домофон, потому что ключа у меня не было, и даже тем, что из лучших побуждений заправлял по утрам кровать (пусть это все-таки делают Иренка или Эсперанца, как было заведено, объяснила мне миссис Барбур, да и покрывало они получше натягивают). Как-то раз, сильно распахнув дверь, я отбил завитушку от антикварной вешалки, дважды из-за меня срабатывала сигнализация, а один раз я так вообще искал туалет, а по ошибке забрел в спальню к мистеру и миссис Барбур.
К счастью, родители Энди так мало бывали дома, что мое присутствие, кажется, не доставляло им особых неудобств. Когда миссис Барбур не принимала гостей, то уже часов в одиннадцать утра уходила из дому, забегала вечером буквально на пару часов — выпить порцию джина с лаймом и, как она говорила, «ополоснуться», а затем уходила снова и возвращалась, когда мы уже спали. Мистера Барбура я видел и того реже — по выходным и когда он усаживался после работы со своим обернутым в салфетку стаканчиком содовой, дожидаясь, пока миссис Барбур переоденется для их вечернего выхода в свет.