Счет девять

– Вы говорите об информации, которую добыл я сам, – спросил я, – или о том, что я мог прочесть в газетах?

Он отечески улыбнулся:

– В газетах много не прочтешь, Дональд. Мы уже кое в чем разобрались, а тут являешься ты, начинаешь все сначала и заявляешь мне, что…

Дверь рывком распахнулась, и быстро вошел Фрэнк Селлерс.

– Привет, Фрэнк, – сказал Гиддингс. – Я здесь пробую завербовать эту маленькую птичку. Сию минуту растолковывал ему, до чего нам нравится слушать птичье пение.

– При условии, что она поет вовремя, – добавил Селлерс.

– Точно, – согласился Гиддингс.

Селлерс сказал:

– Ты снова ввязался в это дело, а?

– Ничего я не делал, – огрызнулся я.

– Ну, это на тебя не похоже, – констатировал Селлерс. – Ты натворил больше, чем можешь себе представить.

Он откинул голову назад и захохотал. Гиддингс тоже улыбнулся.

– Я только что говорил молодцу, что его бой закончен, – сказал он. – Он теперь вне ринга. Получил полный счет.

– Ну, что ты знаешь, то знаешь, – Селлерс потер руки, словно костяшки его пальцев при виде моей разбитой физиономии начали зудеть. Он повернулся к Гиддингсу: – Я тебе уже говорил, у этого маленького шельмеца в голове не то чтоб совсем уж пусто. Он хитер. Его беда в том, что он не умеет держаться в тени. Всегда лезет вперед со своей болтовней и всегда нарывается на колотушки. Держу пари, что не менее дюжины раз видел его готовым пациентом для больницы, и все из-за того, что он подставлял свою голову, вместо того чтобы связаться с полицией.

– И этого шельмеца ни разу как следует не проучили? – с притворным удивлением спросил Гиддингс.

– Недавно проучили, – ответил Селлерс.

Лицо Гиддингса стало жестким.

– На этот раз его проучим мы, – мрачно произнес он.

– Сомневаюсь, – не согласился Селлерс. – Он предпочитает получать кулаком по физиономии. Не так ли, Дональд?

Я промолчал. Гиддингс сказал:

– Я как раз собираюсь сделать из парня христианина. Хорошо, что ты здесь, Фрэнк. – Он повернулся ко мне: – Выкладывай-ка все, что знаешь.

– Да, – подтвердил Селлерс, вытаскивая из кармана сигару и садясь. – Все, что знаешь.

Он отломил зубами кончик сигары, сплюнул комок табака на пол, зажег сигару и расселся, как человек, собирающийся поразвлечься хорошим представлением.

– Начинай, Поллитровочка, давай выкладывай. И будет лучше, если ты выдашь всю правду.

– Мне нечего выдавать.

– Послушай-ка, – сказал Гиддингс. – У нас много способов заставить человека заговорить, даже без промывания мозгов. Мы будем давить на тебя, Дональд. Мальчик мой, мы будем давить на тебя со всех сторон. Ты не сможешь жить и работать в городе, если полиция будет против тебя. И если ты умен, ты должен понимать это.

– Он умен, – убежденно промолвил Селлерс. Помолчав немного, добавил: – Но хитер. Ужасно хитер.

– Действуя вместе со мной, вы никогда не проигрывали, – напомнил я Селлерсу.

– Да, никогда, – подтвердил он, задумчиво пуская дым из своей сигары. – Я не могу сказать, что проигрывал. Но я не собираюсь сидеть позади тебя и ждать, чтобы ты сдавал карты так, как ты хочешь. После того как ты их перетасуешь, я заберу колоду и буду сдавать по-своему.

– Хорошо, – согласился я. – Я еще тасую. Когда буду готов сдавать, вы получите карты.

Гиддингс покачал головой:

– Нет, так не пойдет, Дональд. Может быть, Селлерс доверяет тебе, но я – нет. Я скептик, вот такой уж я сукин сын. Не доверяю никому.

– Расскажи все с самого начала, – сказал Селлерс. – Не стоит водить за нос Тэда Гиддингса, Дональд. Тебе лучше начать выкладывать карты.

– В противном случае? – поинтересовался я.

Селлерс пощелкал языком. Так снисходительно мать упрекает несмышленыша.

– Начни с самого начала, – посоветовал Гиддингс.

И я начал:

– Пока у меня ничего нет, кроме подозрений. Я ненавижу…

– Для начала нам достаточно, – прервал Гиддингс.

– Но я ненавижу обвинять, основываясь только на подозрениях!

– Мы все время делаем это в разговорах между собой, – сказал Селлерс. – Только не говори ничего кому-нибудь другому, Дональд, особенно газетчикам.

– Ну, – начал я, – все началось с натурщицы, которая позировала нагишом…

– Ты говоришь о малышке Сильвии Хэдли, красотке, которая позировала миссис Крокетт в тот день, когда ее мужа прикончили, не так ли?

– О ней.

– О Дональде можно сказать одно, – вмешался лейтенант Селлерс. – Красотка, даже на фотографии, так сильно действует на него, что лучше убрать эту фотографию. Я полагаю, он вызывает материнские чувства. Выглядит таким беззащитным. Возникает желание сменить ему пеленки. Я не раз наблюдал это.

– Продолжай, – сказал Гиддингс. – Так что ты говорил о Сильвии Хэдли?

Я сказал:

– Она в некотором роде торговка краденым.

– Торговка краденым? Эта милашка?

Я кивнул.

– Он спятил, – сказал Гиддингс, повернувшись к Селлерсу.

Тот покачал головой:

– Пусть продолжает, Тэд. Пусть мелет вздор. У него своя точка зрения, и мы сможем принять ее во внимание, если разрешим ему говорить. Продолжай, Дональд. Ты думаешь, что она торгует краденым. На каком основании?

Я пояснил:

– Она связалась со стариком по имени Мортимер Джеспер, своего рода коллекционером. Как мужчина он ее интересовать не может, это слишком очевидно. Значит, он для нее что-то делает.

– Что? – поинтересовался Гиддингс.

– Я думаю, он снабжает ее… Это только предположение, но я думаю, он снабжает ее информацией о стоимости вещей. Сильвия крадет их, а затем продает ему.

Гиддингс посмотрел на Селлерса:

– Упаси господи, до какой глупости он может дойти?

– Перестань, Тэд, – одернул инспектора Селлерс; его глаза сверлили меня. – Продолжай. В чем суть, Дональд? У тебя, видимо, есть основания думать так. Какие?

– Об этом я и пытаюсь сообщить вам, – сказал я.