Щит Королевы
Шрифт:
– Ты о чем пишешь? Расскажешь?
– Так, обо всем понемножку. Записываю события, которые происходят со мной и с моими близкими.
– А обо мне там будет?
– Конечно!
– Вот здорово! Когда-нибудь почитаешь мне вслух. Ладно, пора, а то очень уж у тебя свечка яркая.
– Спокойной ночи! Приходи еще!
– Посмотрим, – сурово ответила Берья. – Если кормить хорошо будешь, приду. Приятных тебе снов, и не забудь про меня написать.
Лашши вновь скрылась в своем убежище за шкафом, вильнув напоследок пушистым хвостом с белой кисточкой.
Наконец я снова забралась в
Мне снилось, что Мэтт все же поцелован меня.
Мы были маленькими детьми. Гуляли вдвоем на весеннем зеленом лугу. Я даже помню, как пахло травами.
Мэтт сказал:
– Не обманывай меня.
А я ответила:
– Верь мне.
И он поцеловал меня в губы. И это было… Как будто свежий ветер коснулся лица. Мимолетный, сильный, ласковый… Ерунда – у ветра нет усов и бороды. И сердце не стучит так громко, если вдруг порыв свежего воздуха бьет тебе в лицо.
А потом появился Вьорк.
– Пойдем, маленькая? Я соскучился по тебе…
И я разрыдалась, потому что Мэтт, не оглядываясь, удалялся по тропинке, а я должна была остаться с Вьорком. Но мне не хотелось.
– Правда, что ты мой дедушка? Тогда отпусти меня поиграть с Мэттом.
– Нельзя, – сказал посуровевший Вьорк. – Нам так много надо сделать. Мэтт уходит, чтобы все было хорошо.
И я проснулась, а лицо было в слезах…
Мэтт вернулся утром. Будто и не было вчера ничего: собранный, приветливый, невозмутимый.
Но стенка, которая так досаждала мне последнее время, пропана. Щит будто говорил всем своим видом: «Я твой самый лучший друг. Я не дам тебя в обиду. Можешь на меня рассчитывать. Но это все». Наверно, так Шенни когда-то говорил Втайле…
И это правильно.
Может, я все же чуть-чуть – самую капельку – в него влюбилась? Ерунда. Надо все это забыть, выкинуть из головы, как сорняк или болячку.
Как корь. Поболеешь – и пройдет.
Ничего не было, не было, не было. Мэтт прав.
Я люблю Вьорка. Все.
Завтракала с мужем в компании Крадира и Терлеста – собранного, как перед боем. Крадир шутил, рассказывал всякие истории из своего детства, а Терлест все время осаживал брата.
– Представляешь, нога болит – мочи нет, а что делать? Загляни я к любому травнику – отец бы в ту же секунду узнал, что я сбежал-таки на Северный склон! – Он бросил на Вьорка хитрый взгляд. – Вот уж тогда мне точно не до ноги было бы…
– Отлежатся?
– Не дотерпел. – Крадир смущенно улыбнулся. – И к лучшему: потом оказалось, что перелом.
Я сочувственно покивала.
– Не умеешь кататься, так и нечего было. Да еще в метель, – буркнул Терлест.
– Ладно-ладно, не изображай из себя зануду, – фыркнул Крадир. – Можно подумать, сам там ни разу не бывал!
Терлест пожал плечами, будто говоря: «Бывал – не бывал, какая разница? Речь-то не обо мне!»
– Думая я, думал и решил отправиться к Задрасу, – продолжил его брат. – Он был жрецом какого-то вашего бога, – подмигнул мне Крадир, – да не простым, а торжественно давшим обет молчания.
Вьорк
постарался было придать себе грозный вид, но не выдержал и расхохотался:– Ну, хитрец…
– А лечить-то он умел? – недоверчиво поинтересовался Тиро. – Или главное было, чтобы королю не рассказал?
– За день все как рукой сняло! – Крадир даже притопнул ногой.
– Если бы ты пошел к травнику, за день бы и он управился. А если бы догадался попросить его молчать, тот тоже никому не сказал бы, – проворчал Терлест. – Между прочим, пол-Брайгена узнало, что ты был у этого жреца!
– Главное – не узнали зачем. А что, кстати, в этом плохого? – невинно поинтересовался Крадир.
– Сам помнишь – что. Отец тогда только-только разрешил им у нас селиться. Забыл, сколько тогда шарлатанов понабежало? А тут ты им помог: как же, сам сын короля лечится у человечьего жреца! Нечего было так открыто людей поддерживать, вот что! – Терлест покосился на меня. – Простите, Фиона, к вам это, понятно, не относится.
Мы до сих пор никак не могли перейти на «ты», отчего наши беседы всегда были какими-то выспренними.
– Ну, ты не прав, – вмешался Вьорк. – Если бы Крадир не пошел тогда к Задрасу, может, жрецов у нас так и не приняли бы.
– И прекрасно, – прокомментировал Терлест. – Между прочим, до недавнего времени ни один гном в своем уме не стал бы обращаться за помощью к чужим божествам и их приспешникам. А сейчас – то к Лиз бежим, то к Сориделю, то к Биримбе…
Кажется, он все же понял, что дал маху, и сконфуженно замолчал.
– Обычаи старины, – с тяжелым вздохом произнес король, – я ценю не меньше твоего. Но если ничему не учиться, никого не пускать в свой дом, ничего не видеть вокруг себя, толку будет мало.
Терлест насупился.
– Единственное, что меня успокаивает, – то, что ты не склонен принимать решения, тщательно их не обдумав, – смягчил свои слова Вьорк. Но я чувствовала его напряжение.
Во время этой не самой приятной беседы мне пришла в голову одна мысль. После завтрака я с самым невинным видом поинтересовалась:
– Терлест, не уделите ли вы мне несколько минут?
Он внимательно посмотрел на меня.
– Если только прямо сейчас, королева, – осторожно ответил он.
– Хочу рассказать вам притчу. – Я опустилась на стул, галантно придвинутый Терлестом. Щиты ждали за дверью: я шепнула Тиро, что хочу поговорить без свидетелей.
– Внимательно слушаю.
– Только, пожалуйста, не воспринимайте это как намек. Просто… – я вздохнула, – люди все разные, есть и хорошие, и плохие… Разве в Хорверке не так?
– В Хорверке гномы, – тут же поставил меня на место Терлест.
Я снова вздохнула, но Терлест насмешливо приподнял бровь, показывая, что готов меня выслушать.
– Однажды правитель… ну, скажем, халиф Антронии, заболел таинственной болезнью. День и ночь лучшие жрецы пытались его вылечить, но ничего не получалось. А в это самое время был в столице проездом один эльф – искуснейший из целителей. Все придворные советовали халифу обратиться к нему, но тот считая, что прибегнуть к помощи эльфа – ниже его достоинства. Да и лечить-то, по его мнению, эльф способен был только своих соплеменников.