Щит

Почти смущённо подвинувшись ближе, он сел рядом со мной, скрестив ноги у моей грудной клетки, пока я лежала на животе. После минутной паузы он легонько положил руку на мою спину, робко поглаживая кожу пальцами.

Я наблюдала, как он пристально смотрит на меня. Я закрыла глаза от интенсивности его взгляда.

— Нензи, почему ты смотришь на меня так? — спросила я.

Он улыбнулся. Было в этой улыбке что-то, от чего моё сердце разбивалось, от чего моя грудь болела. И все же я должна найти способ как-то воспрепятствовать этому. Желательно так, чтобы он не захотел раскроить мой череп надвое.

— Нензи, — сказала я. — Думаю, ты путаешь меня с кем-то другим.

Когда я подняла взгляд, он погладил меня по волосам. Касаясь меня поначалу робко, он постепенно становился все смелее, пропуская сквозь пальцы длинные, слегка вьющиеся пряди, аккуратно распутывая колтуны. Это немного напомнило мне Ханну… но ещё сильнее Ревика, который делал нечто подобное несколько раз, когда мы оставались наедине.

У нас у обоих бывали моменты, когда мы хотели лишь касаться друг друга.

Наверное, в этом скрывалось некоторое собственничество. Но эти действия также выражали любовь, привязанность, чувственность, и… думаю, в нашем случае это вызывалось тем, что мы наконец-то можем делать это друг с другом.

Ревика всегда привлекали мои волосы — по крайней мере, частично.

Я закрыла глаза, вытолкнув это воспоминание из головы.

Нензи подобрался поближе ко мне.

Он продолжал касаться моих волос, отодвигать их, чтобы погладить плечо и шею сзади, где её не закрывал ошейник. Я так устала, что едва могла думать и даже не пыталась остановить его, решив, что, наверное, лучше не злить его без весомых причин.

Я пробовала расспрашивать Териана о мальчике, конечно же. И не раз.

Единственный случай, когда мы относительно нормально поговорили об этом — это когда мы находились в федеральном изоляторе временного содержания. Нас заставили прождать больше восьми часов, пока они оформляли все бумаги для пропуска нас через Сдерживание Видящих в Соединённые Штаты. Нензи занял не меньше времени, чем я, наверное, потому что Териану пришлось впервые фальсифицировать все его данные.

Конечно, я была голой и прикованной к металлической лавке.

Териан был как обычно само очарование. Он плюхнулся рядом со мной на скамейку, улыбаясь. Его пальцы коснулись моей щеки, пока я не отпрянула.

— Ты поможешь мне с нашим юным другом, — пробормотал он. — Делай его счастливым, да? Это пойдёт на пользу нам обоим.

— Ага, — я продолжала осматриваться по сторонам. Комната представляла собой камеру десять на десять с белыми стенами, а единственной мебелью здесь служила прикрученная органическая скамейка.

— Он знает, зачем ты на самом деле хочешь его заполучить? — спросила я.

Териан сделал жест «более-менее».

— Он знал достаточно, чтобы торговаться со мной за тебя, — светловолосый видящий склонил голову, чтобы посмотреть на меня. В этом теле это придавало ему немного распутный вид — опять-таки, он был почти мультяшно красив.

— И он прав, конечно же, — он улыбнулся. — Я не могу ожидать от него работы на полную мощь, когда его базовые потребности не удовлетворены, — он подмигнул мне. — Бедный парень и без того много страдал.

Я фыркнула.

— Ты правда думаешь, что я сумею контролировать серийного убийцу-подростка потому что… что? У меня есть женские половые органы?

Териан усмехнулся.

— Определённо.

Я решила просто спросить в лоб.

— Почему я, Терри? Почему он думает, что знает меня?

В янтарных глазах мелькнул проблеск любопытства.

— Знаешь, я сам задавался этим вопросом, — его взгляд прошёлся по моему телу, затем как будто обратился внутрь себя. — Твоя раса имеет значение, конечно же. Но он, похоже, весьма увлечён именно тобой… и убеждён, что знаком с тобой лично. И он многое о тебе знает, Элли-птичка.

Я поморщилась от этого прозвища.

Улыбнувшись, он пожал плечами, засунув руки в карманы.

— Мне очень не терпится узнать, что тебе удастся выяснить, — сказал он. — Как только вы двое познакомитесь поближе.

— Не бывать этому, — сказала я с предостережением в голосе.

Его губы растянулись в очередной улыбке.

— О, я вполне уверен, что это случится, — сказал он. — Я очень сомневаюсь, что он примет отрицательный ответ… во всяком случае, он не станет долго терпеть отказ. Видела бы ты, какие грязные мыслишки с тобой в главной роли он уже лелеет.

Его улыбка отразилась и в янтарных глазах, когда он увидел, как я поморщилась во второй раз.

— Он тот ещё маленький вуайерист, наш Нензи, — добавил он. — Он почти не спал, пока вы с Реви' познавали друг друга в той лачуге. И скажем так, не только Реви' получил удовольствие от некоторых увеселений…

Я снова поморщилась. Я постаралась не вспоминать выражение обожания в глазах ребёнка, когда он впервые увидел меня.

— Да ты, должно быть, шутишь, — пробормотала я.

— Да нет же, маленькая птичка.

— Бл*дь, да прекрати ты называть меня так!

В ответ на его радостную улыбку я прикусила губу. Моя мать называла меня птичкой, маленькой птичкой, Элли-птичкой. Та самая мать, которая по вине Териана истекала кровью бесконечно долгие часы. Я знала, почему он делает это, но это вызывало у меня желание убить его голыми руками всякий раз, когда он произносил это прозвище.

Он провёл пальцами по моей шее. Я отдёрнулась от его прикосновения.

— Он невероятно ревновал, знаешь ли, — добавил он мягко. — Не могу сказать, что виню его. Мне и самому не раз хотелось убить Реви'.

Я сглотнула, усилием воли сохраняя молчание.

— Думаю, он успокоится, — размышлял Териан. — Да. Минет на ночь от его подружки должен привести вещи в порядок в его маленьком мирке.

Я невольно скорчила гримасу.

— Иисусе. Да ты действительно больной.

Он снова усмехнулся.

Теперь же, лёжа на полу другой клетки, я вспомнила, как в тот раз подумала, что Териан чего-то мне недоговаривает.

Проигнорировав пальцы мальчика в моих волосах, я вновь перебирала его слова, пытаясь решить, не давал ли он мне намёка на истинную личность Нензи. Я все ещё понятия не имела, был ли он тем самым Нензи, который в итоге превратился в Сайримна.

Даже если он был тем самым существом… каким-то непостижимым образом… это не объясняло, почему он думал, что знает меня, и уж тем более не объясняло то, как он восемьдесят с лишним лет не старел.