Щит

Териан — нет.

Над долиной поднялось солнце. Ревик наблюдал за каждым малейшим смещением светила по пути вверх от горизонта и чувствовал, как его дыхание делается прерывистым.

Звезда проделала большую часть пути по небу, когда он осознал, что снова задыхается, дышит с трудом. Его кожа болела, все его тело болело. Он выталкивал её из своих мыслей, стирал её образ из своего сознания. Он избавлялся от каждой блудной мысли о том, где она находилась, и что могло с ней происходить.

Следующие несколько часов Ревик пытался выбраться из оков.

Он подумывал погрызть своё запястье и попытаться стащить их таким способом.

Но похоже, что охранникам Териана пришла в голову та же мысль. Они затянули наручники из органического металла до предела, пока они не начали впиваться в кость. Он не мог рисковать перспективой истечь кровью, если это не сработает.

Вместо этого Ревик воспользовался цепью, чтобы пилить древесину резкими рывками, пока его руки не устали настолько, что он вынужден был отдохнуть.

К тому времени солнце выше поднялось на небе.

Он испытывал жажду, голод, и солнце начинало печь. Его тошнило от боли и все сильнее от раны в ноге. Он гадал, потрудились ли они выковырять металл перед тем, как перевязали его. Затем решил, что наверняка они так сделали, иначе ему было бы ещё хуже.

Ревик вернулся к перепиливанию дерева, пока через пять или шесть вспышек усилий и мышечного напряжения ему не пришлось остановиться.

Кажется, так время тянулось целую вечность.

Лёжа в грязи в полумёртвом состоянии, борясь с подступавшими эмоциями… затем заставляя себя двигаться, пилить дерево, пока его мышцы не отказывали от напряжения… затем снова лёжа в грязи и стараясь ничего не чувствовать.

Звук подкрался к нему незаметно.

Ревик взял очередную передышку от сражения с деревянной опорой. Он предполагал, что пропилил примерно пятую часть того сегмента древесины, которую ему нужно пропилить перед тем, как он сумеет сломать основание крыльца руками и ногой. Поначалу он вообще не заметил звук.

Затем Ревик задался вопросом, может, он спит, и ему снятся воспоминания.

Звук сделался громче.

Лошади.

Ревик открыл глаза. Повернув голову, он прищурился от яркого солнца и увидел, как три лошади лёгким галопом въезжают в ворота. Похоже, они быстро приближались к нему — судя по тому, как звук постепенно нарастал в его сознании.

Первая лошадь остановилась возле ступеней, и Ревик уставился в широкое обветренное лицо всадника. Он не знал его в отдельности. Он не знал и остальных, вопреки их сходству друг с другом.

В любом случае, он ожидал бы вертолёта от Балидора — но не трёх гигантских дикарей на косматых лошадях с длинными гривами.

Глядя на их лица, он напрягался все сильнее. Он узнал широкие азиатские черты лица, бездонные черные глаза. Не считая цвета радужек, все они обладали идентичной, почти альбиносовой внешностью. Их белые волосы спутались и скатались, отчего густые косы за их спинами приобрели желтоватый оттенок.

Версианцы.

Ревик в последний раз видел их в детстве, может, подростком.

Он наблюдал, как они по очереди смотрят на него с лошадей.

Тот, что казался лидером, и два его сопровождающих обменялись жестами рук. Затем тот, кто из троих выглядел самым молодым, грациозно спрыгнул с лошади и взбежал вверх по лестницам.

Ревик чувствовал, как ноги видящего заставляли дрожать дерево, к которому он был прикован, а затем дверь в дом захлопнулась. Он посмотрел на остальных.

— Помогите мне, — сказал он на прекси. Его голос прозвучал хриплым, сиплым шёпотом. Он обращался к лидеру, видя, как тёмные глаза равнодушно остановились на нем. — Пожалуйста. Они забрали мою жену. Пожалуйста. Помогите мне.

Лидер спешился из седла, спрыгнув так же легко, как и первый мужчина, несмотря на его внушительные габариты. Когда он встал перед Ревиком, до того дошло, что мужчина, наверное, мог убить его одним резким пинком по горлу.

Версианцы обычно были кочевниками, и довольно воинственными. Контрабандисты. Оппортунисты. Большую часть времени они не соблюдали Кодекс. Когда они ему подчинялись, это была другая версия, не та, в которой воспитывали Ревика. Они занимались контрабандой детей и женщин. Они склонны образовывать свои кланы, игнорируя клановые законы других видящих и состязаясь между собой. Последние сотню с лишним лет они заключали союзы с людьми так же часто, как и с братьями-видящими.

Судя по лошадям хороших кровей, которых Ревик различал под косматыми гривами, а также по органическим винтовкам, которые он заметил на их сёдлах, эти трое, должно быть, неплохо жили.

— Этот дом мой, — сказал он на прекси. — Я отдаю его вам. И все в нем. Это будет законно, — он показал в сторону реки. — Там лошади. Они тоже мои. Взрослые. Один тяжеловоз. Как минимум один чистых кровей. В общей сложности десять.

Лидер улыбнулся. Он посмотрел на другого мужчину, который наклонился на луку большого тибетского седла, всматриваясь в лицо Ревика. Он показал на органическую повязку и сказал что-то, чего Ревик не разобрал. Лидер улыбнулся, ответив что-то на языке, в котором Ревик узнал искажённую форму прекси вперемешку с мандаринским наречием. Они говорили с таким сильным акцентом, что он различал лишь отдельные слова и несколько фраз.

Тот, кто оставался на лошади, говорил больше.

— (какое-то ругательство)… здесь, чтобы ограбить его. (мужчина рассмеялся и сказал что-то, чего Ревик не разобрал)… знает о…? (что-то ещё)…Мост? Тот же, кто… (ещё что-то неразборчивое)

Ревик застыл при упоминании Элли.

Лидер, похоже, не заметил. Он фыркнул, показывая утвердительный жест.

Тот, что на лошади, снова заговорил.

— …не говоря уж… (что-то ещё, похоже, ругательное)… приказы? (что-то ещё)… мертва? Она не могла… (тут он тоже что-то упустил)… несколько тысяч в его… (Ревик почти уверен, что тут прозвучало слово «армия»).

Ревик посмотрел на них. Он снова начал перетирать древесину ступеней цепями, почти бессознательно.

Если они знали, кто такая Элли, возможно, они пришли вовсе не помочь ему.

Где, бл*дь, Балидор?

Третий версианец вышел из дома, сбежав по ступеням. В ответ на ровный взгляд лидера он показал отрицательный жест. Лидер фыркнул, затем посмотрел на Ревика. Его тёмные глаза были совершенно лишены эмоций.

— Ты Дигойз Ревик? — спросил он на прекси с сильным акцентом.