Считай звёзды

— Брутальные мужики предпочитают сладость? — улыбаюсь, расписывая уравнение.

— Да, поэтому умолкни, — он пыхтит, опираясь локтем на стол, а ладонью скользит по лицу, измученно процеживая:

— Нашла повод.

— Конечно, — стучу ручкой по листу, пытаясь не обращать внимания то, как Дилан, думаю, неумышленно касается своим бедром моего. — Я всё ещё отыгрываюсь, — знаю, чего этот тип добивается. Хочет смутить меня. Сбить с толку. Вызвать смущение и неуверенность. Не дам ему. Сегодня мой день играть на его нервах.

— М-м… — О’Брайен подпирает кулаком висок, пристально следя за тем, как перечитываю параграф. — И как ощущения? — игнорирую его прикосновения коленом, ерзаю на стуле, всё же пытаясь ограничить возможность нашего контакта.

— Мне нравится, — признаюсь, внешне выглядя собранной и уверенной, хотя в груди у меня что-то жжется. — Надеюсь, почаще выводить тебя из себя. Зрелище того стоит, — непринужденно перелистываю страницу учебника, а сама тихо глотаю воду во рту, ощутив, как колено обжигает льдом. Даже сквозь ткань джинсов. Настолько у Дилана холодные руки. Он опускает одну ладонь под стол, находя мое бедро, чтобы больно ущипнуть. Морщусь. Не более.

Внезапно организм предает меня. Он реагирует жаром, когда Дилан неожиданно скользит ладонью к колену. Уверена, мои щеки пылают. Плевать на то, какую стойкость проявляю, героически не обращая внимания на его ухмылку. Читаю один и тот же абзац, а в голове всё крутится простая истина.

Мы одни. Здесь. Совсем одни.

Как тогда. В ту ночь.

Откашливаюсь, чтобы голос звучал не так сбито, как мое тихое дыхание:

— Я думаю, тебе нужно ознакомиться с текстом, а то я… — нервно бегаю вниманием по словам, не собирая одно целое предложение.

— Не в состоянии самостоятельно объяснить? — он улыбается. Вижу краем глаз. Доволен, придурок.

— Нет, просто не вижу смысла распинаться для, — прерываюсь, сжав ноги, ощутив, как его ладонь скользит выше, к внутренней стороне бедра. Выходит, стискиваю его руку, заставив себя сильнее краснеть, но, попытавшись разжать, он продолжает свое действие, вынудив сдержать ладонь парня на одном уровне. Мне не нравится та щекотливая боль, что охватывает низ моего живота. Она лишает меня внешней строгости, а это всё, чем могу противостоять О’Брайену.

— В общем, тут переходные и… — откашливаюсь, заморгав. Ладони потеют.

— Видишь, стрелочки, это… — попытки тщетны. Мой настрой сбит. — Стрелочки показывают переход.

— Да ты что, — Дилан шепчет.

Да, что я несу? Сама не пойму. Бред полнейший.

Собраться не выходит. Растираю ладонью лоб, кое-как удержав себя от срыва, и грубо двигаю лист и учебник к парню, проворчав:

— Давай, самостоятельное обучение, — отдергиваю его ладонь от своего бедра. Злюсь на себя. По большей части за неумение сохранять самообладание. Раздражает проявление эмоций, тем более, когда дело касается этого типа. Он — последний, кому дозволено видеть мои настоящие чувства. И не потому, что он мне неприятен, просто порой я забываю о том, каким мастерским образом парень поворачивает мои слабости против меня. Лучше быть осмотрительной и не дозволять себе многого.

Думаю, Дилан слегка сбит с толку моим поведением, поэтому краем глаз следит за моим передвижением, но остается молчаливым. Встаю из-за стола, двигаясь к кровати, чтобы дернуть пару струн старой гитары. Мама очень придирчива к музыкальным инструментам, почему же она оставила здесь гитару?

Не хочу думать.

Плюхаюсь на край кровати, взяв инструмент. Дергаю напряженно натянутые струны, кажется, каждое их звучание медленно убивает О’Брайена, плечи того поддергиваются во время моей недо-игры. Молчит, отдавая внимание параграфу.

Какое-то время мы держим рты на замке. Я делаю вид, что разбираюсь в записях матери, Дилан притворяется, что понимает материал из учебника. Конечно, ничего из перечисленного не принесет пользы, и в какой-то степени я рада, что первым не выдерживает именно О’Брайен. Видимо, моё «насилие» над гитарой приводит его в ужас.

— Черт, ну и дерьмо, серьезно, — парень оборачивается, взглядом вцепившись в мои пальцы, которыми вожу по струнам. — Мои уши были зверски изнасилованы.

Пускаю холодный смешок, хмыкнув:

— И не только уши, — сильнее давлю на струны, звук раздается громкий, мне самой противно его слышать. Не жду, что Дилан поднимет свою задницу, чтобы помочь мне. Между нами опять образовалась морозная стена. И я не собираюсь идти на компромисс первой. Достало всё это. Не понимаю, что не так в моем поведении, что этот тип считает дозволенным совать мне руки между ног? Я преподношу себя не так? Почему все…

Все лезут ко мне. Почему? Я слишком развязна? Легкомысленна? Или… Нет, не могу понять. Мне не нравятся пошлые намеки, извращенные шутки. Какая уважающая себя девушка будет в восторге от того, что её желания ни во что не ставят? Дилан не имеет права вести себя так, будто это ничего не значит. Для него подобные действия сравнимы с чем-то обычным? Мне придется заставить его пересмотреть свои нормы хотя бы по отношению ко мне. Или же пускай вовсе не пытается установить со мной контакт.

О’Брайен встает из-за стола. Он даже не успевает сделать в мою сторону шаг, а уже сжимаюсь внутри, невольно стиснув колени. Парень наклоняется, взяв тетрадь матери, и быстро скользит взглядом по аккордам, после чего опускает внимание на мои руки, ругая положение пальцев:

— Сразу видно, что руки из заднего прохода. Совсем не для струнного инструмента.

Окей. Спасибо. Отвожу глаза, всем видом стараясь не проявлять обиды. Говорят, на правду не обижаются. Но слышать такое… Категоричность всё равно задевает.

Ожидаю, что парень оставит вердикт таковым и вернется к химии. Мои надежды часто не оправдываются. В данном случае, всё происходит по той же схеме негодования. Правда, сомневаюсь, что ощущают именно отрицательные эмоции, видя, что Дилан не следует по прописанной мною в голове схеме. Он ещё раз проходится взглядом по аккордам, бледное лицо больше не выражает никакой наглости. Серьезен, даже строг. Не хотелось бы подмечать, но суровость в его взгляде ледяная, жесткая. Уверена, он начнет бить меня по рукам, если буду допускать ошибки при игре.

Каким образом нам удается так незаметно меняться ролями?

Приходится мысленно притихнуть, чтобы полностью подчинить себе дыхание. О’Брайен присаживается напротив меня на одно колено, в одной руке сжимает мамину тетрадь, внимательно изучая, пальцами другой начинает жестко менять положение моих рук. Сложно не заметить. Он серьезно относится к данному виду деятельности. Побоюсь предположить, что это просто его хобби. Может, игра на гитаре ассоциируется у него с чем-то? С отцом? Не знаю. Но лучше сосредоточиться. Не хочу ощущать на себе давление его злости из-за моего «насилия» над инструментом.