Считай звёзды

— Ты меня ударил! — ковыряю его сознание. Дилан поднимает на меня глаза, но голову немного наклоняет. Смотрит. Не выношу его молчания, делая к нему огромные шаги:

— Что с тобой?! — этот чертов вопрос меня уже выводит. — Ты чего бесишься?! — он молчит, не пытается разорвать наш зрительный контакт. — Это Лиллиан?! Она… Она что-то… — Дилан никакой. И этот факт расстраивает сильнее всего. Молчит, отчего я начинаю ощущать вину за свое поведение, за агрессию, с помощью которой пытаюсь чего-то добиться.

Нервно переминаюсь с ноги на ногу. Мнусь. Моргаю. Испытываю жжение в ребрах. Чего он молчит? Что вообще…

Мне нужны эти гребаные таблетки! Вот, в чем их суть. Да, моё уныние проходит без их помощи, но я не перебарываю его. Оно остается внутри и ждет, когда ком из проблем опять достигнет необходимой величины. И вот — я готова взорваться! А ведь прошел всего день! Я опять хочу кричать!

— Да пошел ты! — восклицаю ему в лицо. Прямо в лицо, встав на носки. И не пытаюсь контролировать мокрые глаза, когда начинаю отступать назад, не разрывая наш зрительный контакт:

— Засунь в жопу свое молчание! — отворачиваюсь, пальцами вытирая слезы, и быстрым шагом подхожу к двери, выскочив из чертовой уборной.

Пускай остается один. Пускай копошится в своем дерьме. Если его привлекает гнёт одиночества, то ладно! Пошел он! Пошел ты, О’Брайен!

Шагаю по коридору, пихая людей, и тихо скулю, не справляясь с соленой жидкостью, которую пытаюсь смахнуть пальцами с век.

Это… Это ведь не то, чего я добивалась.

Шмыгаю носом, ладонью накрыв рот, чтобы сдержать всхлип.

Откуда во мне столько злости?

Я — ужасный человек.

***

Аптечка полна старых упаковок. Необходимые лекарства заканчиваются, подобно продуктам в холодильнике. В наличке у Дилана остается не так много, в скором времени придется идти на подработку с Нейтаном, который, кстати, не дает о себе знать все эти дни. Скорее всего, парень, как и Агнесс, слегка уходит в себя. Это ненадолго. Оба «героя-любовника» проявят себя, когда успокоятся, и Дилан не удивится, если после крупной ссоры они вновь будут вместе. Так у них происходит постоянно. Раздражает только то, что из-за их всплесков эмоций страдают другие. Райли явно «зеленая». О’Брайен привык, а девчонка реагирует с тревогой.

И всё бы ничего. Если бы у Дилана не был столь захламленный проблемами мозг. Может, ему удалось бы немного остудить пыл девушки, а вместо этого произошла очередная ссора. Парень догадывается, что это очередная потеря контроля над эмоциями. Он не дает Янг таблетки, обрекая её на подобные вспышки. Надо придумать что-то иное, другой подход…

Опять? Опять он хочет взять что-то на себя. Дилан, у тебя и без того тяжелый груз. Не стоит.

Парень роется на полках, находя несколько пакетиков с чаем. И тот заканчивается. Наливает кипяток в кружку, взглянув на часы на стене. Восемь вечера. Знаете, где Финчер? Нет? Вот и он не имеет понятия. На занятиях в школе её не было. Куда делась? Позвонить нельзя, у девушки нет телефона.

Вынимает пачку сигарет, хмуро вздыхая, пока считает количество. Немного. Берет одну, сует в рот, зажигает, затягивает. Дымит, перемешивая сахар в чае. Обычно он не употребляет его, но сейчас ему хочется чего-то сладкого. Попытка повысить настроение?

— Не кури в доме, — Лиллиан проходит на кухню, к холодильнику, и открывает дверцу, изучив содержимое. — Ничего нет… Может, закажем пиццу? — переводит взгляд на сына, который продолжает молчать, задумчиво глотая никотин, пока мешает чай. Женщина хмурит брови, выпрямляясь, и поворачивается всем телом к нему, тихо прикрыв дверцу:

— Это из-за вчерашнего разговора? — следит за эмоциональным проявлением Дилана, замечая, что тот не дает ей ответа на своем лице, сохраняя равнодушие. — Я рассказала тебе, потому что ты — моя семья, — моргает, сделав к нему шаг. Будто не понимает, что своей «правдой» отяжеляет ему существование. О’Брайен затягивает, еле перенося звучание её голоса.

— Мы семья, — Лиллиан встает близко, сбоку, и пальцами касается его локтя. Дилан переводит косой взгляд на её ладонь, сильнее хмуря темные брови. Телесный контакт. Один из способов влияния.

— И я делаю это во благо нам. Ни Митчелл. Ни Райли, — уверяет, пытаясь добиться зрительного контакта. — Ты и я. Я забочусь только о нас.

О’Брайен не выдерживает этого бреда и прикрывает веки, ладонью опираясь на край тумбы, пальцами водит по лицу, после чего вновь сует сигарету в рот, зло процедив:

— Ты просто хочешь заручиться моей поддержкой, — он не купится на это дерьмо. Всё, что бы она ни делала, всё для своего благополучия. В первую очередь каждый человек думает о себе.

— Нет, — Лиллиан сжимает ткань его рукава, дергая. — Ты думал, зачем я всё это проворачиваю, зачем трачу силы? — тянет его, заставив повернуться к себе лицом, и парень сердито поднимает глаза в потолок. — Чтобы уберечь нас.

— Но ввязать их? — Дилан всё же смотрит на мать. Та морщится, открывая свое понимание реальности:

— А что делать? Необходимо уметь расставлять приоритеты, — гладит его по плечу. — Хочешь жить? Умей вертеться.

О’Брайен щурит веки, с недоверием изучает выражение лица матери, шепнув:

— А как тебе такой вариант: хочешь жить — не давай себя трахать ненормальному ублюдку? — остается полон холода по отношению к ней. Лиллиан прикрывает веки, вздохнув, и пытается собраться, дабы не сорваться на сына:

— Дилан, — глотает ком. — Я стараюсь исправить то, что натворила.

— Навредив другим? — отдергивает руку, затянув никотин, и громко перемешивает остывающий чай. Не смотрит на мать, но ощущает её взгляд. Это давление в висок вызывает тянущую боль в груди. Голос Лиллиан звучит с непониманием, с ноткой возмущения в глазах:

— Какое тебе дело до этих людей?

О’Брайен перестает перемешивать чай. Зажимает сигарету зубами. Чувствует. Она ждет. Она пытается прочесть его, оттого парень принуждает себя окутаться во внешнее равнодушие с новой силой, дабы защититься от гнета. Он не готов сейчас противостоять ей. Так как…

Дверной хлопок. Дилан моментально отвлекается, подняв голову, и начинает пытаться рассмотреть вошедшего в прихожую человека сквозь дверной проем.

— Дилан? — Лиллиан добивается объяснения. Для неё странно принять факт, что для её сына есть нечто более важное, чем она — его мать. Так было всегда.