Сдается в наем

– Здравствуйте, – сказала Джун и обернулась. – Я родственница вашего отца.

– Ах да, я вас видела тогда в кондитерской.

– С моим младшим братом. Ваш отец дома?

– Сейчас придёт. Он вышел прогуляться.

Джун слегка прищурила синие свои глаза и вздёрнула решительный подбородок.

– Вас зовут Флёр, да? Я слышала о вас от Холли. Что вы думаете о Джоне?

Девушка подняла розы к лицу, посмотрела на них и ответила спокойно:

– Очень милый мальчик.

– Нисколько не похож ни на меня, ни на Холли, не правда ли?

– Нисколько.

«Выдержанная», – подумала Джун.

И вдруг девушка сказала:

– Не можете ли вы рассказать мне, почему наши семьи не ладят между собой?

Поставленная перед вопросом, на который сама же советовала своему отцу ответить, Джун смолчала – потому ли, что эта девушка сама чего-то добивалась от неё, или просто потому, что не всегда человек поступает на деле так, как поступил бы в теории.

– Вы знаете, – продолжала девушка, – вернейший способ заставить человека выведать худшее – это держать его в неведении. Мой отец сказал, что ссора произошла из-за собственности. Но я не верю: и у нас и у них всего вдоволь. Они не вели бы себя, как мещане.

Джун вспыхнула. Это слово в применении к её отцу и деду оскорбило её.

– Мой дедушка, – сказала она, – был очень великодушен, и отец тоже; оба они нисколько не мещане.

– Так что ж это было? – повторила Флёр.

Видя, что эта юная представительница семьи Форсайтов упорно добивается своего, Джун сразу решила помешать ей и добиться чего-нибудь для себя.

– Почему вы хотите знать?

Девушка понюхала розы.

– Я потому хочу знать, что от меня это скрывают.

– Хорошо. Ссора действительно произошла из-за собственности, но собственность бывает разная.

– Час от часу не легче. Теперь я действительно должна узнать.

По решительному личику Джун пробежала судорога.

Волосы, выбившиеся из-под круглой шапочки, растрепались. Сейчас она казалась совсем юной, словно помолодела от встречи.

– Зн-аете, – сказала она, – я видела, как вы бросили платок. Между вами и Джоном что-нибудь есть? Если да, откажитесь от этого.

Девушка побледнела, но всё-таки улыбнулась.

– Если есть способ меня принудить, то во всяком случае не такой.

В ответ на это смелое заявление Джун протянула руку.

– Вы мне нравитесь; но я не люблю вашего отца; я никогда его не любила. Ведь мы можем говорить откровенно?

– Вы приехали, чтоб сказать ему это?

Джун засмеялась.

– Нет, я приехала, чтоб видеть вас.

– Как мило с вашей стороны!

Девушка хорошо парировала удары.

– Я в два с половиной раза старше вас, – сказала Джун, – но я вам вполне сочувствую. Возмутительно, когда человеку ставят палки в колёса.

Флёр опять улыбнулась.

– Право, мне думается, вы должны все мне рассказать.

Как упорно этот ребёнок гнёт свою линию!

– Это не моя тайна. Но я испробую всё, что от меня зависит, потому что, по-моему, и вы и Джон должны это внать. А теперь я с вами прощусь.

– Вы не подождёте папу?

Джун покачала головой.

– Как мне попасть на тот берег?

– Я вас перевезу на лодке.

– Вот что, – порывисто сказала Джун, – когда будете в Лондоне, загляните ко мне. Возьмите мой адрес. По вечерам у меня обычно собирается молодёжь. Но отцу лучше не говорите.

Девушка кивнула в знак согласия.

Наблюдая, как она управляется с вёслами, Джун думала: «Она прехорошенькая и отлично сложена. Никогда бы я не подумала, что у Сомса будет такая красивая дочь. Они с Джоном составили бы очаровательную пару».

Инстинкт подбора пар, не нашедший в своё время удовлетворения, никогда не засыпал в Джун. Она стояла, наблюдая, как Флёр гребёт обратно; девушка выпустила весло, чтобы махнуть рукой на прощание, и с болью в сердце Джун побрела лугами над рекой. Молодое тянется к молодому, как гонятся стрекозы друг за дружкой, и любовь, как солнце, прогревает их насквозь. Её молодость! Давным-давно, когда Фил и она… А с тех пор ничего! Ни в ком не нашла она того, чего искала. И так упустила жизнь. Но какая петля затягивается вокруг этих двух юных существ, если они и вправду любят друг друга, как думает Холли, как опасаются её отец и Ирэн и даже, по-видимому, Сомс. Какая петля и какие препятствия! И тяга к будущему, живое презрение к минувшему – то, из чего образуется активное начало, – заговорили в сердце женщины, всегда считавшей, что то, чего хочешь сам, важнее того, чего не хотят другие. С высокого берега в тёплой тишине лета она глядела на кувшинки, следила за листьями ветлы, за всплесками рыб; вдыхая запах травы и таволги, думала, как принудить каждого быть счастливым. Джон и Флёр! Бедные неоперившиеся утятки – жёлтенькие, несчастненькие! Как их жалко! Несомненно, можно что-то сделать. С таким положением нельзя мириться. Джун пошла дальше и пришла к вокзалу разгорячённая и сердитая.

В тот же вечер, следуя своей склонности к прямому действию, из-за которой многие её избегали, она сказала отцу:

– Папа, я ездила посмотреть на Флёр. Я её нахожу очень привлекательной. Нехорошо нам прятать голову под крыло.

Джолион, поражённый, отставил свой ячменный кофе и сгрёб в кулак бородку.

– Но ты именно это и делаешь, – сказал он. – Представляешь ты себе, чья она дочь?

– Мёртвое прошлое пусть хоронит своих мертвецов .

Джолион встал.

– Есть вещи, которые нельзя похоронить.

– Я не согласна, – сказала Джун. – Это то, что стоит на пути ко всякому счастью и прогрессу. Ты не понимаешь нашего века, папа. Он отбрасывает всё изжитое. Почему тебя так страшит, что Джон узнает все о своей матери? Кто теперь придаёт значение таким вещам? Брачные законы и посейчас те же, какими были в то время, когда Ирэн и Сомс не могли получить развода и пришлось вмешаться тебе. Мы ушли вперёд, а законы остались на старом месте. Поэтому никто с ними не считается. Брак без приличной возможности его расторжения – это одна из форм рабовладельчества; человек не должен быть собственностью человека. Теперь каждый это понимает. Если Ирэн нарушила подобный закон, что в этом дурного?

– Не мне возражать, – сказал Джолион, – но дело совсем не в том. Дело в человеческом чувстве.

– Конечно! – вскричала Джун. – В человеческом чувстве этих двух молодых созданий.

– Моя дорогая, – ответил Джолион мягко, но чувствуя, что теряет терпение, – ты говоришь вздор.

– Отнюдь не вздор. Если окажется, что они действительно друг друга любят, зачем же делать их несчастными во имя прошлого?

– Ты не переживала этого, прошлого. А я пережил – через чувства моей жены; пережил собственными своими нервами и своим воображением, как только может это пережить истинно любящий человек.

Джун тоже встала и беспокойно зашагала по комнате.

– Если б ещё, – сказала она вдруг, – Флёр была дочерью Фила Босини, я скорей могла бы» тебя понять. Его Ирэн любила, а Сомса она не любила никогда.

Джолион издал странный грудной звук – вроде того, каким итальянская крестьянка понукает своего мула. Сердце его бешено заколотилось, но он не обратил на это внимания, увлечённый своими чувствами.

– Твои слова показывают, как мало ты поняла. Ни я, ни Джон, насколько я его знаю, не осудили бы любовного прошлого. Но брачный союз без любви омерзителен. Эта девушка – дочь человека, который некогда обладал матерью Джона, как рабыней-негритянкой. Этого призрака тебе не прогнать; и не пробуй, Джун! Ведь ты требуешь от нас, чтоб мы смотрели спокойно, как Джон соединится с плотью от плоти человека, который владел матерью Джона против её воли. Незачем смягчать выражения; надо выяснить раз навсегда. А теперь прекратим разговор, или мне придётся просидеть так всю ночь.